Страница 32 из 34
— Ах, дети, — сказал старик, — что вам ответить? Кто виновник этого? Кто виноват в кровопролитии? Разве индусы не имеют оправдания? У англичан же нет никаких оправданий. Некогда эти богатые равнины, эти великолепные горы, словом — несравненная Индия принадлежала индусам, была их собственностью. Их предки построили в ней города, воздвигли памятники, создали мудрые законы и утонченную цивилизацию в то время, когда еще ваша холодная Европа, как говорят, была не более, как чумное болото.
Тем временем Мали внимательно осматривал трупы
И вот, спустя несколько веков, европейцы, привлеченные славою наших богатств, пришли в нашу страну, сначала униженные, с сладкими речами на устах. Вместо того, чтобы их выгнать, как поступили наши соседи китайцы,
индусы приняли с ласкою людей запада, открыли им города, поделились с ними нашими сокровищами. Воспользовавшись нашими несогласиями и
раздорами, они мало-помалу налагали на нас свои руки. И, наконец, сделавшись сильнее, под предлогом, что наша кожа желта и мы поклоняемся идолам, они отняли у нас все, — наши города и поля, они смотрели на наше имущество, как на свое собственное, и поделили его между собою. Теперь угнетенные индусы поднялись против своих притеснителей, кто же может сказать, что они не имеют на это права?
— Да, — сказал Андре, — нужно сознаться, что первоначальная причина всех этих ужасов мы— европейцы. Для нас нет никаких оправданий. А у
индусов не было иного выхода, кроме войны. Ты прав, Мали.
Для ночлега путникам нашим пришлось на этот раз довольствоваться развалинами деревни.
Но и на другой день они находили все поселения покинутыми жителями. Страна превратилась в пустыню. Между тем, съестные припасы стали
истощаться у наших друзей. Мали предложил поэтому попытаться выйти из опустошенного края, и вместо того, чтобы продолжать путь
в Лагору, беглецы направились на юг, то есть к Патиале.
К вечеру второго дня они увидели, наконец, деревню, которую, повидимому, война пощадила.
Высокие столбы голубоватого дыма медленно поднимались над домами. Сначала путники наши подумали, не пожар ли это, но приблизившись,
увидели, что весь этот дым выходит из горшечных печей, около которых сновали работники.
Обратившись к одному из этих людей, они узнали, что деревня называется Чати, что она лежит в двух милях, от Патиалы и что население ее состоит исключительно из гончаров.
Успокоенные этими сведениями, путники вошли в деревню и попросили указать им дом брамина, духовного начальника общины. Брамин, почтенный
старик, принял беглецов дружески и предложил им остановиться в его доме. Мали назвал Андре и Берту своими детьми.
— Мы идем из Пандарпура, — сказал они, — куда почтенный магаджи приглашал нас на праздновавшуюся в городе помолвку наследного принца
с Дула-н-Сиркар, племянницей могущественного Дунду.
— Разве ты не знаешь, что тот, кого ты называешь принцем Дунду, теперь повелитель Индии?— прервал его жрец. — Выгнав англичан из долины Ганга, он послал свои армии преследовать их на севере. Города Дели, Меерут, Патиала в его руках, а его капитан Дода сражается в эту минуту недалеко отсюда, чтобы овладеть, дорогой в Лагор, защищаемой горстью англичан и несколькими сиксами.
— Эти новости удивляют меня, — сказал Мали,— о них ничего не знают еще по ту сторону Гималаев. Кто мог думать, что могущество наших повелителей падет так легко? Значит, жители этого края на стороне Нана?
— Не могу сказать, чтобы мы приняли с радостью сторонников Нана, — ответил осторожно брамин. — Что мы выиграем от этой войны?
Англичане не мешали нам заниматься нашими делами, мои подчиненные с выгодой торговали горшками и произведениями полей, а теперь, под
предлогом нашего освобождения, люди Нана разоряют нас, жгут деревни и портят сады. Неделю тому назад они разорили, например, соседнюю деревню Колар. Мы тоже дрожим за себя и с тревогой ждем конца войны. Это, конечно, не значит, — прибавил благоразумно брамин, — чтобы я не был всем сердцем за нашего магараджу, могущественного Нана-саиба.
Брамин был, очевидно, за англичан, но боялся повстанцев. Довериться ему было поэтому неблагоразумно, и Мали с товарищами решили не открываться ему и только остановиться на один день в Чати для отдыха. Вечером они удалились в отведенную им комнату и расположились было спать. Вдруг вблизи раздался пушечный выстрел, от которого дрогнули шаткие стены дома брамина. Затем последовали еще выстрелы, и земля задрожала от сильной канонады.
— Вставайте, дети, — вскричал Мали, — бежим, сражение близко от нас!
В одно мгновение все были на ногах и бросились из комнаты.
Они нашли брамина в главной комнате дома: его окружили жители деревни, обезумевшие от страха.
— Нужно бежать, бросить деревню, — сказал им Мали, — иначе все мы сгорим, потому что ядра непременно зажгут ваши соломенные крыши.
— Нельзя, — ответил один из крестьян, — битва кипит везде кругом и выйти отсюда — значит подвергнуться верной смерти. Я пытался сейчас
бежать через поле, но пули так и свистали вокруг меня, и я должен был вернуться ползком.
— Что же делать в таком случае? — спросил Андре, прижимая к себе испуганную сестру.
— Останьтесь здесь, — сказал спокойно Мали,— я пойду посмотрю, можно ли выбраться отсюда.
Минут через десять он вернулся. Все присутствующие столпились около него.
— Я обошел деревню, — сказал он, — действительно, бежать теперь невозможно, кругом сражаются, но нужно приготовиться. Шум битвы,
кажется, удаляется к северу, и через час, быть может, нам удастся бежать в противоположную сторону. А вы, дети, — обратился он к своим спутникам, — оставайтесь в вашей комнате и ждите, пока я дам вам знать.
Часть ночи битва происходила вокруг Чати.
Ядрами зажгло несколько домов, но пожару не дали распространиться. К утру артиллерия замолкла, ружейная стрельба, повидимому, удалялась,
и караульные известили, что английские войска отступили, преследуемые по пятам солдатами Пеишвы.
При этой вести все присутствующие принялись кричать: — Да здравствует Нана-саиб, да здравствует Пеишва! — Чувствовалось, что он стал национальным героем.
— Бежим, — сказал Мали своим спутникам, и они бросились к дверям.
Но было уже поздно: колонна повстанцев вступила в деревню, и итти ей навстречу было бы безумием. По знаку Мали молодые люди вер-
нулись в дом брамина и замешались между крестьянами.
Минуту спустя всадник, сопровождаемый пехотным отрядом солдат, остановился перед домом. Он спрыгнул с коня и вошел с несколькими
людьми в главную комнату.
— Эй! — закричал он входя, — что ж тут никто не встречает избавителей отечества? Где хозяин дома?
— Я,— сказал жрец,— идя навстречу и униженно кланяясь. — Меня не предупредили о вашем приходе, и...
— Довольно! Я капитан Дода, генерал Северной армии победоносного Пеишвы. Я задал этим англичанам такую трепку, которой они долго
не забудут. Но это ночное сражение утомило меня, и я выбрал твой дом для отдыха. Подай мне пить и есть и накорми моих людей.
Живо!
Пока брамин и его люди прислуживали капитану, Мали со спутниками попытались уйти. Обежав весь дом, они, однако, не нашли выхода, и
им пришлось вернуться в комнату, соседнюю с той, где были солдаты.
— Слушайте меня, — сказал „заклинатель"
своим спутникам, — что бы ни случилось, будьте спокойны и старайтесь, чтобы вас не заметили.
Сидите тихо в комнате, может быть, нам и удастся бежать.
Опасность была очень велика, и возможность спастись казалась Мали очень мало вероятною, но он скрыл свои опасения от молодых людей.
В капитане он сейчас же узнал Доду, который начальствовал над конвоем, сопровождавшим Берту в Пандарпур. К счастью, молодая девушка не видала своего тюремщика, иначе она поняла бы всю опасность, угрожавшую ей и ее спутникам.