Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 156 из 167



Он только что женился на своей нынешней жене Маргарите де Валуа, принцессе Франции. Это был династический брак, призванный объединить правящий дом Валуа с домом Бурбонов, в котором он был прямым наследником. Во время свадебной церемонии он заметил прекрасную ирландку с глазами голубовато-зеленых цейлонских сапфиров, массой черных волос, ниспадавших на не правдоподобно белые плечи. Он хотел обладать ею всеми силами своей души. В то время как его молодая жена была слишком увлечена собственным любовником и не замечала ничего вокруг, он со всем пылом юности кинулся преследовать эту женщину, чье имя не мог даже сейчас вспомнить. И он был отвергнут, отвергнут решительно. Но Екатерина Медичи заметила его страсть — обманом она завлекла эту женщину на тайное свидание с ним. Он вошел в комнату и нашел объект своих вожделений связанной и беспомощной. Он овладел ею без всяких колебаний, несмотря на ее яростные протесты, как эта коварная старая женщина, его мачеха, и предполагала.

А пока он приятно развлекался, Католическая Лига вырезала гугенотов, собравшихся в Париже на его свадьбу. Гугенотам очень не повезло, что его не было с ними. Он бы их защитил.

Он постарался отогнать эту мысль. Религиозная рознь стоила Франции многих лет гражданской войны — войны, которая, несмотря на принятие им католицизма, все еще грохотала в различных уголках Франции.

Как странно, что обо всех этих несчастьях ему напомнила эта красивая женщина, которая сейчас сердито смотрит на него, пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, прикрывая руками свои роскошные груди. Почему-то он вдруг почувствовал себя виноватым, хотя чувство вины совсем не было тем чувством, которое посещало его слишком часто.

— Мадам, — произнес он серьезно, — я прошу у вас прощения. — Легкая улыбка тронула его губы. — Вы очень красивы, а я привык всегда получать то, что хочу. Я могу припомнить только один случай в своей жизни, когда получил отпор от женщины. Вы простите меня? Я остановился неподалеку, в Шиноне, и мне хочется, чтобы мы стали друзьями. В Шиноне очень скучно, — закончил он, и его лицо приняло мрачное выражение.

— Конечно, я прощу вас, сир, если вы пообещаете мне, что впредь ничего подобного больше не повторится.

— Даю слово короля, — сказал он.

— А почему в Шиноне скучно? — спросила она, подумав про себя, что слово короля не всегда самое надежное. — Я слышала, что Шинон — самый красивый дворец во Франции.

— Это так, — ответил он. — Замок прекрасен и снаружи, и внутри. Он стоит над рекой Шер, соединяя оба ее берега, и было время, когда гостей привлекало зрелище прекрасной молодой женщины, одетой как речная нимфа и плававшей вокруг дворца. Сейчас же, увы, он принадлежит Луизе де Лоррен, вдове моего предшественника, Генриха Третьего. Она задрапировала все комнаты в черное и разрисовала потолки черепами, скрещенными костями и инструментами могильщиков. — Он выразительно передернул плечами. — Это преступление — уродовать такую красоту.

Велвет хихикнула.

— Вы смеетесь надо мной, — сказала она. — Луиза де Лоррен на самом деле ведь не разрисовывала потолки черепами и скрещенными костями, правда ведь?

— И тем не менее она это сделала, — кивнул он с мрачным видом.

Неожиданно на огород выбежала Пэнси с огромным животом и позвала:

— Миледи, вы уже набрали луйа? Тетушка Манон говорит, что не может начать готовить рагу без него. О, извините, миледи. Я не знала, что у нас гость.

— Это моя камеристка, — пояснила Велвет королю. — Она не говорит по-французски, будучи добропорядочной английской женщиной. Панси, поклонись. Это король Генрих.

Панси ахнула и с некоторым усилием сделала реверанс перед королем.

—  — Она беременна, эта ваша камеристка?

— Да, монсеньор. Ее муж — доверенный слуга моего супруга. Эго уже ее второй ребенок.

— Хозяйка беременна, служанка беременна. Я явно недооценивал шотландцев, которые, как выясняется, весьма страстная нация. — Король ухмыльнулся.

— Никогда не слышала, сир, — быстро ответила Велвет, — что Франция владеет монополией на страстность.

— Вы никогда не сможете беспристрастно сравнить, моя дорогая, если только не позволите мне продемонстрировать, что это такое на самом деле.

— Монсеньор! — притворно рассердилась Велвет, но короля было не так-то легко провести, и они оба рассмеялись.

— Не готовит ли эта ваша Манон мясное рагу, дорогая? Мясное рагу с нежным зеленым луком-пореем? Я обожаю мясное рагу с луком!

— Ваше величество напрашивается на приглашение? — поддела его Велвет.

— Именно так. Я совершенно откровенно напрашиваюсь на приглашение, — сказал он совсем по-мальчишески. — Вдовствующая королева Луиза опять предложит сегодня на ужин карпа с отварными овощами, как она эта делает почти каждый день. Она превратила свой траур в высокое искусство, и даже ее гости должны от этого страдать!



— Тогда зачем же вы приехали к ней? — спросила практичная Велвет.

— Потому что это — моя обязанность, потому что Шинон не правдоподобно красив и спокоен и потому что здесь очень хорошая охота, — ответил он.

— Но я не смогу накормить ваших друзей, — сказала она. — Дело не в моей нелюбезности; просто у меня нет ни достаточного количества еды, ни прислуги для того, чтобы устраивать приемы.

— Я не прошу вас кормить моих людей. Я, наоборот, рассчитываю на ужин вдвоем.

— Ужин, монсеньор, — это все, что вас ждет, — сурово сказала Велвет Генриху Наваррскому. — Вы должны обещать мне, что вполне отдаете себе в этом отчет, прежде чем я соглашусь пригласить вас. Я не из тех женщин, с которыми можно пофлиртовать в уединенном уголке. Я люблю своего мужа и не желаю компрометировать ни его, ни свою честь.

— Любовники, — сказал король, — всегда должны стать сначала друзьями. С моей стороны было непростительно так вольно себя вести. Единственное оправдание — ваша красота, которая затмила мой разум. Я обещаю вести себя наилучшим образом, дорогая, если вы пригласите меня на ужин.

— Мы не будем любовниками, — несколько раздраженно ответила Велвет.

Король приятно улыбнулся ей.

— Я привезу чудесного красного вина, чтобы было чем запить ваше рагу, — сказал он, взлетая на коня.

— Я еще не сказала, что вы можете прийти, — запротестовала Велвет.

— Как вы думаете, ваша Манон сможет приготовить мне на десерт грушевые тарталетки, дорогая? — спросил он у нее.

Велвет не могла не улыбнуться. Какой же он обаятельный и несносный человек!

— Я спрошу у нее, — сказала она. — А сейчас, сир, я должна попрощаться с вами. Если я не принесу этот лук Манон тотчас же, никакого ужина вообще не будет.

Король послал ей воздушный поцелуй и, повернув лошадь, ускакал.

— Так вот как выглядят короли, — сказала Пэнси буднично. — Он, пожалуй, несколько великоват и неуклюж, правда? О чем вы с ним болтали?

— Он сам себя пригласил к нам на ужин, — ответила Велвет, все еще улыбаясь.

— Мне показалось, что у него на уме гораздо большее, чем ужин, — неодобрительно проворчала Пэнси.

— Так и есть, — ответила ее госпожа. — Но я была очень откровенна с королем. Он понимает меня, хотя ему тяжело признать, что какая-нибудь женщина может отвергнуть его притязания. Генрих Наваррский не опасен, Пэнси. Кроме того, он приехал в Шинон ненадолго и через день-два поедет дальше. Во Франции — гражданская война, и он никогда не будет в безопасности, пока страна не объединится.

— Вы поставите тетушку Манон в весьма затруднительное положение, миледи. Не думаю, что ей когда-нибудь раньше приходилось готовить для королей.

Велвет опять рассмеялась при этой мысли.

— Подожди, что будет, когда я скажу ей, что он потребовал грушевые тарталетки на десерт.

Манон, однако, ничуть не была взволнована новостью, что Генрих Наваррский явится к ним на ужин. Когда Велвет пересказала ей историю с едой в Шиноне, старушка только кивнула.

— Бедняга! Он рос в здоровом климате Наварры, вдали от французского двора. Он привык к доброй деревенской кухне, и ему ее не хватает, ничуть в этом не сомневаюсь. Я буду рада постряпать для короля! Жаль только, что не смогу рассказать всем и каждому в Аршамбо об этом. Эта толстуха Селина, что готовит для вашей бабушки, лопнет от зависти! После того как ей довелось готовить для королевы Екатерины и принцессы Марго на ваших крестинах, от нее просто не стало жизни! Эх, как бы мне хотелось рассказать ей!