Ледовая книга

Вечер. По правому борту, милях в полутора от «Кооперации», движется корабль. Наверно, он прошёл через Суэц и направляется в Австралию. Он точно такого же цвета, как и серые облака над водой, и кажется их клочком. Две его мачты похожи на спички, на вершинах которых виднеются две безмолвные и неподвижные точечки белых огней. Чудится, будто этот корабль нагружен Временем и Пространством, столь нам враждебными.

2 апреля

Наконец вышли на большую дорогу…

Утром, часов в шесть, увидели первую после Австралии землю. Это Африканский материк, Итальянское Сомали, мыс Гвардафуй. «Кооперация» обогнула его полукругом и вошла в Аденский залив. Прощай, океан! Или до свидания? Кто знает? Я писал и думал о нем несправедливо. Конечно, океану все рано — от моих слов и мыслей он не станет ни лучше, ни хуже, не вздумает на меня обижаться. Он велик — велик и в спокойствии и в гневе. Вспоминается мудрый Платон, его «учение о душе». По мнению Платона, душа состоит из трех частей: 1) разума, 2) нетерпения и 3) вожделения. В «колесницу души» Платона запряжено два коня — конь нетерпения и конь вожделения. А в колеснице восседает разум. К сожалению (это мы очень хорошо знаем по описанию мореплаваний), в океане и конь нетерпения и конь вожделения самовольно забираются в колесницу, запрягают вместо себя разум и начинают его подхлёстывать. И тогда мы уже не можем смотреть на океан с тем же спокойствием, с каким он глядит на нас. Эти мудрые строки будут моим прощальным словом к Индийскому океану.

По левому борту, уже исчезая в мерцающей дымке зноя, тянется Сомали. Около маяка, расположенного на самом верху мыса Гвардафуй, оно было совсем близко от нас — в километре, в полутора. Бурные, светло-бурые, местами бледно-жёлтые скалы, лишённые растительности и влаги. Они круто обрываются в море, и их раскаляет солнце. Между скалами к синей воде спускаются низкие, безжизненные и бесцветные долины, занесённые песком пустыни и похожие на реки или на языки глетчеров. Ни одной рыбачьей лодки, ни одного дома, ни одной живой души на этом одиноком и грустном берегу. На фоне бурой, освещённой солнцем скалы показывается высоко выпрыгнувшая из воды рыба, с плеском она падает обратно — наверно, в подстерегающую её пасть.

Кораблей здесь больше. Но Аденский залив достаточно широк, чтобы они оказались за горизонтом. Мы видим лишь те, которые направляются в Австралию или идут вдоль восточного берега Африки на юг.

Видим первых акул. Они, правда, лишены всякой агрессивности и, проплыв некоторое время перед кораблём, исчезают. Безобразная всё-таки рыба. Эта тупоконечная голова обжоры, эта грязная окраска и наглые движения! Невольно покрепче вцепляешься в поручни. Птиц здесь больше, но все же не так много, как могло бы быть вблизи от берегов. По воде плавают зеленые водоросли, очевидно, оторвавшиеся ото дна.

После долгого перерыва ветер вновь становится попрохладнее. И впервые после экватора вода в бассейне опять начинает освежать — 24 градуса. Температура воздуха 27 градусов.

С сегодняшнего дня живём по московскому времени. В течение рейса из Австралии у нас было шесть двадцатипятичасовых суток: аделаидское время на шесть часов опережает московское. Теперь мы будем придерживаться московского времени и на порт-саидской, и на александрийской, и на дарданелльской, и на одесской долготе. Все-таки хоть что-то устойчивое.

4 апреля

Утром прошли Баб-эль-Мандебский пролив и вошли в Красное море. Слева от нас Африка, справа — полуостров Аравия. Наконец-то небольшая волна и тёплый гул моря. Ветер — с кормы. Идём для себя неплохо — за последние двадцать часов покрыли двести пять миль.

После обеда слева от нас остался остров Цугар — один из крупнейших в Красном море. Очень близко от него, местами всего в километре, проходит большой морской путь. Удивительный пейзаж: чёрные конусообразные горы (высота Футы, самой большой горы Цугара, 2047 метров), тёмные каменистые склоны, и все это затянуто столь свойственной Красному морю почти бесцветной жёлто-серой дымкой, смягчающей резкость контуров. Странно плыть по таким синим, большим и весело шумящим волнам, над которыми столько пыли. Пустыня врывается в море, во рту пересыхает, в глазах щиплет, а на зубах скрипит тонкая, невидимая песчаная пыль. Когда ветер дует с Аравийского полуострова или с пустынного Африканского материка, песчаная пыль сужает видимость до пятидесяти метров.

Справа от нас остаётся остров Абу-Али. Это крутые скалы того цвета, каким обозначают на картах пустынные плоскогорья. На вершине острова маяк. Сколько мы ни разглядывали в бинокли и простым глазом скалистую стену, обрывающуюся в море, но так и не сумели найти место, где мог бы пристать корабль или шлюпка. Странная, наверно, одинокая и по-арабски задумчивая жизнь у команды такого маяка: вокруг — морская синева (Красное море очень синее, даже темно-синее), на востоке — Цугар со своим ландшафтом дантовского «Ада», в воздухе — песчаная пыль, а в небе — большое солнце, как во время лесных пожаров. Корабли проходят, идут с юга и на юг, и хотя волны их килевой струи, похожей на рыбий хвост, достигают скал Абу-Али, но сами суда, очевидно, остаются для обитателей маяка такими же далёкими, как ночные звезды.

Много кораблей, в основном наливных танкеров. Здесь, в Красном море, я видел самое красивое из зрелищ, какие когда-либо наблюдал в плавании. Нам встретился датский танкер «Анна Марска» — водоизмещением в тринадцать тысяч тонн, с белыми палубными надстройками, с небесно-голубым корпусом. Все в нём — и его стройное вытянутое тело, и какая-то устремлённость каждой линии вперёд, и венок белой пены на голубой груди — заставило нас залюбоваться этим кораблём, словно красивым человеком. До чего же прекрасным бывает иной корабль — настоящая стальная сказка! Мы ещё следили за удаляющейся «Анной», как тут же появился, разрезая небесно-голубой грудью воду и ветер, её абсолютный двойник «Эмма Марска». Они шли одним курсом по направлению к Баб-эль-Мандебскому проливу, становились все меньше и наконец исчезли в реющей над морем песчаной пыли, словно две сказочные сестры — в росистом тумане над костром Ивановой ночи.

Вечером на палубе показывают «Броненосец „Потёмкин“. Сквозь ванты над экраном вниз смотрит луна, а по обоим бортам проплывают огни судов.

5 апреля

Санитарный аврал. Моем с Куниным (наверно, в последний раз) свою каюту и натираем до блеска медные части.

6 апреля

Море чудесное. Прохладный, самый приятный встречный ветер. Скорость хорошая. Дня через три-четыре прибудем в Суэц.

Уже не помню точно, сколько раз по пути из Мирного в Красное море менялся наш маршрут. Сначала говорили, что мы поплывём в Европу через Кейптаун. Потом — что прямо на север и что первый порт следования неизвестен. Потом называлась Австралия — Мельбурн. Затем — Веллингтон в Новой Зеландии, где надо забрать морскую экспедицию и откуда, возможно, придётся возвращаться на родину через Панамский канал. Наконец появилось что-то определённое — Аделаида. С самой же Австралии и до нынешнего дня наиболее устойчив был следующий вариант возвращения: через Суэцкий канал в Александрию, где мы должны были пересесть на «Победу», отходящую из Александрии 19 апреля и приходящую в Одессу 25-го. При этом варианте мы пробыли бы в Египте целую неделю.

С сегодняшнего утра все только и говорят что о новом маршруте к Пирею в Греции, где пересядем на пассажирский пароход «Крым». «Крым» покидает Грецию уже 13 апреля. Так что мы, возможно, попадём домой на целую неделю раньше. Однако я думаю, что это ещё не последний вариант.

Несмотря на то, что эти новые предположительные маршруты порождают в душе известную неуверенность, они все же являются превосходным развлечением в монотонной судовой жизни. Странствуешь мысленно по путям, на которые твоя нога никогда, может быть, и не ступит, хотя за это и нельзя поручиться.