Страница 45 из 82
Однако Макдоналд разочаровался в редакторской деятельности, и в 1949 году «политикс» перестал выходить. В дальнейшем Дуайт много лет подряд писал в «Ньюйоркере»[333] — прежде всего о фильмах — и прослыл грозой массовой культуры. Антисоветские взгляды сближали его с NCL, то есть «Некоммунистическими левыми», и Комитетом за свободу культуры Сидни Хука[334]. Он даже должен был стать редактором лондонского «Энкаунтера», журнала, финансировавшегося парижским Конгрессом за свободу культуры, однако, несмотря на благие намерения Майкла Джоссельсона, этого не произошло, поскольку Макдоналда считали непредсказуемым. И все же в течение года у него был контракт с «Энкаунтером» на статьи.
В старости, в шестидесятые годы, Макдоналд с энтузиазмом бросился в вихрь революции кампусов и акций против войны во Вьетнаме, что идеально соответствовало его постоянной склонности к анархизму и пацифизму.
В последний раз я долго беседовал с ним в Милане, куда приехал из Парижа в 1955 году на семинар, организованный Конгрессом за свободу культуры. Это о нем я написал в стихотворении:
Можно отослать интересующихся к ее книгам — очень автобиографичным, способным многое рассказать об Америке того времени, о католическом воспитании Мэри и ее бунте, об интеллектуальном Нью-Йорке и писательско-художнической колонии на Кейп-Коде. В 1955 году мы вместе были на семинаре в Милане, а потом проводили каникулы в Бокка-ди-Магра, где она писала свой роман «The Group». Кое-что связывало ее с Польшей. Она не ценила Гомбровича и проголосовала против него в каком-то международном жюри, но при этом дружила с Константы Еленским. Ей была знакома литературная среда в Варшаве, где ее последний муж, Джеймс Уэст, некоторое время был советником американского посольства. Наверное, благодаря этому ее сын от первого брака Руэл Уилсон решил изучать полонистику и стал моим студентом. Их квартира на рю де Ренн всегда была открыта для польских литераторов. Один раз я даже снимал ее, пока Мэри была в Америке. В политическом отношении Мэри была близка к Дуайту Макдоналду, в самых общих чертах ее можно назвать The Non-Communist-Left. Как и Дуайт, в старости она выступала против войны во Вьетнаме.
Она была красивой женщиной, но ее побаивались из-за репутации сердцеедки. У нее был ирландский тип красоты: очень светлая кожа, голубые глаза и черные волосы. Я уважал Мэри за ее прозу — земную, методичную, опирающуюся на факты, не поддающуюся модернистским соблазнам. Побаивались ее и как писательницу, поскольку она выводила в своих романах знакомых и любовников. Знаменитый иск о клевете подала против нее прокоммунистическая литераторша Лилиан Хеллман, о воспоминаниях которой Мэри написала, что в них лгут даже запятые.
Я познакомился с ним в Эльзасе, в Миттельбергхайме, осенью 1951 года, когда он приехал из Израиля на проходившую там конференцию.
Марголин был родом из Пинска. Поскольку он принадлежал к тамошней интеллигенции, его родным языком был русский, а не идиш. В молодости он стал сионистом, а затем халуцем и эмигрировал в Палестину. Летом 1939 года приехал в Пинск, чтобы навестить родных, и там его застала война. Несмотря на все ходатайства и документы, подтверждавшие, что он житель Палестины, вернуться туда ему не удалось. Его арестовали и сослали в воркутинские лагеря, где он провел несколько лет. Наконец, после освобождения он снова оказался в Палестине и там написал по-русски страшную книгу, переведенную затем на французский. Картины его первого дня в краю лагерей по-прежнему так же живо встают передо мной, как во время первого прочтения в 1951 году, когда я получил от него книгу с дарственной надписью.
Это была короткая и очень дружественная встреча. Спустя много лет я познакомился в Сан-Франциско с его сыном, известным адвокатом, который учился сначала в Израиле, а затем в Соединенных Штатах, где и поселился. К тому времени Юлиуш Марголин уже умер.
Вот я беру с полки один из пятнадцати томов сочинений Жака и Раисы Маритен. Для меня это великие имена, но для скольких еще живущих на земле?
Перед Первой мировой войной Жак Маритен изучал философию в Сорбонне и попал на лекции Бергсона, что сыграло решающую роль. По вероисповеданию он был протестантом. Переход в католичество совпал у него по времени с интересом к средневековой философии и намерением вернуть томизму его центральное место.
Брак с Раисой, еврейкой из России, обратившейся в католичество, обернулся продолжавшимися всю жизнь трудами двух мыслителей на благо Церкви. Быть может, когда-нибудь их даже канонизируют.
Не думаю, что я соберусь возобновить знакомство с книгами Маритена, хотя его попытка воскресить томизм, кажется, удалась. Он и Раиса много писали, в том числе о поэзии, и в межвоенном двадцатилетии литературно-художественные круги читали их произведения. К этому примешивается и политика. Святой Фома Аквинский был любимым философом католических тоталистов, то есть тех, кто противопоставлял корпоративное государство (Муссолини, Салазар) мерзостям либеральной демократии и большевизма. В Польше имя святого Фомы часто использовалось в статьях, одобрявших насилие в политике. Маритен не вдавался в политическую полемику (как и другой неотомист, историк Средних веков Этьен Жильсон[336]), но его трактаты, показывавшие актуальность Аквината в двадцатом веке, никак не способствовали развитию моды на крайние средства. Кроме того, он определенно высказался против сотрудничества с Гитлером в своей книге «Дорогами поражения».
Небольшая группа польских католиков, связанная с журналом «Вербум» и центром для слепых детей в Лясках[337], ссылалась на Маритена в борьбе с националистически настроенным большинством духовенства, тратившим много энергии на антисемитскую пропаганду. По приглашению «Вербума» Маритен посетил Варшаву — не знаю, один или с Раисой. В Польше его влияние на ум одного человека из среды «Вербума» принес долгосрочные эффекты: Ежи Турович будет редактировать «Тыгодник повшехный» в духе трудов Маритена.
В Польше Маритена читали и в других узких кругах. Это были молодые литераторы, например самый способный из них, критик Людвик Фриде[338], погибший во время войны. Лично я обязан Маритену (как и Оскару Милошу) своим недоверием к «чистой поэзии». Так называемая современность велела выбрасывать из стихов всё относящееся к «прозе» и оставлять лишь лирический экстракт. В теории живописи Авангарду соответствовала Чистая форма Виткация. Между тем Маритен приводит слова Боккаччо, который в комментарии к Данте сказал: «Поэзия есть богословие». По мнению Маритена, поэзия — это скорее онтология, то есть знание о бытии. Во всяком случае, она не может заменить собой религию и стать предметом идолопоклонства. Религиозная литература, которую я в то время читал, не слишком помогала мне разобраться в себе, но отведение поэту скромного места вопреки попыткам провозгласить его «жрецом искусства» (которые Авангард продолжал под другим названием) следует признать полезной идеей.
Одержал ли Маритен победу? Удалось ли ему возродить мысль святого Фомы? Слишком мало времени прошло, чтобы ответить на этот вопрос. Сегодня даже духовные семинарии вошли в сферу влияния Ницше и Хайдеггера. Очень трудно читать тонкие «distinguo»[339] средневекового мудреца, даже пропущенные сквозь фильтр его способного ученика. Не знаю, много ли почерпнул из томизма мой покойный друг Томас Мертон[340] (Маритен был у него в Гефсиманском монастыре в Кентукки). Мертон выражал приверженность другому средневековому мыслителю, Дунсу Скоту.
333
«Ньюйоркер» (англ. «The New Yorker») — один из самых влиятельных американских литературных еженедельников.
334
Сидни Хук — см. статью «Хук, Сидни».
335
«Долго ходили мы ночью по Пьяцца дель Дуомо» — цитата из стихотворения Ч. Милоша «В Милане» из сборника «Король Попель и другие стихи» (1962).
336
Этьен Жильсон (1884–1978) — выдающийся французский философ, один из создателей неотомизма, медиевист, директор Папского института средневековых исследований в Торонто.
337
Ляски — поселок близ Варшавы, где расположен основанный в начале XX в. школьно-воспитательный центр сестер францисканок — служительниц Креста для слепых детей. Долгое время центр был важным местом встреч польских творческих кругов, с ним связаны многие видные представители католической интеллигенции.
338
Людвик Фриде (1912–1942) — поэт и литературный критик.
339
Distinguo — разделять, различать (лат.). Здесь: разграничения.
340
Томас Мертон (1915–1968) — американский монах-траппист, поэт, богослов, преподаватель, публицист. Черпал как из христианской, так и из дзен-буддийской духовной традиции.