Инь - Ян

-- Ты хоть сегодня дома ночуй, вечером все наши родственники придут тебя в армию провожать. Сбежишь на гулянки свои, а мне перед ними стыдно будет.

Стыдно? Нет мама тебе за меня стыдно не будет, ни теперь ни потом. Отслужу как положено и вернусь. И учиться буду и работать. Институт с отличием закончу затем еще один. Два красных диплома получу. Ты даже чуточку гордится мной будешь. Ты мама ещё и внука своего понянчить успеешь. Окружат тебя и вниманием и заботой, сколько успею столько и верну тебе своей любви, маловато конечно, поздно я спохватился, но хоть так. Да и теперь после твоего ухода тебя не забываю и не забуду.

Мы, род наш, в этом городе испокон веку живем. Родни полно. Тогда родственные связи покрепче были, вот и пришло меня провожать полно народу. Стол от холодных и горячих закусок ломился. Посуда хрусталь и фарфор. Семья у нас небедная была. Водки - море. Только у нас на таких мероприятиях чаек пить предпочитают. Раз подняли рюмки - служи хорошо, второй раз выпили - возвращайся живой и здоровый и всё. Дальше поели горячего и за чай с рассыпными сладкими пирогами. В основном старшее поколение пришло, из молодежи я самый старший тогда был. В нашем роду из мужиков все в армии, да на флоте служили. Те кто постарше - деды и Отечественную войну прихватили. Полили своей кровушкой землю, а многие из рода нашего и костьми в нее легли, погибли на войне.

-- Там дурь из тебя быстро выбьют ...

-- Ты писать то матери не забывай ...

-- Вернешься, мы ещё на твоей свадьбе погуляем ...

Вперебой говорят, желая мне добра, родственники и про свою службу рассказывают, а женщины все маму утешают:

-- Да не плачь ты ...

-- Все хорошо будет ...

-- Смотри какой мальчишка хороший, не пьет то совсем ...

Мама совсем не утешается и все на меня смотрит. А я паинькой за столом сижу. И водочку не пью и за советы очень вежливо благодарю. Весь такой воспитанный, послушный такой прямо правильный, аж самому противно.

После перемены блюд перед чаем, мужчины вышли перекурить, заодно съеденное и выпитое в желудках утрамбовать. Встали все в кружок на лестничной площадке и тары бары разводим. Сигареты болгарские, голоса громкие, анекдоты и рассказы о самоволках и прочих прелестях военной службы похабные. Это всё продолжают учить меня родичи жизни и предстоящей службе. Больше всех дядя Ильяс старался, а ему все уважительно поддакивали. Он у нас самый умный был. Здоровенный красномордый татарин. Коммунист и начальник пяти торговых складов, друг-приятель всей рыночной верхушки города.

-- Ты старайся на складе пристроится или в каптерке, - учит он меня.

Я с чуточку высокомерной улыбочкой его слушаю. На складе? Да никогда! Я в десант проситься буду. Такой вот дурачок был.

-- Эх теле меле аклэсес, - тяжко вздыхает дядя догадавшись о моих мыслях.

"Теле меле аклэсес" это в смысловом переводе с татарского языка означает: Полный кретин. Есть и другие значения этих слов, но от этого перевода я уж воздержусь.

-- А ты сам дядя, что на складе не пристроился когда служил? - вежливо интересуюсь я.

Дядя Ильяс на АПЛ Северного флота три года в дальние походы ходил. Поход это пребывание в стальном гробу атомной подводной лодки на дне океана. Звание у него старшина первой статьи, должность акустик.

-- Дурак был! - честно отвечает дядя, - вот как ты сейчас!

И смеется, а потом этак задумчиво говорит:

-- Ну ничего, отслужишь так сразу и поумнеешь.

Поумнел я гораздо раньше, прямо на третий день службы, когда сдохнув на марш-броске получил трендюдей от командира отделения и два наряда вне очереди от командира взвода. Только пристраиваться было уже поздно, куда просился туда и попал.

-- Ильяс абы, - пользуясь случаем прошу я, - А можно я к вам на склад завтра приду? Мне кое-что прикупить надо, - поспешно добавляю, - деньги у меня есть.

Дядя вздыхает ещё тяжелее, он скупердяй, помогать то родственникам он помогает, но только в случае явной необходимости. В свое святилище - набитые вещевым и продуктовым дефицитом склады, он никого пускать не любит. Отказать мне в такой момент ему было неловко и он недовольно- мрачным тоном соглашается приоткрыть для меня социалистическую сокровищницу - пресловутые "закрома Родины". Затем покурив все вернулись в квартиру и проводы пошли своим чередом.

Утром я взял все деньги, что еще оставались, и поперся на дядин склад, искупать вину перед Инь. В самом-то деле, ну в чем девчонка виновата? Старалась как могла, а я взял да и наплевал ей в душу. Романтичнее было бы соврать, что я вину кровью хотел искупить, но это не так или почти не так. Тут вот в чем дело. Не только дядя у меня скупердяй, но и за исключением моей мамы, у нас вся родня такая. Я так скупердяй ещё как- бы не похлеще дяди буду. Впоследствии доводилось и мне кровушку проливать, так вот я вам честно скажу, до сих пор не знаю что для меня тяжелее: раненого товарища под пулями вытащить или денег ему одолжить.

На дядином складе я стал хапать как мародер во взятом штурмом городе. В одной секции отбирал импортную одежду и обувь, во второй секции высококачественные отечественные продукты. Сумки набивал, будь здоров, еще и уминал чтобы побольше влезло. Кладовщик дядин подчиненный, которому он до этого отдал приказ показать все племяннику, только встревожено кудахтал бегая вокруг меня. Потом не выдержал моего захвата, и позвонил дяде Ильясу.

-- Ты это куда столько набрал? - тяжело дыша, изумился, прибежавший на склад дядя, разглядывая два уже завязанных чувала. От его красномордого лица кровь отлила и он побледнел.

-- Так я это ... - оправдываясь, заговорил я, - ну ... у меня еще деньги остались ... мне еще кое-чего надо ...

-- Что он взял?! - с душевной болью завопил дядя, общаясь к кладовщику.

Кладовщик шустрый, ловкий, жилистый мужичок средних лет, быстренько дал все сведения. По его отчету получилось, не просто много, а очень много.

- Скажи на милость, - жалобно спросил дядя, - ну зачем тебе в армии женские платья, костюмы, куртки, туфли и сапоги по сезону. Зачем?

Пока я придумывал, что соврать, дядя посмотрел товарные документы и враз всё поняв, помрачнел:

- А у моей сестры твоей матери размеры совсем другие, - закричал он на меня, - Ты почему матери ничего не выбрал? - и решительно заявил, - Не дам! Ничего не дам! Себе вещей и еды отобрать можешь, матери подбери что надо, а вот твоим блядям шиш!

Дядя подносит к моему носу аллегоричную фигуру "отказа" привычно созданную из трех толстых пальцев, и я несколько секунд обозреваю как выразительно крутится у моего лица кукиш. Голова моя поникла, плечи ссутулились, и весь я стал как олицетворение скорби и раскаяния. Это произвело на дядю хорошее впечатление, он смягчился:

-- Кто она тебе? - уже тише спрашивает он, убрав руку от моего лица и отойдя на шаг.

Я неопределенно пожимаю плечами. Действительно кто? А дядюшка все наседает:

-- Ты с нами ее не знакомил, нашей родственницей она не будет, а каждую твою прошмандовку я одевать и кормить не намерен.

-- Это хорошая девушка, - оправдываюсь я, радуясь что дядя с Инь не знаком, а то бы он мне за эту "хорошую" по родственному таких бы пинков отвесил, мало бы не показалось

-- Все они хорошие, - глухо ворчит дядя и светлея лицом проявляет благородно родственные чувства, - вот если эта хорошая тебя из армии дождется вот тогда ее сюда и приведешь, - и поспешно уточняет, - только перед свадьбой.

Характер у меня не очень, кровь бешеная и побагровев я кричу:

-- Да подавись ты своим барахлом, - злобно пинаю набитый чувал, - мне ничего не надо.

Точно зная слабые дядины места без жалости бью по ним:

-- Твоему сыну двенадцать лет, дочери десять, вот когда они за помощью ко мне придут, я им нотации читать не буду, сделаю что смогу, - после секундной паузы добавляю, - А ты иди на хер!