Страница 48 из 102
— Как же вы рассмотрели его внешность, если он неожиданно напал и ударил?
— На какое-то мгновение, услышав шум за спиной, я успела обернуться. Он сбил меня с ног, а когда я упала, ударил вторично… Больше ничего не помню.
Раненая вдруг ослабла и, вздохнув, откинулась на подушку. Никитин попрощался и вышел.
Все еще шел дождь. Девушка в легком плаще и в прозрачной косынке стояла под навесом подъезда, не решаясь двинуться в путь. Уже было совсем темно, но свет фонаря падал на лицо девушки, и Никитин узнал Веру.
— Вера!.. Какими судьбами? Болеет у вас кто-нибудь?
Вера застенчиво улыбнулась:
— Я же здесь работаю… Вот кончила дежурство…
— Можно, я провожу вас?
Вера кивнула.
Гремел гром, вспышки яркого света то и дело озаряли больничный двор, выхватывая из мрака то кусты, то скамьи на аллее, то кузов машины, помеченный большим красным крестом.
Гроза прекратилась так же быстро, как и началась. Никитин и Вера вместе вышли из ворот больницы.
Хлюпали под ногами лужи, капало с мокрых деревьев.
Жила Вера далеко, в слободке. Минут десять тряслись они в маленьком автобусе, ныряющем на ухабах, словно корабль на волнах. Потом пешком продирались сквозь тьму и слякоть.
Опять принялся сеять дождь.
— Это ничего, — бодрым голосом стал уверять Никитин, — дождь даже полезен бывает… Да он уже и проходит.
И тут дождь, как бы услышав эти слова, припустил с новой силой. Смеясь, парень и девушка вбежали в ближнюю подворотню. Косые струи, швыряемые порывами ветра, обдавали их мокрые лица, били по тротуару.
Вдруг Никитин повернул к Вере лицо и спросил:
— Видите, на той стороне огонь загорелся в крайнем доме? Это Прасковьи Никитичны, кажется, дом?
— Прасковьи Никитичны. Только ее нет дома. В гостях у сына она, где-то на Урале.
Вера была местная и жителей слободы хорошо знала.
— Это ж в халупе, где шофер квартирует, — взволнованно сказал Никитин.
— Живет там какой-то…
— Вот, вот.
На противоположной стороне улицы сквозь мрак светился прямоугольник окна, и две мужские тени отпечатались на занавеске.
— Значит, вернулся из рейса Щербаков, — думал Никитин. — И с ним еще кто-то в доме… Как будто все было тихо, безлюдно, а тут сразу двое… Щербаков? Но тот убит в Щиграх полгода назад… А этот?..
Несколько дней майор Гарин изучал дело об убийстве шофера таксомоторного парка Леонида Тихоновича Щербакова. Убили его преступники, бежавшие из вагонзака во время этапирования. Они проломили пол в вагоне, на ходу выпрыгнули и сумели скрыться. На вокзале в Щиграх наняли такси, чтобы ехать в Курск. За городом, в степи, напали на водителя, требуя деньги. Щербаков сопротивлялся. Его тяжело ранили ножом, отобрали документы и дневную выручку, а самого выбросили на дорогу. Через несколько минут Щербаков был подобран людьми, ехавшими в автобусе, и доставлен в больницу. Он был еще жив и даже смог описать внешность преступников. Но этому словесному портрету они и были установлены. Но найти их пока что не удалось. Через час Щербаков скончался.
Майор долго вглядывался в фотографии преступников, вклеенные в их тюремные дела. Один из них был тот, что жил под именем Щербакова. А второй?
Майор листал дело второго, перечитывая отдельные страницы, вспоминая годы войны, на которой и ему пришлось быть солдатом.
Фамилия второго преступника была Спирин. На фронте он перешел к фашистам, служил в полиции. Конец войны застал его в немецком городе, занятом советскими войсками. Спирину пришлось репатриироваться в Советский Союз. Службу у фашистов он сумел скрыть, и только много лет спустя чекисты, расследуя одно из дел о бывших гестаповцах, узнали о его службе в органах оккупантов, о связях с гестапо.
Спирина осудили. Не отбыв и четвертой части срока наказания, он бежал.
Бежал, затем убил шофера Щербакова. И еще, оказывается, он служил одно время в охране концлагеря на территории Германии. Об этом узнал сейчас майор из письма, извлеченного из пачки писем, найденных в квартире учительницы Красновой.
Майор надевает очки, развертывает письмо, полученное несколько лет назад Елизаветой Федоровной от ее сестры Надежды, живущей в Полтаве, и читает:
«Милая Лиза! Сегодня была у меня подруга, с которой мы вместе бежали в Германии от хозяина и потом вместе сидели за это в концлагере. Пришла она, вспомнили прошлое и даже всплакнули… Еще вспомнили, как встретила я в охране концлагеря Ивана Спирина, моего бывшего жениха, и как плюнула ему в лицо, не удержалась… Он ругался, грозил. Но я не могла тогда стерпеть, потому что такого от него не ожидала. Бывают, сестренка, такие встречи. И не во сне они бывают, а даже в действительности…»
Майор складывает письмо, закуривает и долго ходит по комнате. Вот, пожалуй, и разгадана тайна покушения на учительницу Краснову. Спирин приехал к соучастнику своих преступлений, встретил Елизавету Федоровну на улице и принял ее за Надежду Федоровну. Ведь они поразительно похожи!
Эта женщина знала о его службе в охране фашистского концлагеря. Нужно немедленно ее убрать с дороги!.. Спирин проследил, как вышла она из города, как углубилась в лес…
Их решили брать поодиночке: шофера — на работе, а Спирина — в его квартире. Но вскоре после возвращения майора из Курска поздно вечером на столе дежурного по райотделу милиции зазвонил телефон.
Сообщали, что от дома номер три по улице Речной отошла грузовая машина марки «Шкода» и направляется за город.
Получилось, что шофер решил вывезти своего друга из города, а возможно, и сам надумал скрыться.
С вечера тучи опять затянули небо. Почти слился с тьмой огромный грузовик, крытый брезентом. Автомобили милиции пошли на сближение с ним не сразу, а километра за три от города. Там, где шоссе идет между кладбищенской стеной и канавой, один из «газов» обогнал «Шкоду» и остановился.
Несколько милиционеров вышли на дорогу.
— В чем дело? — крикнули из кабины грузовика. — Дай проехать!
— Автоинспекция! — лаконично ответил один из милиционеров.
Тогда два человека выскочили из машины и перемахнули через кладбищенскую ограду.
Там их уже ждали. Высокий детина, выругавшись, сразу задрал руки, прижавшись спиной к дереву, растущему над могильным бугром у самой ограды. Деревьев на кладбище много. Петляя между ними, расплываясь во мгле, уходил второй преступник.
Он чувствовал, что его нагоняют. Преследователи были близко. Оставался один шанс, правда, тоже почти безнадежный, — стены кладбищенской сторожки.
— «Будет стрелять, — сразу возникло в мыслях майора. — Если бы не стрелять, то зачем Спирину искать укрытие?»
Maйop сложил рупором руки и крикнул в ту сторону, где вырисовывался силуэт сторожки:
— Выходи, Спирин!
В ответ бахнул выстрел.
Это потом уже майор стал размышлять, почему Спирин в лесу не стрелял в Краснову, если у него был пистолет. И решил, что преступник хотел тогда прикончить женщину без лишнего шума.
Майор приказал всем ложиться.
Капитан Мельников устроился ближе всех к двери сторожки. Он думал о том, можно ли добежать до двери, пока Спирин успеет прицелиться и выстрелить. Никитин находился поблизости.
— Вылазь, тебе же лучше будет! — крикнул капитан.
— А чем лучше?
Сказав это, Спирин выругался и опять выстрелил.
Капитан вдруг охнул, дернулся вперед и упал на бок. Никитин подполз к нему. Капитан стонал. Никитин расстегнул раненому китель, потрогал рукой его грудь и сразу почувствовал на пальцах теплое, липкое.
Подбежал сержант Ахметов. В его руке белел индивидуальный пакет. Он встал на колени и принялся делать перевязку. Подняв капитана, они вдвоем понесли его к машине, уже въехавшей в ворота кладбища.
Когда машина двинулась и исчезла во мгле, они вернулись на свои места. Выглянул ломоть луны, и было видно, как несколько милиционеров пробираются к сторожке.
Желая отвлечь от них снимание Cnиpина, майор еще раз предложил ему сдаться: