Азбука

Имея дело со словарем, и читатель, и автор, пишет Милош, балансируют между многогранностью правды и ее упрощением[515]. С одной стороны, предельная редукция сказанного: алфавитная систематизация материала. С другой стороны, собрание словарных статей — «потенциальная» (то есть еще не написанная, пока не развернутая) «повесть о нашей современности и нашей цивилизации». Форма словаря — единственная возможность упорядочить жизнь и одновременно сохранить не только ощущение ее целостной бесконечности, но и множественности отдельных дискретных фрагментов. Словарная форма — еще один способ подчеркнуть значимое для Милоша положение: человек живет прежде всего в пространстве языка, культуры, памяти, а не в том, что мы привыкли именовать физической реальностью.

В этом контексте словарь с его упорядоченностью говорит о возможности приближения к мимесису. «Азбука» Милоша — это иконический знак мира, культуры. В пространстве этого текста автор и читатель связаны общей целью: догнать ускользающий и постоянно обновляющийся смысл вещей.

Форма словаря в равной степени предоставляет свободу и тому, кто его пишет, и тому, кто его читает. Руку автора направляет память, в которой люди, вещи, события, мысли связаны ассоциативными переходами, а не хранятся в жестко зафиксированных логикой парадигмах. Автор — одновременно и наблюдатель истории, и ее участник: его биография — судьба в «клубке сплетенных судеб» не только своего столетия, но и судеб своих предшественников в литературе и интеллектуальной истории. Поэтому у писателя нет времени, чтобы доводить сказанное до стилистического совершенства (cyzelowanie). Поэтому атрибуты словаря как художественной формы — стилистическая дистилляция и редуцированность, или выборочность отображаемых объектов. Милош отмечает: кому-то сама выборка (словник) может показаться случайной, но она не случайна для него. Читателю же предоставлена возможность выбора стратегии чтения: по порядку или выборочно, тематически или передвигаясь по внутрисловарным ссылкам, прокладывая маршруты в гипертекстовом пространстве. У Милорада Павича: «…чем больше ищешь, тем больше получаешь; так и здесь счастливому исследователю достанутся все связи между именами этого словаря»[516].

И одновременно «Азбука» — это книга о самом Милоше, его «интеллектуальная биография», не требующая хронологии, попытка самоопределения (a search for self-definition). Что значит для Милоша — быть Милошем? В автобиографическом словаре этой проблеме посвящена отдельная статья («Autentyczność»): «Я всегда боялся, что притворяюсь кем-то другим, не тем, кто я на самом деле». Человеку крайне трудно обнаружить зафиксированную точку — себя самого, пребывающего вне стилистических влияний, «утвержденных» культурой форм и традиций, заимствованных направлений мысли. В качестве художественной формы словарь позволяет автору не столько пунктирно наметить границы памяти, сколько очертить аутентичность — обозначить свое место в культуре. Это происходит в тот момент, когда Милош пишет о тех, с кем его мысль звучала в унисон или в одной тональности: Уильяме Блейке, Симоне Вейль, Оскаре Милоше.

Несмотря на кажущуюся закрытость (от А до Я, или от А до Z в оригинале) словарь — открытая книга, текст, идеальная структура которого всегда «чуть впереди своего автора» текст, смысловая потенция которого больше того, что в нем актуализировано. Словарь как интеллектуальная биография пишется не сразу, а с возвращениями: «…разные мои прозаические произведения складываются в своего рода мозаику — роман о двадцатом веке».

Действительно: в 1997 году «Abecadło Miłosza» («Азбука Милоша»), в 1998 году «I

Елена Бразговская

515

См.: Милош Ч. Родная Европа/ Пер. с польск. К. Старосельской, Б. Дубина. М.: Летний сад, 2011. С. 13.

516

Павич М. Хазарский словарь. Роман-лексикон в 100 000 слов. Женская версия / Пер. с сербск. Л. Савельевой. СПб.: Амфора, 2010. С. 27.