Свирепая справедливость

Поднявшись на борт, они с уважением поздоровались с нею и бегло взглянули на ее красный дипломатический паспорт. Синий с золотом английский паспорт Питера они рассматривали немного дольше, и Магда с улыбкой сказала:

– Надо оформить тебе красную книжечку. С ней гораздо легче. – И, обращаясь к чиновникам, добавила: – Утро сегодня холодное, господа, – может быть, по рюмочке? – Рядом уже ждал стюард в белой куртке. Французы остались в самолете. Они сняли кепи, отстегнули пояса с пистолетами, удобно расположились в кожаных креслах и задумались над богатым выбором сигар и коньяков, которые предложил им стюард.

В ангаре ждали три машины – с шоферами и охраной. Питер скривил губы, увидев «мазерати».

– Я тебе говорил, чтобы ты не ездила в этой штуке, – мрачно сказал он. – Все равно что написать твое имя неоновыми буквами.

Они уже спорили об этом, когда Питер переформировывал охрану Магды, потому что серебристо-серая «мазерати», сверкающая металлическая стрела, была ее любимой машиной. Баронесса с коротким хрипловатым смешком прижалась к Питеру.

– Как приятно, что мной снова командует мужчина. Я чувствую себя женщиной.

– У меня есть другие способы дать тебе это почувствовать.

– Знаю, – согласилась она с озорной усмешкой в зеленых глазах. – И они мне нравятся даже больше, но только не сейчас – умоляю! Что подумает обо мне мой штат? – И серьезно сказала: – «Мазерати» поведешь ты, я заказала его для тебя. Пусть хоть ты им насладишься. И, пожалуйста, вечером не опаздывай. Я специально освободила этот вечер для нас. Постарайся быть в «Ла Пьер Бенит» к восьми – очень прошу.

К тому времени как пришлось затормозить на въезде в Париж у Пон-Невиль, Питер уже привык к мощному мотору и резкому разгону «мазерати» и – баронесса угадала – наслаждался ездой. Даже в плотном потоке машин на улицах Парижа он умудрялся с помощью коробки скоростей втискиваться в малейший просвет, уверенный в скорости и мощи великолепного автомобиля и в его послушности водителю.

Он понял, за что Магда любила «мазерати», и, когда припарковал машину в подземном гараже на Елисейских Полях, рядом с площадью Согласия, улыбнулся своему отражению в зеркале.

– Проклятый ковбой! – сказал он и взглянул на свой «Ролекс». До первой встречи оставался час, и Питер вдруг снял кобуру с «коброй» и запер в бардачке. И снова улыбнулся, подумав о том, как, вооруженный до зубов, входил бы в штаб Французских Военно-морских сил.

Когда он вышел на площадь Согласия, дождь прекратился, ветви каштанов на Елисейских Полях обсыпали первые зеленые почки. Из автомата на станции метро «Площадь Согласия» он позвонил в английское посольство, две минуты поговорил с военным атташе и, когда повесил трубку, знал, что мяч, вероятно, уже в игре. Если Калиф настолько проник в систему «Атласа», что знал имя командира «Тора», очень скоро он узнает, что бывший командир идет по следу. Военный атташе английского посольства не только целовал ручки женщинам на дипломатических приемах, у него были и другие, более секретные дела.

Питер добрался до здания штаба флота на рю Руаяль за несколько минут до назначенного времени, но под развевающимся трехцветным флагом его уже ждал секретарь. Он помог Питеру миновать охрану и провел его на третий этаж, в помещение Комитета по вооружениям, откуда открывался туманный серый вид на Сену и позолоченные арки Пон-Неф. Два помощника Питера из «Нармко» уже ждали там, разложив содержимое своих дипломатов на полированном столе из каштана.

Французский флаг-капитан бывал в Брюсселе и в один незабываемый вечер в сопровождении Питера совершил волшебный обход борделей города. Теперь он встретил его галльскими возгласами радости и обращался к нему на «ты» – все это предвещало очень хороший результат встречи.

Ровно в полдень капитан перенес совещание напротив, в закрытый кабинет ресторана «Максим», в блаженной уверенности, что счет оплатит «Нармко», если компания действительно хочет продать ракеты «кестрел» французскому флоту.

Питеру потребовался весь его такт, чтобы не показать, что он почти не притрагивается к «Кло де вужо» и к «Реми мартен»; тем не менее он обнаружил, что ему все труднее следить за обсуждением, которое становится все более шумным. Его мысли занимали изумрудные глаза и маленькие свежие груди.

Из «Максима» они вернулись в здание Морского министерства, а позже снова потребовалось дипломатическое искусство, когда капитан пригладил усы и подмигнул Питеру.

– Есть очаровательный маленький клуб, очень близко, там к нам прекрасно отнесутся...

В шесть часов Питер наконец освободился от общества француза, заверив его в своей искренней дружбе и пообещав снова встретиться через десять дней. Час спустя после быстрого, но тщательного разбора достижений дня он оставил своих помощников в отеле «Морис». Все трое сошлись на том, что начало неплохое, но впереди еще длинная-длинная дорога.

Обратно Питер пошел по Риволи, и шел быстро. Несмотря на усталость, вызванную долгим днем, бесконечными переговорами и необходимостью быстро думать на чужом языке, несмотря на легкую боль в глазах от вина и коньяка, а также сигарного и сигаретного дыма, которым Питер дышал весь день, он испытывал острое волнение предвкушения, ведь его ждала Магда.

Остановившись на переходе в ожидании зеленого света, он увидел собственное отражение в стекле витрины. Он улыбался, не сознавая этого.

Ожидая своей очереди, чтобы заплатить за стоянку и влиться в поток уличного движения, Питер посмотрел в зеркало заднего обзора. Он приобрел эту привычку давно, когда у захваченного террориста обнаружил список приговоренных к смерти и свое имя в этом списке; с тех пор он привык оглядываться.

Он запомнил «ситроен» в двух машинах позади: у того была трещина на ветровом стекле, а на крыле царапина, в которой сверкал металл.

Ожидая на Елисейских Полях, когда пройдут пешеходы, он снова увидел маленький черный «ситроен» – по-прежнему отделенный двумя машинами; Питер наклонил голову, пытаясь рассмотреть водителя, но «ситроен» включил фары, мешая ему, и тут загорелся зеленый свет и Питер поехал дальше.

На площади Звезды «ситроен» приотстал, но Питер снова увидел его в серых дождливых сумерках ранней осени, когда был на полпути к авеню де ла Гран Арми, потому что теперь уже искал его. «Ситроен» сразу же затерялся на боковой улице, и Питер забыл бы о нем, сосредоточившись на удовольствии вести «мазерати», но его охватило какое-то мрачное предчувствие, и, преодолев путаницу пригородных улиц и выбравшись на дорогу, ведущую к Версалю и Шартру, он обнаружил, что непрерывно меняет ряды и все время оглядывается.

Миновав Версаль и выехав на дорогу к Рамбуйе, он получил возможность просматривать ее на милю вдоль ровной линии деревьев позади и убедился, что других машин нет. Он успокоился и начал готовиться к последнему повороту, который выведет его к «Ла Пьер Бенит».

Впереди развертывал кольца гладкий черный питон дороги, потом начинался резкий подъем. Питер миновал его на скорости в 150 километров в час и тут же начал искусно действовать тормозом и сцеплением, борясь с искушением ускорить спуск из боязни рисковать на скользком неровном бетоне. Впереди показался жандарм в блестящем белом пластиковом плаще, влажном от дождя, он размахивал красным фонариком; виднелись красные предупредительные огни. В кювете лежал «пежо», его фары смотрели в небо. Дорогу перекрывал синий полицейский фургон, и в свете его фар виднелись два тела, аккуратно положенные рядом; все это затуманивала пелена дождя. Типичная картина дорожного происшествия.

Питер прекрасно умел управлять «мазерати». Он сбавил скорость, так что машина начала ползти, опустил боковое стекло. Мотор негромко взвыл, и в теплую машину ворвался порыв ледяного ветра. Жандарм фонариком просигналил ему, чтобы он проехал в узкую щель между живой изгородью и полицейской машиной, и в этот момент Питер краем глаза уловил неожиданное движение. Одно из тел, лежащих у дороги, шевельнулось. Спина слегка изогнулась, как у собирающегося сесть.