Свирепая справедливость

За людьми с «палками» следовал штурмовой отряд, разбитый на четыре группы. Эти группы садились и ждали под крыльями – в масках, с оружием и оборудованием, готовым к немедленному использованию.

Колин следил за стрелкой секундомера. Подвергать пассажиров действию «Фактора В» дольше десяти секунд он не мог. На борту были старики, дети и больные астмой; когда стрелка достигла отметки десять секунд, он рявкнул: «Питание включено!»

Кондиционеры немедленно начали вытягивать газ из самолета: сигнал к началу проникновения.

Две группы по складным алюминиевым лестницам поднялись на основания крыльев и разбили стекла люков экстренной эвакуации. Две другие занялись главным входом, но могли лишь изображать действие специальных молотов, прорывающих металл; не могли они и пустить в ход парализующие гранаты.

– Пошли! – Командир группы, изображавший на этой тренировке Питера Страйда, дал сигнал к штурму самолета, и Колин остановил секундомер.

– Время? – послышался негромкий голос у него за плечом, и он быстро обернулся. Колин был так поглощен своей задачей, что не слышал, как подошел Питер.

– Одиннадцать секунд, сэр. – Ответ по уставу свидетельствовал о том, что полковника Колина Нобла застали врасплох. – Неплохо – но и не очень хорошо. Повторим.

– Пусть отдохнут, – приказал Питер. – Я переговорю с ними.

Все встали у выходящего на юг окна башни диспетчерской и в сотый раз за день принялись разглядывать большой красно-бело-синий самолет.

Полуденный зной поднял облака. На небе громоздились серебряные грозовые тучи; с завесой тропических ливней в кильватере они плыли на горизонте, создавая грандиозный фон, чересчур театральный, чтобы быть настоящим, а закатное солнце, нашарив в этих тучах просветы, просовывало туда длинные золотые пальцы, усиливая впечатление ненастоящести.

– Шесть часов до срока, – Колин Нобл нашарил в карманах очередную черную сигару. – Есть новости от местных властей?

– Никаких. Вряд ли они согласятся.

– До следующего расстрела. – Колин откусил кончик сигары и гневно выплюнул его. – Два года я ради этого ломаю спину на тренировках, а теперь нам связывают руки.

– Если разрешат «Дельту», когда бы ты начал? – спросил Питер.

– Как только стемнеет, – сразу ответил Колин.

– Нет. Они еще под сильным действием наркотиков, – рассуждал Питер. – Дадим им возможность пройти через вершину и начать спуск. Я думаю, следующую дозу они примут незадолго до того, как истечет срок ультиматума. Я бы напал чуть раньше... – Он помолчал, подсчитывая. – Без четверти одиннадцать, за семьдесят пять минут до окончания срока.

– Если объявят «Дельту», – сказал Колин.

– Если объявят «Дельту», – согласился Питер, и оба ненадолго замолчали. – Слушай, Колин. Меня мучает вот что. Если они узнали меня, что еще они знают о «Торе»? Может, они знакомы и с нашим планом штурма самолета?

– Господи, я об этом не подумал!

– Я ищу возможность изменить план, как-то сменить шаблон, сделать что-то такое, чего они не ожидают.

– Мы два года надрывались, чтобы все шло точно по плану... – Колин засомневался. – Ничего нельзя менять.

– Ракеты, – сказал Питер. – Обойдемся без сигнала о начале штурма. Пойдем без ракет.

– Эти уроды разбегутся по всему самолету, смешаются с пассажирами и экипажем...

– На Ингрид была красная рубашка. Я думаю, они все в таких, чтобы отличаться от заложников. Если моя догадка неверна, придется действовать в израильском стиле.

Израильский стиль – это приказ всем лечь и расстрел тех, кто не подчинился или проявляет агрессию.

– По-настоящему важна только девка. Девка с фотоаппаратом. Парни посмотрели записи с ней?

– Знают ее физиономию лучше собственных, – ответил Колин и добавил: – Эта дрянь чертовски красива... Пришлось трижды прокручивать запись казни, дважды замедленно, чтоб задавить в них рыцарей. – Трудно заставить мужчину убить красивую девушку, но с такой отлично обученной фанатичкой, как Ингрид, секундное колебание могло оказаться критическим. – И еще я приказал им посмотреть на девочку, прежде чем ее отвезли в морг. Теперь у них нужный настрой. – Колин пожал плечами. – Но, дьявольщина, «Атлас» не разрешит «Дельту». Мы зря тратим время.

– Хочешь проиграть подготовительный этап? – спросил Питер и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Будем считать, что мы получили от «Атласа» «добро» на «Дельту». Начни подготовку к операции точно в двадцать два сорок пять по местному времени. Делай все по-настоящему, до мельчайших подробностей.

Колин медленно повернулся и взглянул в лицо командиру; тот смотрел спокойно, открыто, честно; энергичные очертания рта и подбородка не дрогнули.

– Проиграть? – негромко переспросил Колин.

– Конечно, – коротко и нетерпеливо ответил Питер Страйд, и Колин пожал плечами.

– Дьявольщина, я ведь здесь только работаю. – И он отвернулся.

Питер поднял бинокль и медленно осмотрел огромную машину от хвоста до носа: никаких признаков жизни, все иллюминаторы плотно закрыты. Питер неохотно опустил бинокль чуть ниже и увидел груду тел, все еще сиротливо лежащих на бетоне под передним входом.

Приблизиться к самолету боевики позволили лишь четырежды: для подключения электричества, доставки медикаментов и два раза – Питеру. Всем прочим в доступе было отказано. Ни заправки горючим, ни очистки туалетов, ни поставки продовольствия – угонщики не разрешили даже убрать тела расстрелянных заложников, усвоив уроки прошлых угонов: в Могадишу жизненно важная информация о самолете была получена при очистке туалетов и канализации, а в аэропорте Лод спецназ проник в самолет под предлогом доставки пищи.

Питер продолжал смотреть на трупы, и, хоть он привык к смерти в самых уродливых формах, вид этих тел подействовал на него на редкость сильно. Они свидетельствовали о презрении к строжайшим табу общества. Теперь Питер был полностью согласен с решением Южно-Африканской полиции не пропускать в ворота аэропорта журналистов и телеоператоров. Он знал, пресса всего мира гневно, в самых сильных выражениях, протестует против попыток лишить ее исконного, от Бога, права нести в дома всех цивилизованных людей безобразные картины страшных смертей и зла, любовно запечатленные в цвете, с дотошным профессиональным вниманием к самым жутким подробностям. Без этой восторженной хроники своих деяний международный терроризм утратил бы большую часть своего влияния, значительно облегчив работу Питера. Страйд на миг позавидовал местной полиции, у которой была возможность действовать в интересах общества, потом мысли унесли его на шаг дальше, и он снова задумался о том, кто же имеет право принимать такие решения от лица общественности. Если полиция приняла и претворила в жизнь такое решение, нельзя ли признать их действия очередной разновидностью терроризма, того самого, который она стремится искоренить? «Боже! – сердито подумал Питер. – Я сойду с ума».

Он подошел к старшему диспетчеру.

– Хочу попробовать еще раз, – сказал Питер, и диспетчер передал ему микрофон.

– «Спидберд ноль семь ноль», говорит диспетчерская. Ингрид, вы меня слышите? Отзовитесь, Ингрид.

За последние несколько часов он десятки раз пытался установить контакт, но похитители хранили зловещее молчание.

– Ингрид, пожалуйста, ответьте, – не сдавался Питер, и неожиданно послышался чистый свежий голос:

– Говорит Ингрид. Что вам нужно?

– Ингрид, мы просим разрешения убрать тела.

– Диспетчерская, ответ отрицательный. Повторяю: ответ отрицательный. К самолету никто не подойдет. – Она сделала паузу. – Мы подождем, пока накопится больше для уборки... – Девушка хихикнула, все еще под действием наркотиков. – Дождитесь полуночи, и тогда вам будет чем заняться.

Радио щелкнуло, и наступила тишина.

– Сейчас мы накормим вас обедом, – весело крикнула Ингрид, и пассажиры с интересом зашевелились. – Сегодня у меня день рождения. Вы получите шампанское – здорово, правда?