Азбука

В качестве примера внимательного отношения к миру я выбрал стихотворение в прозе — или маленький трактат — Тхить Нят Ханя[143] (вьетнамская диаспора в Америке довольно многочисленна). Он озаглавил свой текст «Interbeing» и пытается убедить читателя, что глагол «interbe» должен быть включен в словарь английского языка. Между тем в польском языке есть глагол «сосуществовать» (współistnieć). Смысл текста очень прост и заключается в том, чтобы «танцевать от печки»: что может быть проще, чем внимательный взгляд на листок чистой бумаги? Но о том, к чему это ведет, стоит задуматься, ибо мы чувствуем, что автор сказал нечто важное.

Сосуществование

Если ты поэт, то наверняка увидишь на этом листке бумаги тучу. Без тучи не будет дождя. Без дождя не будут расти деревья, а без деревьев невозможно сделать бумагу. Туча необходима для существования бумаги. Если бы не туча, этого листка бумаги не было бы. Значит, мы можем сказать, что туча и бумага сосуществуют.

Посмотрев на этот листок внимательнее, мы увидим на нем солнечный свет. Если бы не солнечный свет, лес не мог бы расти. Ничего не могло бы расти. Мы тоже не можем расти без солнца. Значит, на этом листке бумаги есть и солнце. Бумага и солнце сосуществуют. Если мы продолжим смотреть, то увидим лесоруба, который срубил дерево и отвез его на фабрику, чтобы там из него изготовили бумагу. А еще мы увидим зерно. Ведь мы знаем, что лесоруб не может жить без хлеба насущного, поэтому зерно, из которого испечен хлеб, тоже присутствует на этом листке бумаги. Есть на нем и отец с матерью лесоруба. Глядя таким образом, мы видим, что без всего этого листок бумаги не мог бы существовать.

Заглянув еще глубже, мы поймем, что мы сами там тоже есть. В этом нетрудно убедиться — ведь когда мы смотрим на листок бумаги, он становится частью нашего восприятия. Твой ум, как и мой ум, обращен к нему. Значит, мы можем сказать, что на этом листке бумаги есть всё. Ты не можешь назвать ни одной вещи, которой бы на нем не было, — время, пространство, земля, дождь, ископаемые в недрах земли, солнце, туча, река, тепло. Всё сосуществует с этим листком бумаги. Слово «сосуществовать» должно быть включено в словарь. Существовать — значит сосуществовать. Ты не можешь существовать отдельно — только вместе со всем остальным. Этот листок бумаги существует, поскольку существует всё остальное.

Однако, может быть, для того, чтобы привести пример внимательной поэзии, не нужно ходить так далеко — во Вьетнам и Калифорнию. Вот стихотворение Януша Шубера[144] из сборника «Божья коровка на снегу», изданного в Саноке[145] ничтожно малым тиражом. Это описание плода, сливы — изнутри и снаружи. Или же описание ощущений человека, который ест сливу.

Я восхищался многими людьми. Поскольку себя я считал кривым деревом, прямые деревья заслуживали моего преклонения. Правда, нужно помнить о том, что бывает перед Рождеством, когда мы отправляемся покупать елку. Ряды прекрасных деревцев — издали все кажутся великолепными, но вблизи почти ни одно не соответствует нашим представлениям об идеальной елочке. Одна слишком хилая, вторая — кривая, третья — низкая, и так далее. То же самое с людьми: наверное, другие представлялись мне такими внушительными потому, что я не знал их ближе, а мои собственные изъяны были мне хорошо известны.

Впрочем, не только мои, но и моей среды поэтов и живописцев. Общность искусства с генетическими пороками, увечьями, извращениями, болезнями — почти непреложная истина. Именно это показывают биографии писателей и художников, а, глядя вокруг, я мог найти подтверждение этому в судьбах моих друзей и знакомых. Однако здесь можно подозревать ошибку перспективы. Если подвергнуть столь же пристальному изучению самых простых смертных, может оказаться, что нормальность среди них встречается так же редко, как среди людей, прославившихся в области литературы и искусства. Просто жизнь знаменитостей у всех на виду.

Так я утешал себя, однако это не мешало мне искать тех, кто превышает меня, — неисковерканных. И в конце концов, ошибался я или нет, мою способность восхищаться следует записать в плюсы, а не в минусы.

Наш человеческий род веками размышлял, откуда взялся мир. Одни говорили, что у него должно быть начало, другие — что он существовал всегда. Для нас «всегда» утратило смысл, ибо до большого «бума» никакого времени не было, хотя его отсутствия не в состоянии передать ни наше воображение, ни язык. Что было прежде, чем что-либо начало быть? Средневековые схоласты из Шартрской и Оксфордской школ утверждали, что был божественный свет. Его transmutatio[148] в свет физический и создало мир. Они с удовлетворением восприняли бы теорию Большого взрыва и сказали бы: вот именно.

Думать о времени — значит думать о человеческой жизни, а эта тема столь обширна, что ее рассмотрение равнозначно мышлению как таковому. Все различия между нами — пол, раса, цвет кожи, обычаи, верования, взгляды — ничто по сравнению с фактом, что все мы сотканы из времени, рождаемся и умираем как поденки-однодневки. Неуловимое «сейчас» ускользает назад или убегает вперед, становится либо воспоминанием, либо устремлением. Речь, с помощью которой мы изъясняемся, — это модулированное время, как и музыка. А живопись и архитектура — разве не перелагают они ритм на язык пространства?

Я ношу в себе память о людях, которые жили и умерли, и пишу о них, сознавая, что спустя мгновение меня тоже не будет. Вместе мы словно облако или туманность среди человеческих созвездий двадцатого века. Мои современники: наше родство в том, что мы — из разных стран и с разных широт — все-таки жили в одно время. И в определенном смысле это родство сильнее, чем любые племенные узы.

Да, Мнемозина, муза памяти, — мать всех муз. Эдгар Аллан По даже называл смертную печаль «самой поэтичной интонацией». Мы читаем стихи, написанные тысячи лет назад, — и везде одни и те же сетования, раздумья над течением реки, становлением и гибелью.

И вместе с тем огромная тоска по выходу за пределы времени, в страну вечных законов и нетленных вещей. Платон и его идеи: по земле бегают и умирают зайцы, лисы, лошади, но где-то там, наверху, пребывают вечные идеи зайцевости, лисости, лошадности — вместе с идеей треугольника и законом Архимеда, которых не опровергнет хаотичная, зараженная смертью эмпирия.

У виленских евреев был свой собственный богатый мир, отгороженный от польского мира языком. Политические партии, школы, профсоюзы, газеты пользовались идишем, очень немногие — русским, хотя существовала и единственная в своем роде еврейская гимназия Эпштейна с польским языком. И сам Врублевский, и его жена, танцовщица Ванда, вращались в кругах Театра на Погулянке[149] и Польского радио. Для радио он, по заказу Тадеуша Бырского, выполнял какие-то мелкие заказы, а Ванда преподавала балетное мастерство в Театральном училище. В свою очередь, студенткой этого училища, а затем актрисой театра была Ирена Гурская, моя приятельница, которую оба они окружали сердечной заботой. Отсюда мое близкое и продолжительное знакомство с Анджеем. Тогда его фамилия была Фейгин. Как он написал много лет спустя в своей книге «Быть евреем…» (Niezależna Oficyna Wydawnicza 1992), ему не нравилась идея смены фамилии, но после войны он не хотел, чтобы его подозревали в родстве с печально известным функционером УБ[150] Фейгиным[151], и потому сохранил фамилию, которой пользовался во время оккупации.

143

Тхить Нят Хань (род. 1926) — вьетнамский дзен-буддийский монах, руководитель центра медитации в Дордони (Франция), автор книг, знакомящих с дзен-буддизмом.

144

Януш Шубер (род. 1947) — поэт, эссеист, фельетонист.

145

Санок — город в юго-восточной Польше недалеко от границы со Словакией и Украиной.

146

Стихотворение посвящено Чеславу Милошу.

147

Перевод Андрея Базилевского.

148

Transmutatio — превращение, пресуществление (лат.).

149

Театр на Погулянке был построен в 1912–1914 гг. на средства польской общественности Вильно и получил свое название от улицы Большая Погулянка (ныне Басанавичюса), на которой расположен. Был важным центром польской культурной жизни до Второй мировой войны. В настоящее время здание занимает Русский драматический театр.

150

УБ — Управление безопасности, служба госбезопасности в ПНР.

151

Анатоль Фейгин (1909–2002) — коммунист, высокопоставленный сотрудник военной контрразведки и Управления безопасности ПНР. В послевоенные годы отличался жестокостью на допросах. В 1954 г. уволен из органов госбезопасности, а в 1957 г. приговорен к 12 годам лишения свободы за применение недозволенных методов ведения следствия.