Страница 14 из 24
Сколько раз охотники в тайге белые человечьи косточки находили, выходит, ходил-ходил человек, выбился из сил и пропал.
«Нет, нельзя поддаваться страху», — отогнал от себя мрачные мысли Василек. Он вспомнил, как дед Егор Трофимович, с которым вместе пастушил, не раз говорил ему: «Если заблудишься, не падай духом, а старайся спокойно отыскать дорогу. Тайга сильных любит. Бывает, люди неделями блудят в лесу, а все же выбираются к дому. И я к чуму выйду».
Многое перенял мальчишка от деда. Тот объяснил ему, что муравьища всегда расположены на южную сторону и что веток у деревьев больше тоже с южной стороны. Научил, как можно обходиться без часов и три раза в сутки коровушек на дойку пригонять вовремя. Узнал от него Василек и как костер можно развести даже при ливневом дожде, и где сухие дрова найти. Советы старого пастуха сейчас ему очень пригодились.
Да и закалка у мальчишки была немалая. Поскотина у них находилась в лесах, на болотах, около озер и небольших речек. И не одну ночь провел Василек у костра или забравшись от комаров на елку. Это тоже помогало преодолевать ему трудности.
Но оказалось, что самое трудное еще только начиналось. Неожиданно пастушок почувствовал, что земля убегает у него из-под ног и его качает, будто в детской зыбке. Он понял, что оседает в болото.
Вот уже и в голенища сапог залилась вода. Попробовал по одной вытащить ноги, но не тут-то было. Зыбун всасывал с такой силой, что прошел миг, и Василек оказался по пояс в болоте.
Черная жижа со слабой зелененькой травкой на некоторых участках колыхалась от ветра, выбрасывая пузырьки одуряющего газа. От старания выбраться Василек только глубже уходил в трясину. И, почувствовав приближение смерти, надрывно закричал:
— Жить хочу! Помогите!!!
Но его вопль, взорвав тишину, безответно утонул в вязком от влаги воздухе. В отчаянии оглядевшись кругом, парнишка заметил в метре от себя карликовую березку на кочке и изо всех сил рванулся к ней. Ухватившись за тонкую веточку, он стал медленно и осторожно вытягиваться из сапог, которые не отпускал зыбун. Как Василек благодарил в душе Бога за то, что сапоги оказались большого размера. Это и спасло его.
Обняв березку, парнишка горько размышлял: «Как же я теперь без сапог по лесу пойду? Даже портянки в сапогах остались…». Да и до леса еще надо было добраться. Всего каких-то полста метров отделяют теперь его от Василька, но это было топкое болото. Даже такие сильные звери, как лоси и медведи, обходят такие гиблые места стороной. А уж если охотники выгоняют их на топь, гордые звери кланяются болоту — на брюхе переползают зыбун. В этих случаях совестливые охотники даже прекращают преследование.
Василек решил последовать примеру зверей: как ни страшно было ложиться в холодную жижу, но пришлось. Он пополз, не останавливаясь ни на минуту, и так, метр за метром, преодолел зыбун и выбрался к спасительному лесу. Грязная вода стекала с него ручьями, но под ногами он чувствовал теперь плотную почву, и это было главное.
Устремившись в глубь леса, парнишка увидел краснеющую рябину и, сорвав большую гроздь, жадно стал есть тронутые морозцем сладко-горькие ягоды. Пырх! Пырх! Пырх! Это вспорхнула у него из-под ног семейка рябчиков. И два зайца, наполовину побелевшие и поднятые с лежки, лениво разбежались перед ним. Как деревенские куры, прохаживались неподалеку непуганые тетеры. А шагах в двадцати от него замер огромный глухарь: голова задрана высоко, и пышный хвост распушен веником.
Непогода загнала птицу в чащу. Василек бережно погладил вороненый ствол и сглотнул слюну. «Эх, был бы хоть один патрон, заряженный дробью, — наелся бы я мяса!»
Рябина только разожгла аппетит. Парнишка пожалел, что мало сорвал ее. Но возвращаться не стал: авось еще встретится на пути.
Но дальше пошел угрюмый ельник: ни просвета, ни прогала между деревьями. Хотя бы звериную тропу встретить — и то легче: не надо тогда продираться через бурелом и непролазные дебри.
Выбившись из сил, пастушок облюбовал косматую старую ель и, опустившись под ней на мох, стал пальцами разминать распухшие ступни. «Зарыться бы сейчас в сено да выспаться как следует в тепле, — подумал Василек. — Но где там…»
Скользнув взглядом по стволу дерева, парнишка увидел сквозь ветви крупную голову с ветвистыми рогами и могучую грудь лося. Он дремал, укрывшись в густом ельнике от ветра.
Вот уши лося шевельнулись в сторону Василька, и зверь, подняв горбатую, с отвислой губой, морду и втянув ноздрями воздух, не мигая, уставился на пришельца своими большими водянистыми глазами. Однако поняв, что ему ничего не грозит, снова погрузился в безмятежную дрему.
«Лось старый, поэтому и стоит один. Молодые-то сейчас бьются на поединках», — подумал пастушок и потихоньку удалился от елки, чтоб не тревожить больше своего соседа.
Из болота вытекал маленький журчащий ручеек, и Василек пошел вниз по его течению. Пройдя с километр, он вышел на старую развалившуюся избушку с двумя подслеповатыми оконцами. В ней было сыро и неуютно. Потолочина выпала от дряхлости, и на полу насыпалась гора земли.
Припомнив рассказы стариков-охотников о том, как леший пугает в заброшенных лесных избушках, парнишка решил, что, пожалуй, безопаснее ночевать в лесу, чем здесь, и, закинув ружьишко на плечо, побрел прочь от развалюхи. Долго ли шел, не заметил, но только опять оказался на том месте, где встретился с лосем.
Лося, правда, здесь уже не оказалось. А горкой возвышавшийся рядом с елью муравейник был свежо разрыт. «Медведь! мелькнула догадка. — Значит, топтыгин где-то рядом!».
Василек живо представил, что медведь стоит где-то близко на задних лапах и смотрит на него из кустов. Но сколько ни вглядывался, не увидел страшного зверя. Зато обнаружил лосиные следы, перекрытые медвежьей лапой. На влажном песке крупный след медведя хорошо отпечатался и виден был на узкой звериной тропке до густого ельника. Там след терялся.
«Медведь вспугнул старого лося. На задних лапах шел. Уж не вырвался ли из капкана „санитар“? — встревожился пастушок. Но этого не может быть. С того пастухи шкуру давно уже содрали и мясо собакам бросили», — рассуждал он. И все же поспешил покинуть опасное место. Побежал по тропке, сам не зная куда. Опять продирался сквозь дебри и попал к той же развалившейся избушке.
— Проклятье! Заколдованное место. Никуда от него не уйдешь.
«Буду в избушке ночевать, коли так Богу угодно», — решил парнишка. Угол выбрал подальше от дверей, натаскал еловых веток и сел на мягкий лапник так, чтоб было видно. И окно, и дверь. Ружье на коленях, пуля в стволе.
Неизвестность страшнее явной опасности — не знаешь, чего ждать. И Василек настороженно ловил лесные звуки. Вот угрюмо и недружелюбно заухал над избушкой филин. Затем, громко шурша сухими листьями, пулей залетел в дверь горностай и, бросив свирепый взгляд на паренька, со злым стрекотом выскочил, словно ошпаренный, вон, окропив при этом избушку своими «духами».
И пастушок не выдержал — побежал. И бежал, пока не наткнулся в уже наступившей темноте на ель. К счастью, под ноги попала толстая колодина. На ощупь, надрав с березки бересты и разломав трухлявый пень, Василек стал чиркать спичками, пытаясь разжечь костер. Но спички отсырели и не загорались. Хорошо, что хоть последняя дала вспышку, и тонкая береста и сухая трухлятина пня вспыхнули.
Когда заструился столбик удушливого белого дыма и затрещали в огне еловые ветки, сразу стало веселей. Только голод давал себя знать, но о том, чтобы раздобыть сейчас какую-нибудь пищу, нечего было и думать. Повезло еще, что удалось заготовить дров на ночь.
Костер разгорелся жарко, и мокрая одежда парила. Василек подставлял к костру то спину, то грудь, согрел и ноги. Затем, завернув их в просохшую телогрейку, улегся обессиленный, повернувшись спиной к костру и подложив ладошку под голову.
Дважды над костром пролетела сова. В низине ручья ухнул филин. Тявкнула лиса, вспугивая с лежки зайца. И тут же раздался крик ребенка. Парнишка ошалело завертел головой, сжимая в руках ружье. Не сразу сообразил: да это же лиса косого прихватила на ужин, не распознал со страху-то. Эти зайцы кого хошь с ума сведут. Вспомнилось, как один мужик решил отучить длинноухих от зарода, чтоб сено не ели, и поставил капкан. Приехал за сеном на лошади, а у зарода заяц в капкане сидит и как человек кричит.