Страница 2 из 7
– Ребенок безутешен, – продолжал Венарге. – Его горе так велико, что он даже не может плакать. Он просто сидит там.
– Переходи к делу, – сказал Боб.
Луи колебался.
– Я хочу сказать ему.
– Сказать ему что?
– Что ты существуешь.
– Нет! Ты с ума сошел? Как это может ему помочь?
– Я просто хочу, чтобы мальчик знал, что где-то в мире у него есть отец.
– Луи, бога ради! Я женат, у меня две маленькие дочери. Послушай, мне правда очень жаль Николь. Мне жаль мальчика. Но я отказываюсь вмешиваться. Я не обижу свою семью. Я не могу и не хочу. И это мое окончательное решение.
Последовала еще одна пауза. Или, по крайней мере, десять секунд невербального общения.
– Ладно, – сказал, наконец, Луи. – Я не стану тебя больше беспокоить. Но я должен признаться, я очень разочарован.
Ну и черт с тобой.
– Спокойной ночи, Луи.
Еще одна пауза, дающая возможность Беквиту передумать, а затем – полная капитуляция.
– Прощай, Бобби, – пробормотал Луи и повесил трубку.
Профессор положил трубку и опустил голову на руки. Было слишком трудно воспринять все это сразу. После стольких лет Николь Геран вернулась в его жизнь. Как могла их краткая связь привести к появлению на свет ребенка? Сына?
О боже, что мне делать?
– Добрый вечер, профессор.
Вздрогнув, Боб поднял голову.
Это была Лайла Коулман, ежедневно убиравшая помещение.
– Как поживаете, миссис Коулман?
– Не так уж плохо. А как ваша статистика?
– Недурно.
– Не попадались ли вам какие-нибудь счастливые числа? Надо платить за квартиру, а мне последнее время не везет.
– Сожалею, миссис Коулман. Мне самому не очень-то везет.
– Что же, профессор, как говорится, не уверен – не играй. Во всяком случае, такая у меня философия. Надо доверять своему чутью.
Женщина вытряхнула мусорную корзину и махнула тряпкой по столу.
– Ну, я пошла, профессор. Хорошего вам лета. И дайте отдохнуть своим мозгам.
Лайла вышла, бесшумно закрыв за собой дверь. Но что-то, сказанное ею, осталось у него в памяти. Доверяй своему чутью. Совершенно непрофессионально, но очень по-человечески.
Беквит надолго застыл на месте, глядя на телефон, в коридоре давно уже затихли шаги миссис Коулман. Внутри у мужчины шла отчаянная борьба ума с сердцем. Не дури, Боб. Не рискуй своей семейной жизнью. Ничто этого не стоит. Кто знает, правда ли это? Забудь про это.
Забыть?
Повинуясь так и не подавленному инстинкту, профессор поднял трубку. Даже уже набирая номер, он еще не был уверен, что скажет.
– Алло, это я, Боб.
– А, хорошо. Я знал, что ты передумаешь.
– Послушай, Луи, мне нужно время подумать. Я позвоню тебе завтра.
– Хорошо, хорошо. Он чудесный мальчик. Но только позвони пораньше, ладно?
– Спокойной ночи, Луи.
Разговор был закончен. Теперь Беквит был в ужасе. Все его существование оказалось под угрозой. И что заставило его снова позвонить?
Любовь к Николь? Нет. К ней он испытывал только неудержимый гнев. Маленький мальчик, которого он никогда не видел?
Как зомби, он вышел на парковку. Мужчина был в смятении и панике и испытывал острую потребность с кем-то поговорить. Но в целом мире у него был только один близкий друг, единственный человек, который его понимал.
Его жена, Шила.
2
Дороги были уже относительно свободны, поэтому он слишком быстро добрался до Лексингтона. На самом деле, ему было нужно больше времени, чтобы взять себя в руки и упорядочить свои мысли. Что я ей скажу? Как я смогу смотреть ей в лицо?
– Почему ты так поздно вернулся, Боб?
Девятилетняя Пола постоянно готовилась взять на себя обязанности жены.
– Заседание кафедры, – отвечал отец, намеренно игнорируя обращение дочери к нему по имени, что обычно не разрешалось.
В кухне Джессика Беквит, двенадцати с половиной лет, беседовала с матерью. Темы: слабаки, зануды и ничтожества.
– В самом деле, мама, в старших классах нет ни одного порядочного молодого человека.
– О чем речь? – спросил Боб, входя и целуя двух старших женщин своей семьи. Он решил вести себя как можно естественнее.
– Джесси жалуется на качество представителей мужского пола в школе – вернее, отсутствие всяких качеств.
– Тогда, может быть, тебе следует перевестись в другую школу, Джесс, – поддразнил Беквит дочь.
– О, папа, ты безнадежно отстал. Весь Массачусетс – это глухая провинция.
Шила снисходительно улыбнулась Бобу.
– Ну, и какой же вы нашли выход, мисс Беквит?
Джессика покраснела. Боб не дал ей подойти к интересующему ее предмету.
– Мама знает, – сказала Джессика.
– Европа, Боб, – сказала Шила. – Твоя дочь хочет отправиться в поездку, организуемую этим летом для подростков.
– Вообще-то ты еще не подросток, – возразил отец.
– О, папа, какой же ты формалист, – вздохнула Джессика. – Я уже достаточно взрослая и могу поехать.
– Но ты также еще и достаточно юная, чтобы подождать еще год.
– Папа, я отказываюсь провести еще одно лето с моей буржуазной семьей на этом скучном Кейп-Коде.
– Тогда поступай на работу.
– Я бы и поступила, но еще не подхожу по возрасту.
– Что и требовалось доказать, мисс Беквит, – отвечал с удовлетворением Боб.
– Избавь меня, пожалуйста, от твоего ученого жаргона. А что, если начнется атомная война? Я могу умереть, так и не увидев Лувр.
– Джессика, – сказал Боб, наслаждаясь временным отвлечением от своих проблем. – У меня есть точные сведения, что атомной войны в ближайшие три года, по крайней мере, не будет. Следовательно, у тебя еще есть много времени до того момента, когда начнется бомбардировка.
– Папа, не впадай в мрачность.
– Джесси, ты сама об этом завела разговор, – сказала Шила, опытный судья в поединках отца с дочерью.
– О, вы оба безнадежны, – снова вздохнула девочка и с презрительным видом вышла из кухни.
Они остались одни. Ну почему она должна выглядеть такой красивой именно сегодня вечером, подумал Боб.
– Жаль, что нельзя законодательно отменить переходный возраст, – посетовала Шила, подходя к мужу для ежевечернего объятия, которого она с нетерпением ожидала с утра, и обвила руками его шею.
– Как это ты сегодня так задержался? Новые памятные выступления Коллеги?
– Да, сегодня он был в особенно одуряющей форме.
После многочисленных разговоров такого типа они выработали нечто вроде кода. Например, на кафедре Боба были трое мужчин, две женщины и «Коллега» – П. Герберт Харрисон, чванный осел, многоречивый и со всем несогласный. У друзей Беквитов тоже были клички:
«Сова и Кошечка приглашают нас на ужин в субботу с Кэрол Килерсмит.
– С ней одной? А куда делась Обезьяна с Честнат Хилла?
– Вернулась к жене».
У них был очень дружный брак. Когда речь шла о восприятии его эмоций, ее антенна действовала безупречно.
– Ты в порядке?
– Конечно, – сказал Боб. – Почему ты спрашиваешь?
– Что-то ты сегодня немного бледен.
– Кабинетный цвет лица. Пара дней на Кейпе, и у меня появится золотистый загар.
– Но все же обещай мне, что больше не будешь сегодня работать.
– Ладно, – сказал Боб (как будто он был способен на чем-то сосредоточиться!). – Ты получила еще страницы из издательства?
– Ничего срочного. Я все еще вожусь с этой русско-китайской дипломатией. Должна тебе сказать, что в прозе университетского профессора Рейнхардта больше крахмала, чем на белье из прачечной.
– Милая, если бы все авторы писали как Черчилль, ты бы осталась без работы. Но в любом случае, давай сегодня не будем работать, ни ты, ни я.
– Прекрасно. А что у тебя на уме? – Ее зеленые глаза сияли. У него болело сердце при мысли о том, что ей придется услышать.
– Я люблю тебя, – сказал он.
– Вот и отлично. А пока накрывай на стол, хорошо?