Схватка

Наступила снова пауза.

— Так! — сказал Ажимов. — А пришел зачем? Да еще ночью! Я же просил, если что нужно, — приходи в контору.

— Разрешите, я сяду, — сказал Еламан примирительно. — В конторе неудобно разговаривать, люди, да постоянно это еще генеральское пугало торчит.

— Ну и нахал же ты, братец, — покачал головой Ажимов, — многих нахалов видел, но такого... Жариков не пугало, а твой начальник, и не торчит он, а руководит той экспедицией, где ты работаешь завхозом! Дошло наконец?

— Дошло, дошло, давно дошло, — добродушно ответил Еламан. — Дошло, что раньше экспедицию возглавляли вы, а теперь ее возглавляют Жариков и Ержанов. Раньше люди вас слушались, а теперь слушают их. Почему же не дошло? — Дошло, дошло.

— Эх, был ты завхозом, завхозом и остался, — вздохнул Ажимов, — тебе бы только, чтоб слушались. «Рад стараться» — и все! Много ты понимаешь! А люди работают. Ищут медь. Вот как ты ищешь в своих сараях лопату или кирку.

— И найдут, а? — спросил Еламан.

— Да какое это имеет... — начал было Ажимов, но Еламан перебил его сухо и деловито.

— Очень большое! Так найдут или нет?

Ажимов вздохнул и прошелся по комнате.

— Ну нет, нет, — сказал он, — не найдут. Нет ее здесь. Ну что, тебе легче оттого, что ее нет?

— Ну мне-то, положим, все равно, а вот вам, наверное, будет легче, если они ничего не найдут, — уже не скрывая насмешку, сказал Еламан. — Потому что, если ее нет, то и доброго десятка тысяч государственных денег тоже нет. А вот, если она все-таки есть и найдет ее Даурен Ержанов после того как вы, Нурке Ажимов, приказали прекратить поиски... Вот тогда что вы запоете?

— Слушай, ты!.. — Завхоз!.. Я запрещаю говорить со мной таким тоном! — застучал кулаком и забрызгал слюной Ажимов. — Забрал себе волю! Только и делаешь, что сеешь свару между людьми, проклятый! И когда ты только сдохнешь?!

Еламан улыбался все благодушнее и благодушнее. Он даже развалился в кресле.

— И что ты тогда будешь без меня делать? — спросил он добродушно. — Оставшись наедине с Дауреном и Жариковым? А? Ты хоть раз об этом подумал, а? Ведь это я, я тебя поднял. Я вывел тебя в люди! Я надавал тебе чинов и званий! И пока меня не съели, я все время отстаивал твой авторитет. Ну, а теперь тебя и отстаивать не надо, ты сам с усами и вот желаешь мне смерти. Что ж? Иного я от тебя и ждать не мог! Да и не ждал, конечно! Но я все-таки думал, что ты умнее! Честное слово — думал. Желать смерти такому человеку, как я... Нет, ты просто выпил лишнее или сошел с ума! Ты что, забыл, кто ты такой? Ты же посредственность! Самая обыкновенная посредственность! Даурен ошибся в тебе! Так же, как и я, впрочем...

Ажимов несколько раз прошелся по комнате, поднес руку к раскаленной щеке и охладил ее. Затем закурил и подошел к окну. Еламан молчал. Наконец Ажимов подошел к Еламану, положил ему руку на плечо и сказал:

— Ну, прости, пожалуйста, я действительно, наверно, перебрал, но только и ты тоже...

— Правильно, — охотно согласился Еламан, — я тоже. Я завожу тебя. Потому что ты трусишь и делаешь не то, что нужно. Мечешься от одного края к другому. Пойми: мы связаны с тобой одной веревочкой. Мы не то, что Даурен или Жариков. Даурен талант, работяга, первый казах геолог, Жариков боевой генерал, чуть-чуть не Герой Союза. А мы что? Мы ничто! И вот я теперь тебя второй раз спрашиваю, что будет, если Ажимов заверил правительство, что меди нет и десятки тысяч потрачены зря, а Ержанов медь найдет? Что тогда будет с нами? Я говорю с нами, потому что, если тебя ославят и снимут, то и меня держать не захотят. Но от авторитета твоего что тогда останется? Да ровно ничего! И сейчас народ валит к Даурену, а не к тебе! И сын твой тоже от этого Даурена не отходит ни на шаг. Что это, приятно тебе? А найдет он эту окаянную медь...

— Да нет меди, нет! — крикнул чуть не в истерике Ажимов. — Понял, нет ее!

— А вот говорят, что есть, — тихо сказал, словно прошипел Еламан, — говорят, что есть. И Даурен с Жариковым ее обязательно найдут, тогда что?

— Хорошо, что ты предлагаешь? — резко спросил Ажимов, уже изнемогая от этого спора.

И тут лицо Еламана вдруг сразу поглупело.

— А что мне предлагать? — сказать он смиренно. — Вы же сами сказали — я завхоз, мое дело — кирка да лопата. А вы профессор, в атом проникли. Без вас и ледоколы не ходят и станции не работают, так что решайте сами. Если есть медь, то вам здесь делать нечего, ее Даурен отыщет. Если же нет меди — то какой толк Саяту от Даурена? Он тогда только казенные деньги на ветер расходует.

Ажимов отошел от Еламана и вышел из комнаты. Там он что-то делал или искал, потом, очевидно, мочил голову, было слышно, как звенело ведро и лилась вода, а когда наконец возвратился, то сказал:

— Надо подождать снега! Тогда все кончится само собой.

— Э, — сказал Еламан, — до снега еще знаете сколько? Он до снега все свои дела провернет. Нет, действовать надо сейчас же, немедленно.

— Да как, как? — крикнул Ажимов. — Что ты каркаешь, как ворона, а по-человечески не говоришь. Если не хочешь говорить, то...

— Ладно, — смилостивился Еламан. — Скажу. Вот-вот начнутся заморозки — копать будет трудно, зимней одежды у нас нет, или во всяком случае недостаточно. Но, скажем: совсем нет. Значит, выпускать людей на земляные работы не в чем. Ну, в общем, это уж мое дело, а ваше — дать телеграмму в центр. Пусть выезжает комиссия. Может быть, и акт составить о неоправданном распылении государственных средств... Хотя нет, акт рано, да и вас может это тоже коснуться. Ладно, посмотрим! Тут только слушайтесь меня.

— А что ты хочешь делать? Если уголовное дело подымать...

— Ну, уж выдумал! Против кого уголовное дело? Против тебя, что ли? Я же говорю: посмотрим! И только одного я от тебя требую, слышишь, требую! Держись крепко, не пугайся, не сдавайся, не колеблись — стой на своем. Слышишь!

— Слышу, — уныло ответил Ажимов, — слышу!

Подошел к шкафу и вытащил почти полную бутылку и две рюмки.

— Слышу, товарищ Еламан, слышу! — повторил он.

И невесело улыбнулся.

12

— Пропади все пропадом, пропади все пропадом! Все — пропадом! — бормотал Бекайдар себе под нос, пока не дошел до дома отца. В окнах горел свет. Он приник к стеклу и увидел: отец сидит перед столом задумавшись, а на столе бутылка из-под коньяка и два пустых стакана. «Неужели опять Еламан приходил? — остро подумал Бекайдар. — Да нет, ведь с ним припадок был, разве после припадка можно коньяк пить? Впрочем, разве поймешь, что ему можно, что нельзя. Ему все можно!»

Он продолжал смотреть.

Отец встал и пошел по комнате, подошел к зеркалу, постоял, машинально провел рукой по волосам, приглаживая их, подошел к радио и включил его. Раздалась какая-то залихватская русская мелодия, потом всхлип гармоники, — он нахмурился и переключил приемник на новую волну.

«Расстроен чем-то сильно, — подумал Бекайдар, присматриваясь к его лицу: «Эх, опять попал не вовремя! Ну, да была не была», — он отошел от окна, подошел к двери и постучался.

— Да, — раздраженно ответили ему из комнаты. Он открыл дверь. Отец стоял посередине комнаты и смотрел на него.

— Ах, это ты! — сказал он с облегчением. — А я-то думал... — Он не окончил.

«Думал, что это Еламан», — понял Бекайдар и сказал:

— Вот увидел, что вы ушли, и решил пойти за вами! Здравствуйте, отец.

— Здравствуй, здравствуй, дорогой, — ласково ответил Ажимов, и лицо его разгладилось. — А молодежь все еще танцует?

— Кое-кто домой пошел, ну, а холостые, конечно...

— Беда с вами, с холостыми! — лукаво прищурился отец. — Ну просто беда. Ты куда это, между прочим, свою Дамели увел? Да еще при отце! Не отрекайся, я заметил: вы оба исчезли одновременно. Эх, молодежь!..

— Да, это всегда виноватая во всем молодежь, — вздохнул Бекайдар. — Ну, а вы опять пили с этим Еламаном?

— Выпил, старик, немного выпил, — ответил Ажимов, стараясь не замечать настроения сына. — Что поделаешь? В такие дни начальство пьет с подчиненными! Традиция, старик! Демократия!