Страница 11 из 87
При наличии ярких черт действительности, выраженных в художественных образах, повесть оказалась несовершенной в композиционном отношении. Писатель не смог отобрать материал, так как четкая идейная задача, соответствующая историческим потребностям, у него отсутствовала.
Сатирические картины политической реакции, губительной для народа, рисуются Погореловым в рассказе "Тишина".
Талант Погорелова был незаурядным. Он умел видеть людей в связи с большими явлениями социально-политической жизни. Он хорошо воспроизводил разнообразные психологические состояния героев и создавал индивидуализированные портреты, запоминающиеся, выражающие суть характера. Он неплохо владел художественным словом. Тематика его произведений была актуальной. Но Погорелов постоянно испытывал давление не изжитых до конца народнических идей. Это ограничивало его возможности, приводило к известной недоговоренности, композиционной рыхлости его произведений, нечеткости самих художественных образов. Тем не менее писатель-реалист явно не мог целиком подчиниться фальшивым доктринам. Живая жизнь была сильнее. Критика Погореловым капитализма, самодержавия, буржуазной интеллигенции помогала пониманию истинного направления исторического развития и помогает современному советскому читателю, сравнивая прошлое и настоящее, с особым чувством гордости за свою страну ощутить совершенство новой, социалистической эпохи.
МРАК
Рассказ первоначально опубликован в журнале "Русская мысль", 1895, No 12. Печатается по изданию: А. Погорелов "Мрак" и "Перед грозой", (из жизни Приуралья). Изд. С. Дороватовского в А. Чарушникова. М. 1900.
Стр. 7 Кричная фабрика -- цех на старом уральском заводе, где горячей ковкой под водяными молотами из чугуна получали железо.
Стр. 8 Сохранная казна -- банковское учреждение (народн.)
Стр. 17 Штоф -- старая мера жидкостей, 1/10 ведра, то есть около 1,2 литра.
Стр. 33. судить с кондачка --судить легкомысленно, не имея оснований.
Аликаев камень
I
Солнце садилось за горы. Последние багряные лучи его медленно угасали на кресте видневшейся из-за леса колокольни. Над прудом поднимался тонкий и прозрачный, как дымка, туман. Луга потемнели. Сосновый бор, незадолго перед тем сверкавший яркими красками, потух, потускнел, стал как будто меньше и ниже, казался нахмуренным и печальным.
Павел Петрович Агатов, отставной заводский лесничий и местный историк, собиратель старинных грамот и рукописей, сидел за письменным столом на своей "заимке" и через раскрытое окно наблюдал, как постепенно менялись краски в саду и все тускнело кругом. С дальнего конца сада доносились веселые детские голоса. Со двора слышалось мелодическое треньканье балалайки. Из-за цветочной клумбы виднелась красивая русая головка -- это взрослая племянница Павла Петровича, Катя, дочь его покойной сестры, лежа в траве, читала книгу.
Агатов только что окончил докладную записку о нуждах уральской горной промышленности, составленную им по поручению управляющего Бардымскими заводами Конюхова, и, чрезвычайно довольный своей работой, улыбался и весело потирал руки.
"Тонко подведено,-- размышлял он, вглядываясь в порозовевшее небо,-- стройно, логично, комар носа не подточит... Историческое освещение дает широту, перспективу... И анекдотцы-то кстати пришлись... Концы с концами сведены, одно само собой вытекает из другого. И тон благородный... главное, благородный тон... Да-с, старик Агатов еще постоит за себя, не совсем еще вышел в тираж погашения... В нем заискивают, да-с... сам управляющий приезжал -- это что-нибудь значит!.. Самолично просил, даже выражал комплименты: "у вас, говорит, имя, опытность, знание местных условий и литературный навык..." Вот как!.. А то фу-ты ну-ты, полное невнимание, точно перед пустым местом... мертвый-де, отживший человек... Ха-ха! А на поверку выходит, что еще жив курилка... Да-с!.."
-- Катя!-- закричал он в окно.-- Конец, и богу слава! Поставил последнюю точку.
Катя подняла голову, обнаружив тонкое, красивое лицо, с большими черными глазами.
-- Не хочешь ли, прочту, а?
-- Нет,-- отвечала Катя, с детской суровостью сдвигая брови,-- я не одобряю ваших намерений, поэтому и слушать не хочу.
-- Ну, ну!.. Еще бы!.. Ведь вы -- народники или как вас там... Матушка моя! Я сам за народ, только с другой точки зрения... Вы-то уж бог знает куда заноситесь... неосуществимо-с.
-- То есть, кто мы?
-- Ну, вообще современная молодежь... народники там и прочее...
-- Вы ошибаетесь, дядя: мы не народники.
-- Господь вас разберет!.. Если хочешь, душа моя, я тоже народник и даже сортом повыше... Из народа вышел, из крепостных, и знаю, что ему нужно... А нужна ему прежде всего хорошая палка, ежовые рукавицы... Вот!.. Поверь, что он сам это отлично понимает,-- поговори-ка с ним... и жаждет палки, которую от него отняли, жаждет!.. Так-то, мать моя.
-- Перестаньте, дядя!.. Хоть вы и шутите, а все-таки неприятно... А уж эта записка ваша... я не знаю... не могу понять, не могу вообразить...
-- Чего, собственно, душа моя?
-- Как могли вы взять на себя такое поручение, и притом добровольно, из любви к искусству!.. Эдакую... извините... я не знаю... эдакую подлость!..
-- Милая моя, я старый человек.
-- Что ж, дядя... я серьезно говорю. Сочинить заведомо фальшивую, облыжную записку! И для кого? Для заводовладельцев. Для чего? Чтобы обездолить и без того обездоленных! Чтобы выудить из казны в пользу хищничества еще несколько миллионных подачек! И ведь все это из народных средств -- не забывайте!..
-- Вздор, вздор!.. Вздор городишь!.. Эк тебя подмывает!..
-- Нет, не вздор. И без тебя все к их услугам, сверху донизу... А кто мужикам записку напишет? Ах, дядя, дядя! Вот если бы ты помог мужикам!..
-- Матушка моя, я старый служака, я тридцать пять лет его сиятельству прослужил, понимаешь ты это или нет? От него жить пошел,-- как же мне идти против его сиятельства?.. Вздор, вздор!.. Да и вообще вздор!.. Ты не понимаешь главного, не понимаешь того, что заводы и население -- одна душа и одно тело, что они связаны общими интересами... Да-с, вот чего ты не хочешь понять, потому что у вас ум за разум зашел... Вы смотрите на журавля в небе и не видите синицы в руках, а журавль-то еще бог его знает... в облаках он, душа моя, в облаках!.. в том-то и дело-с...
-- Это какая же синица?
-- А такая! И диви бы только вы, лоботрясы, но ведь и мастеровые такое же дурачье!.. Подкапываются под заводы, рубят тот сук, на котором сами сидят! Что может быть глупее этого?.. Хоть лоб разбей -- не понимаю!.. И ничему не верят! Ничего не хотят знать!..
-- Еще бы, когда их целые десятки лет обманывали!.. Они не верят, потому что вы все лжете...
-- Эк тебя разбирает!.. Перекрестись, мать моя... о чем ты?..
-- Да, лжете направо и налево... И вы, дядя, лгали и лжете... да, вы, вы... разве это неправда?
-- Нет-с, неправда. Комбинировать факты, давать им то или иное освещение -- разве это ложь?
-- Но для чего? Чтобы скрыть истину, запрятать ее подальше, напустить туману, ввести в заблуждение?
-- Мать моя! Что есть истина? Какая, где она, для кого, для чего?.. Хе-хе!.. мы знаем только человеческие заблуждения и человеческие аппетиты... Истина! Она всегда имеет две стороны...
-- Если так, то о чем же нам говорить? Не о чем.
-- А я и не навязываюсь, душа моя, как тебе угодно... Мне, видишь ли, не в чем оправдываться...
-- Однако вы сами начали разговор.
-- Я предложил только прочесть записку -- больше ничего.
-- А я ответила, что не желаю.