Страница 36 из 75
- А я знаю,- тоскливо говорит Женька,- ее какой-нибудь парень ждет.
- А тебе что? - набрасывается Лидочка.
- Ну, все-таки… Ведь она же наша, Наташа… Нельзя так.
- Что нельзя?
Женька переминается, на нас смотрит.
- Эх, была бы сейчас зима,- вздыхает Мишка,- я бы ему снежком залепил.
- За что?
- Да так просто. Пусть с ней не ходит.
- Вот дикари! - громко удивляется Лидочка.- А ну, марш домой!
Идем гуськом друг за дружкой. Мишка приотстал, все оглядывается.
- А все-таки жаль, что сейчас не зима,- переживает он.
* * *
Утром будят очень рано. За окном еще не ходят трамваи. В комнате все серо.
- Скорее,- торопит мама.- Поближе очередь займем. Она пересчитывает деньги, прячет их куда-то под синий
платок, мне сует авоську, будит Нонку:
- Ну, мы пошли за костюмом.
Нонка что-то бормочет, поворачивается к стенке.
Выходим во двор. Кругом все тихо. Даже воробьи спят.
Из Мишкиного парадного выходит военный. Я было поднял руку для салюта, но это не летчик. У него другая форма. И он какой-то весь хмурый. Руку держит на расстегнутой кобуре. За ним показывается Мишкин отец. Увидал нас с мамой, как будто что-то сказать хотел, да только слабо улыбнулся, махнул рукой. За его спиной еще один военный. На нас строго посмотрел, ладонью подтолкнул летчика в спину. Скрипнула калитка и закрыла всех троих. За воротами вдруг затарахтел мотор отъезжающей машины.
Мне страшно.
- Что это, мама? - трогаю ее за рукав. Она стоит, не слышит.
В раме окна - белый Мишка.
- Что это, мама?
Она все так же стоит, зябнет.
К нам бежит Мишка. Уткнулся в мамину грудь, дрожит.
- Ничего, Мишенька, ничего, сыночек,- гладит его по голове мама.- Разберутся… все будет хорошо… Ничего, сыночек.
Спотыкаясь, выходит Мишкина мама. Она в одной тапочке.
- Ничего не пойму… Ничего не знаю,- дрожат у нее губы.- Пойдем, сынок.
Она уводит Мишку, согнутого, сжатого в комок.
- Что это, мама? - опять спрашиваю я.
- Не знаю, Алеша,- маму всю трясет, она ищет рукой стену, бормочет:-Может, самолет он поломал… не знаю… Пойдем скорее.
Мы бредем по пустой Плющихе. Мама разговаривает сама с собой:
- Господи, на каком же трамвае нам? Всю память отшибло. На пятнадцатом? Нет, сорок седьмой. Или на пятом?
- Мама, я к Мишке вернусь,- говорю я.- Костюм потом купим.
Она тянет меня за руку, сердится:
- Еще чего захотел. Ну, господи, какой же наш трамвай?
Наконец мама вспоминает номер трамвая, и мы, обнявшись, стоим на пустой остановке.
И все- таки мы опоздали. Уже с Каменного моста видно много людей. В толпе разъезжают конные милиционеры. Мама тянет меня в самую гущу. Но к дверям магазина не пробиться. Там люди тесно прижались друг к другу, руками сплелись.
- Алешенька, как же мы так,- шепчет мама,- опоздали. Давай пролезай вперед.
Я не могу пролезть. Пуговицы от рубашки вдавились мне в грудь. Лицо сплющилось об чью-то спину.
- Осади! Осади! - кричат сверху милиционеры.
- Алеша, где ты? - слышу я голос мамы.
- А ну, осади! Назад! - хранят над головой лошади.- Гражданка, назад! Гражданка в синем платке! Назад!
Я вижу, как конный милиционер оттаскивает за платок маму. Она вырывается, платок соскользнул.
Я бью ногами лошадь, молочу кулаками по коленке милиционера, кусаюсь.
- Сволочи! - кричу я.- Я Сталину напишу!
Конный отпустил маму и - на меня. Я под лошадь. Он завертелся в толпе, потерял меня. А я потерял маму.
И вдруг поток людей всех потянул к дверям. Магазин открылся.
Меня вышвырнуло из этой лавины. Мамы нигде не видно. Наверное, уже в магазине. Я побежал на мост. Отсюда сверху все хорошо видно и даже слышно, как трещат большие двери, звенят стекла.
Около меня стоят два милиционера. Один устало махнул рукой, потянул за рукав другого:
- Ну их всех. Пошли, Степан.
С моста виден Кремль. Там живет правительство. Вот бы сейчас Сталин посмотрел из окна на этот магазин. Вот бы он всем дал прикурить.
И вдруг я вижу мою маму. Она вырвалась из толпы растрепанная, растерзанная и к груди прижимает сверток.
Я бегу к ней. Она видит меня, улыбается.
- Ух, Алеша,- дышит она,- вытри мне лицо.
Мы едем в трамвае домой. Я уже надорвал сверток, пощупал и понюхал черную жесткую ткань костюма. Моего костюма. Первого костюма в моей жизни.
Во дворе на скамейке вся компания. Я поднимаю над головой сверток, сообщаю:
- Покупочка!
Но никто не радуется, никто ничего не спрашивает. Мама берет у меня из рук сверток, хмурится:
- Вот, хвальбун!
В центре скамейки - Мишка. Согнулся, коленки трет. Рядом молчат ребята.
Славик настойчиво сует Мишке свой ножичек:
- Возьми насовсем.
Но Мишка ничего не видит, ничего не слышит. Лидочка тихо говорит:
- Вот помните, тогда Алешку забрали в милицию из-за
конфет. А потом разобрались и отпустили. Так и здесь будет. Разберутся.
Гога из дом пять смеется:
- Сравнила тоже. А если он враг народа?
Мы долго молчим. Какие это страшные два слова «враг народа».
- Летчики не бывают врагами народа,- уверенно говорит Лева.- Сам ты, Гога, враг народа.
Ну- ну, потише, -обижается Гога, - за такие слова ответишь.
Мишка согнулся еще ниже, плечи у него дрожат.
- Не надо, Миша,- гладит его Лидочка.- Вот, честное ленинское, во всем разберутся. Мы все письмо напишем про твоего отца. Мы же его знаем. Он хороший.
- Чего захотела,- ежится Гога.- Еще самих заберут.
- Слушай, ты! - медленно говорит Женька.- Катись отсюда. Ну! Быстро! Славик, дай-ка ножик.
- Пошел с нашего двора!
- Кто тебя сюда звал?
- Гога, Жога из дом пять, не ходи ты к нам опять,- сочиняет Славик.
Гога послушно идет к калитке, поворачивается, медленно сплевывает, старательно растирает землю ногой.
Наступило первое сентября.
С утра наскоро проверяем, как Славик знает таблицу умножения, все вместе торопимся в школу. Лидочка несет наш общий букет цветов. Славик весело подпрыгивает рядом со мной, то и дело смахивает пылинки с моего нового костюма.
Мишка все отстает, еле передвигает ноги. Всю дорогу его тормошит Лидочка:
- Миша, сколько будет семью семь? Он молчит.
Высоко в синем небе гудит самолет. Мишка поднимает голову, останавливается, по его лицу текут слезы.
- Миша, а сколько будет пятью пять?
- Слушай, Миша,-предлагает Лидочка,-неси ты букет. Почему все я да я.
Он прижимает букет к груди, прячет в него лицо.
- Правда, здорово пахнет? - суетится Славик.
…Мы расселись за свои парты. Так же, как и в прошлом году. Я с Левой. Лариска с Гогой. И только Мишка один. Его сосед, верзила-второгодник, еще летом уехал жить в другой город.
Пелагея Васильевна очень весело всех нас по одному осматривает, остановилась на Мишке, задумалась, прошлась по классу, сказала:
- Лидочка, ты будешь сидеть рядом с Мишей. Хорошо? Лидочка поспешно собирает свои книжки.
- Спасибо, Пелагея Васильевна,- тихо благодарит Лидочка.- Мы будем очень хорошо сидеть.
Пелагея Васильевна еще раз всех нас поздравила с новым учебным годом, заметила, как мы подросли, и сразу предлагает писать сочинение.
Она медленно, очень красиво пишет на новенькой доске название темы: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство».
* * *
…Сейчас у нас за спиной Москва и то далекое сочинение. Наверное, хранятся наши листки где-нибудь на полках в школьных шкафах. Разные нам тогда поставили отметки. Помню, что у Гоги было - «отлично». Способный… Вот, наверное, сейчас в Ташкенте старается для нашей победы.
…Связисты протянули к нам провод. Тонкий, смоленый, он идет по стенкам окопа, всем внушает надежду, уверенность. Ведь там где-то далеко на другом конце провода наш комбат. А от него провод идет к командиру полка, а еще дальше - к командиру дивизии, которого мы видели и слышали всего один раз.