Страница 44 из 99
- У-у-у… - дернула я ее за усы. – Продалась ему за глоток воды, да?
Кошка фыркнула, оттопырив нижнюю губу, и ударила меня лапой по носу. В ответ я куснула ее за жесткую подушечку.
- Тьфу!
Грозно зарычав, Уголек прыгнула, и мы покатились по плацу, заставляя солдат, вышедших на тренировку, делать отвращающие знаки. Ну да, горная патера - это вам не домашний крысолов. За два года Уголек выросла почти втрое, уже сейчас ее вес превышал мой, а когти больше походили на кинжалы. Она никогда их не выпускала, когда мы дурачились. Пьяному торговцу, дернувшему ее за ухо, повезло меньше.
- Госпожа!
В нескольких шагах от меня замер мальчик-слуга. Глаза как блюдца.
- Чего тебе? – высунулась я из-под кошачьей лапы.
- Господин Тимар ждет вас.
Когда Йарра сказал, что моим учителем будет Рох, я понадеялась, что больше никогда не увижу справочников по статистике и простейшей механике. Ага, размечталась. Ко всему этому еще и алхимия добавилась. Вот зачем это мне, а?
При следующей встрече брошусь графу в ноги, пусть хоть от чего-нибудь избавит. Я и так уже умею и знаю больше иного оруженосца. К своим тринадцати я попадаю в цель из арбалета с сорока шагов, хорошо плаваю и отлично езжу верхом, умею взбираться по канату, делать сальто, колесо, даже жонглировать! Прекрасно говорю на лизарийском, неплохо на меотском, могу объясниться на паре островных наречий, умею подбивать бухгалтерский баланс и стенографировать, я даже с основами архитектуры знакома! Светлые, ну зачем мне все это?..
И так изо дня в день. Утро – тренировка с Учителем, завтрак, полчаса-час свободного времени, которое я проводила в зверинце или в леваде – одну за ворота замка меня не выпускали под страхом смерти. Не моей, само собой, и стража следила в оба глаза. Потом снова тренировка – иногда на полосе препятствий, часто, почти всегда, эта проклятая статика. «Однажды ты почувствуешь живой комок перед ладонями. Упругий и теплый. И тогда станет легче», - было написано в одной из книг об искусниках. Чем дольше я тренировалась, тем больше мне казалось, что все это выдумки.
Уголек, потешно скалясь на служанок, гордо шествовала впереди. Дурные они, эти островитянки. И трусливые – вон как шарахаются.
- Хей, - окликнула я одну из них, худую девчонку чуть старше меня. Времена, когда я всех горничных знала по именам и даже помогала им, давно прошли. – У меня на рубашке рукав порвался, - показала я прореху в полотне. Чужеземное слово «кимоно» мне не нравилось, веяло от него Рохом, и я упорно звала верх тренировочного костюма рубашкой. – Зашьешь, и скажи прачкам, чтоб к утру костюм был сухим. И заодно спроси портниху, когда будет готов второй.
- Да, госпожа, - пролепетала она, не поднимая глаз.
До обеда с Тимом у меня было полчаса, чтобы помыться. Перешагнув через пропитавшийся потом костюм, я голышом пошлепала в ванную. Жарко…
Такая погода была не редкостью в наших местах, и за ней следовали жуткие грозы с молниями, оплавляющими верхушки гор. Последний дождь был месяц назад, и теперь долина изнывала от духоты в ожидании бури.
Служанка подобрала рубашку, штаны, белье.
- Я могу идти? – спросила она, заворожено глядя на пантеру, развалившуюся на прохладных плитах пола.
- Угу, - не поворачиваясь, ответила я, набирая себе ванну. – Нет, подожди! Туфли тоже почисти!
- Да, госпожа.
Я со стоном наслаждения опустилась в прохладную воду. Помню, лежала и вспоминала симптомы теплового удара, соображая, можно ли объяснить им сменяющие друг друга приступы жара и озноба, ломящую поясницу и ноющий живот.
- Плохо мне, - проныла я Угольку.
Пантера сочувствующе заворчала, оперлась лапами о бортик ванны. Заинтересованно принюхалась к воде.
- Не смей, - спихнула я ее. – После залезешь.
Я несколько раз окунулась с головой, промывая слипшиеся от пота волосы. Покряхтывая, как старуха, и хватаясь за поясницу, вылезла из воды. Может, продуло? Подстыла?
Промокнув волосы полотенцем, пошла на свою половину покоев – Тим по-прежнему держал меня под боком. Переоделась в чистые бриджи и блузу с прорезями на рукавах, провела расческой по волосам и заодно взбила кудряшки Катрине – фарфоровой кукле в половину моего роста, подаренной графом на одиннадцатилетие. Помню, как удивилась, когда Йарра кивком указал на коробку, перевязанную розовым бантом.
- Это мне?
- У тебя ведь сегодня день рождения? – вопросом на вопрос ответил граф.
Закивав, я стянула ленту – терпения, чтобы развязать узлы, не хватило. Внутри, обложенная со всех сторон ватой, лежала кукла в ярко-изумрудном платье. Большая, фарфоровая, с золотисто-рыжими кудряшками, уложенными в высокую прическу. Красавица.
Ахнув, я выхватила куклу из коробки. Держала ее на вытянутых руках, рассматривала, боясь испортить наряд или растрепать прическу. У нее сгибались руки в локтях и ноги в коленях, алел румянец на фарфоровых щечках, а с пояса свисали зеркальце, расческа и веер.
- Спасибо, господин!
Куклой я любовалась, восхищалась, иногда усаживала рядом, но никогда не играла. Не умела. Да и какие могут быть дочки-матери с этой красавицей? Мять ей платье, укладывая под одеяло? Пачкать личико, поднося к губам чашку чиара? Вынести во двор замка и поставить ножки в серебряных туфельках в пыль? Катрина жила на трюмо, кокетливо поглядывая на меня из-за раскрытого веера.
Тимар же весь вечер проходил сычом, хотя его подарок, берет с пером цапли, я натянула сразу. А на следующий день пристал с расспросами – как далеко ускакала кобыла с графом в ту памятную ночь нападения мантикоры.
- А тебе не приходило в голову, что господин просто поблагодарил меня за спасение?
- Граф? Благодарит? Ха-ха.