Страница 8 из 35
Ярослав ушёл из школы, попросил одного из малышей незаметно вызвать на улицу Женьку, и они отправились к Инне Яковлевне пешком. Снова шёл дождь, в мутных лужах вздувались пузыри, плавали щепки, окурки, разный мусор. Ветер трепал ветки тополей и клёнов, крупные капли барабанили по листьям. Серое низкое небо нависло над городом. Всю дорогу Женька бормотала нечто нечленораздельное, и из этого потока слов можно было разобрать только: “з-з-замёрзла, х-холод, б-блин”…
К дому Инны Яковлевны и Ярослав и Женька насквозь промочили ноги и до колен заляпали грязью джинсы. Оставляя за собой грязные следы, они поднялись на пятый этаж и Ярослав, с трудом справляясь со сбившимся дыханием, позвонил. В проёме отворившейся двери показалась Инна Яковлевна.
— Здравствуйте, — сказала она радостно. — Я думала, вы вчера придёте…
Ярослав и Женька вошли в прихожую. Просторную и пустую. В ней уже не было ничего, что делает дом жилым: ни коврика у двери, ни вешалки, ни абажура на потолке. Только стены, поцарапанный пол и стопка книг у входа в комнату. У Ярослава перехватило в горле — так потерянно и сиротливо выглядела квартира. Хорошо, что он не видел такой свою… Коридор без его велосипеда, без календаря, который он каждый год наклеивал на дверку стенного шкафа, без телефонного аппарата, звонящего так громко, что стёкла дребезжали… Ему было бы очень тяжело это увидеть. Хорошо, что баба Валя успела разобраться со всем, пока он лежал в больнице. Он запомнил свой дом только жилым…
— Ой, у вас ноги совсем мокрые! — заволновалась Инна Яковлевна. — Разувайтесь! Только вот сушить негде. Разве над газом. Плита-то осталась… Давай, Ярославик, помоги Жене.
— Да не надо, — сказал Ярослав, — Вы не волнуйтесь. Мы на минутку. Только попрощаться. Мы Вас не станем отвлекать. Тем более меня Вера Ивановна вообще не отпустила.
— Ярославик, — Инна Яковлевна подошла поближе и обняла их с Женькой одновременно. Не обращая внимания, что они мокрые и холодные, — чудо ты моё! Надо было мне позвонить, я бы договорилась… Зашли бы, посидели.
— Да ладно теперь, — пробормотал Ярослав, — да Вы и торопитесь, наверное.
— Тороплюсь. Муж-то с пацанами уже к родственникам уехали. Я вот жду новых хозяев — ключ отдать. Сижу вроде дома, а дом и не мой… Странно, верно? Но с тобой, Ярославик, нам надо поговорить. Тебе я хотела сказать: что бы ни случилось, обязательно занимайся. Это очень важно. У тебя способности, их надо развивать. Понимаешь?
Ярослав осторожно отстранился от Инны Яковлевны, посмотрел ей в глаза и кивнул.
— Я тебе оставлю учебники, книжки, буду часто тебе писать. Ты отвечай мне, ладно?
— Ладно.
— Потом, глядишь, и приедешь в гости. Мои пацаны всё время спрашивают, приедешь ты или нет.
Ярослав вспомнил сыновей Инны Яковлевны — смешных близнецов-третьеклассников, снова кивнул и, чувствуя, что вот-вот разревётся, сказал:
— У нас новый воспитатель тоже понимает по-немецки. Может, я с ним буду говорить.
— Да, хороший воспитатель, — поддержала его Женька, глупо улыбаясь.
— Вот видишь, как тебе повезло! — Инна Яковлевна взъерошила ему волосы. — Разговорный язык надо тренировать, если есть возможность.
— Я буду, — пообещал Ярослав. — И писать Вам буду. И приеду потом. Обязательно.
— И меня возьмёт, — заявила Женька.
— Всё, — Ярослав сделал шаг к порогу, — нам пора. До свидания!
— Возьми книги, — Инна Яковлевна подняла с пола стопку книг и протянула ему. — Подожди, не в руках же ты их понесёшь. Промокнут. Я сейчас дам тебе пакет.
Она скрылась в комнате, а Женька толкнула его локтем:
— Ты чего, реветь собрался?
— Собрался, — Ярослав вытер рукавом намокшие глаза. — Тебе-то что?
— Ничего, — Женька дёрнула плечом.
Инна Яковлевна вернулась, подала Ярославу пакет с книгами. Поверх них лежало ещё что-то. Ярослав сунул в пакет руку и вытащил красивую кружку с пузатыми медвежатами. Рядом была ещё одна.
— Это вам с Женей. Одинаковые.
— Спасибо, — просияла Женька. — Какие мишки балдёжные!
Ярослав сделал ещё одну попытку не заплакать, но теперь уже ничего не получилось. Он пробормотал “До свидания” и выскочил в подъезд. Через несколько секунд его догнала Женька:
— Подожди, не беги так! Я отстану.
Ярослав выбежал на улицу, где хлещущий потоками дождь смыл с его щёк слёзы, и остановился:
— Жень, а тебе совсем всё равно, что она уезжает?
— Ну, не совсем, — возразила Женька. — Хорошая тётка. Лучше бы Верка куда-нибудь свалила. Так с неё не дождёшься! Ладно, давай руку.
Ярослав автоматически подал Женьке руку, и они медленно отправились обратно в детский дом. Инна Яковлевна, самый добрый и понимающий, по мнению Ярослава, воспитатель, уезжала навсегда. Теперь не будет вечеров в воспитательской, когда любое русское слово Инна Яковлевна ему запрещала, и они общались только по-немецки. Не будет чая с конфетами, никто не обнимет Ярослава так, как раньше обнимала мама, не погладит по голове. Никто не будет выделять его среди других воспитанников, и в детском доме не останется никого, кто верит в него и верит ему. Правда, Сергей Фёдорович тоже, вроде бы, неплохой человек. Но что ему Ярослав? Что Ярослав директору, Фроське, Вере Ивановне? Детдом — тот же конвейер. Выпустили — набрали. Проследили, чтобы все учились и никто ничего не натворил. Хоть кто-нибудь из работающих здесь думает о той же Женьке Воробьёвой в свободное время? Конечно, нет…
— Das Ende, — сказал Ярослав грустно.
— Чего? — не поняла Женька.
— Конец, говорю, — пояснил Ярослав и, дёрнув Женьку за руку, быстро пошёл. Грязь чавкала под подошвами, приходилось постоянно перепрыгивать через лужи. Они уже одолели половину пути, как Женька вдруг остановилась и удивлённо сказала:
— Смотри, какой котёнок.
Котёнок был маленький, серый и мокрый. Он жался под навесом у магазинчика и дрожал.
— Красавчик, — залепетала Женька, опускаясь перед котёнком на корточки, — ма-аленький, холодно тебе…
Ярослав присел рядом.
— Погладь, — потребовала Женька, беря котёнка на руки и пристраивая себе на коленки. Ярослав провёл по мокрой шёрстке двумя пальцами:
— Дрожит.
— Давай возьмём его себе. Пусть живёт с нами, — Женька посмотрела на Ярослава и поднесла котёнка к своему лицу: — Ну, дурачок, пойдёшь жить к нам?
Котёнок жалобно пискнул.
— Он согласен, — радостно сообщила Женька. — Я очень таких лапочек люблю. У меня много кошек было. Я их с улицы таскала, а мамка не прогоняла. А один раз у меня взрослая кошка принесла котят. Они, пока слепые, вообще такие смешные… За молоко дерутся, толкаются. У тебя были когда-нибудь кошки?
— Нет, — вздохнул Ярослав, — мне мама не разрешала. У неё аллергия была на шерсть. У меня рыбки были. Сомики. В большом аквариуме.
— А у меня кошки, собачки жили, а один раз мышка в баночке, только её один материн кореш выкинул — она воняла здорово. Мы с братом потом искали, не нашли. Думаю, он её всё-таки убил, перед тем, как выкинуть.
— У тебя брат есть? — удивился Ярослав. От Женьки он раньше слышал только о матери, да о тётке.
— Был, — Женька продолжала тискать и целовать котёнка. — Его на дороге машиной задавило.
Ярослав вздрогнул.
— Он был самый мне родной человек, — сказала Женька. — Я, когда у тётки бываю, всегда к нему на могилу хожу и там плачу. Ты дорогу аккуратно переходи, ладно?
— Ладно, — тихо сказал Ярослав. Стало жаль Женьку и её брата, а заодно вспомнилась собственная боль. Всё внутри заныло, как будто его самого только что сбило машиной. — Ну, пойдём?
— Пойдём, — Женька сунула котёнка за пазуху. — Устроим его пока в теплице, а там видно будет.
Пока они добрались до детдомовской теплицы, Ярослав промок так, что его можно было выжимать. А Женька прижимала к груди маленькое существо и радовалась.
— Будем его кормить, — говорила она, — ему совсем немного надо. И сделаем ему постельку в коробке. Тут где-то есть коробки. Я ему подстилочку завтра на кружке сошью. А пока положим что-нибудь старое. Только что?