Страница 30 из 99
- Хорошо, - тихо сказал он, глядя на стремительно темнеющее небо. Частые, крупные звезды мерцали над головой, отражались в воде, и мне казалось, что еще немного – и нас прибьет к лунному берегу.
Тим подхватил меня подмышки и уложил себе на грудь, поплыл к отмели.
- Простудишься, - пресек он мои протесты.
Клацая зубами от ветерка, холодившего мокрую одежду, я быстро переоделась в сухое. Хорошо Тимару – только бриджи сменить. Мне же он категорически запрещал плавать в одних портках – неприлично.
- Тим?
- Что?
Кони шли шагом – в замок ни я, ни брат не торопились, и на меня напала болтливость.
- А как ты оказался на службе у графа?
- Мой… Наш отец, барон Орейо, пропал без вести, и мои… Наши,- снова поправился Тим, - земли находятся под патронажем князя. И он никому не отдаст месторождения электрума. А если буду дергаться и пытаться предъявить права на феод – тоже исчезну. Йарра пообещал уничтожить того, кто отдал приказ устранить отца… И я теперь весь его. С потрохами, - зло сказал парень.
Короткие, рубленые фразы, из которых по частям собиралась картинка. Так было всегда, когда Тима заставали врасплох – велеречивость пропадала, оставалась лишь сухая выжимка.
- А ты знаешь, кто виновен?
- Советник Дойер, - сплюнул Тимар.
- Отец Сорела?
- Того толстяка, что тебя защищал, ага. Он же должен был стать моим опекуном, если бы господин Раду не опередил этого ублюдка!
Вдали показались замковые огни.
- Тим?
- Что?
- А как ты стал оруженосцем у… У НЕГО?
- Я очень постарался стать для Стефана незаменимым. Не спрашивай, что это значит, не лезь в эту грязь.
Я примерно догадывалась, но уточнять не стала.
- По приказу Йарры?
- Да.
- Тим? А откуда ты так много знаешь?
- В смысле? – Тимар аж повернулся в седле.
- Ну… Языки, бухгалтерию, - растерялась я от такой реакции.
- А, ты об этом. – Тимар все-таки взял себя в руки и начал рассказывать. - Я с пяти до тринадцати лет, пока отец был жив, жил в пансионате. Там нас всему учили – чтению, письму, математике, языкам, манерам… Я был, вроде как, гордостью учителей, - хмыкнул брат. - А потом нашли этот брыгов электрум, и отец пропал. В тот же день меня отчислили без объяснения причин. Отдали остаток денег за год и оставили в приемной дожидаться нового опекуна. Я сбежал… Думал найти отца. А господин Раду перехватил меня в придорожной таверне и предложил службу.
- И ты согласился.
- А у меня был выбор? …Ты есть не хочешь? – резко сменил тему Тимар.
- Хочу, - оживилась я. Что-что, а на аппетит я никогда не жаловалась.
- Тогда распорядись на счет ужина, а я лошадей в конюшню отведу.
Я птицей слетела с седла, чмокнула Ворону в бархатный нос и побежала на кухню. Главного повара уже не было, только кухарки, переговариваясь, домывали посуду и чистили на завтра овощи. Меня до сих пор немного коробило, когда женщины прерывали работу, чтобы поклониться. И вообще, на кухне я себя чувствовала ужасно неуютно.
- Добрый вечер, приготовьте, пожалуйста, ужин на двоих у нас в комнате, спасибо! – И стрелой вылетела за дверь, едва не сбив слугу с ведром молока.
- Куда пре..! Простите, госпожа, - проглотил ругательство мужчина и тяжело затопал по лестнице.
Галия очень любила принимать ванны с козьим молоком, считая их панацеей от увядания кожи. Я только головой крутила – ей всего двадцать четыре, а выглядит она куда лучше шестнадцатилетних служанок, какое там увядание! Только молоко переводит.
Вообще, с того момента, как я узнала, что Галия, как и я, смесок, графская любовница растеряла большую часть своего божественного ореола. И смотрела я на нее уже не только восхищаясь, но и завидуя – а чем я хуже? Да ничем! Зеркало, Тимар и Рина твердили, что я очень хорошенькая, мне даже волосы красить не придется! А глаза… Ну, у графа они тоже не райанские, кровь прапрабабки с Островов отозвалась, но мне очень интересно, что останется от человека, посмевшего оскорбить Йарру смеском. Он ведь даже стражу звать не станет, сам порежет наглеца на ленточки.
Зависть, к слову, оказалась ничуть не менее действенным стимулом, чем насмешки. Высунув кончик языка от усердия, я старательно выводила буквы, подражая тонкому, изящному почерку Галии. Одну за другой произносила скороговорки, напихав, как хомяк, за щеки мелкие камушки, чтобы исправить произношение. До головной боли сидела над учебником по математике, зубрила лизарийский, порой мешая родной язык с иностранными словами, читала по ночам «Легенды Льетта» и до кровавых мозолей тренировалась на полосе препятствий.
17
Лето и осень пролетели незаметно. Я ела, спала, тренировалась, и очень, очень много училась. Безумный график больше меня не тяготил – я сама вскакивала с постели чуть ли не раньше Тимара и бежала на турнирное поле. Пять кругов постепенно превратились в семь, потом в десять, в двенадцать и, наконец, в пятнадцать. После этого Тим перестал наращивать расстояния, и командовал мне ускоряться на произвольных промежутках. Со стороны казалось, на произвольных. Мне, за полгода изучившей эту брыгову дорожку, как свою пятерню, было понятно, что все ускорения приходились на немногочисленные ухабы.
Я свободно отжималась и подтягивалась, на тонких прежде руках и чуть сутулой спине появились мышцы, а благодаря ежедневному, почти часовому сеансу растяжки, я не стала похожа на тяжеловоза, оставаясь, как говорил Тим, «ты-же-девочкой». Он все пытался запретить мне стричь волосы, но я не слушалась, безжалостно кромсая шевелюру, стоило прядям достичь плеч. Мне хватало и того, что губы неожиданно стали пухлее, ярче, выделяясь на бескровном лице. Я все время старательно их поджимала. Зато Тимар приучил меня к маникюру, всего лишь обронив, что так можно избавиться от постоянно кровивших заусенцев. Я только фыркнула, глядя, как он полирует ногти. Но, когда в очередной раз зацепилась за кружево рубашки заскорузлым кусочком кожи и рванула… Ух-х!.. Больно… Да, в результате я тоже завела себе маленькие ножнички и пилку а-ля Тим. И, страшно сказать, миндальное масло, которое, как и брат, втирала в кожу рук.