Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 72

Когда допивали второй кувшин, Дэвид прервал возбужденный разговор об авиации и спросил:

– Кстати, кого мы встречаем? Мы проехали пол-Испании, а я и не знаю, кто этот парень.

– Парень? Это девушка, – рассмеялся Джо, а за ним и Дебра.

– Ханна, – она улыбнулась Джо, – его невеста. Она медицинская сестра в госпитале Хадашша и смогла вырваться только на неделю.

– Твоя невеста? – прошептал Дэвид.

– Они поженятся в июне, – Дебра повернулась к Джо. – Потребовалось два года, чтобы он решился.

Джо в замешательстве улыбался, и Дебра схватила его за руку.

– Твоя невеста? – повторил Дэвид.

– Да что ты заладил одно и то же? – спросила Дебра. Дэвид указал на Джо, потом на Дебру.

– А я-то думал... – запинаясь, начал он. – Да черт возьми...

Дебра неожиданно поняла и ахнула. Она обеими руками прикрыла рот, глаза ее сверкали.

– Ты хочешь сказать... ты подумал... О, нет!.. – она захихикала. Указала на Джо, потом на себя. – Ты об этом подумал?

Дэвид кивнул.

– Он мой брат, – заявила Дебра. – Джо мой брат, дурак! Иосиф Исаак Мардохей и Дебра Руфь Мардохей – брат и сестра.

Ханна оказалась рослой девушкой с ярко-медными волосами и веснушками величиной с золотой соверен. Она была ниже Джо всего на дюйм-два, но, когда Ханна прошла таможню, Джо подхватил невесту и заключил в объятия.

Казалось совершенно естественным, что их четверка держалась вместе. Проявив чудеса упаковки, разместили весь багаж в "мустанге" и поместились сами, причем Ханна сидела на заднем сиденье на коленях у Джо.

– У нас есть неделя, – сказала Дебра. – Целая неделя! На что мы ее потратим?

Они единодушно решили, что Торремолинос исключается. Он далеко на юге, да к тому же с тех пор, как Миченер написал своих "Рыбаков", он стал излюбленным местом всех бродяг и чудаков.

– Я разговорилась с соседом в самолете. Выше по берегу есть место, называется Колера. У самой границы.

Добрались они туда на следующее утро. Было самое начало сезона, поэтому они без труда нашли приятные номера в маленьком отеле на извилистой главной улице. Девушки поселились вместе, но Дэвид настоял, чтобы у него была отдельная комната. У него были определенные планы насчет Дебры, требовавшие уединения.

У Дебры было голубое узенькое бикини, не вмещавшее грудь, которая оказалась еще пышнее, чем предполагал Дэвид. Шелковистая кожа сильно загорела, но сзади, когда девушка наклонялась за полотенцем, открывалась поразительно белая полоска. Талия у Дебры была тонкая, ноги длинные, она отлично плавала – когда они отправились к скалистому острову в полумиле от берега, она постоянно обгоняла Дэвида.

Островок был в полном их распоряжении. Они нашли плоскую скалу, защищенную от ветра и освещенную солнцем, лежали на ней, сплетя пальцы. Соленая вода приклеила волосы Дебры к плечам, и они стали похожи на накидку из меха выдры.



Они лежали на солнце и разговаривали. Им многое нужно было узнать друг о друге.

Отец Дебры был одним из самых молодых полковников в Военно-воздушных силах США во время Второй мировой войны, но потом переселился в Израиль. И с тех пор там, теперь он генерал-майор. Они живут в старой части Иерусалима; дому уже пятьсот лет, но жить в нем хорошо.

Она старший преподаватель английского языка в еврейском университете в Иерусалиме и – добавила она застенчиво – хочет писать. Уже вышел небольшой сборник ее стихов. Это произвело на Дэвида впечатление, он приподнялся на локте и посмотрел на нее с возрастающим уважением и с легкой завистью, как на человека, ясно видящего свой путь.

Дебра лежала на солнце, закрыв глаза, капли воды, как драгоценные камни, сверкали на ее густых темных ресницах. Ее не назовешь прекрасной, решил он осмотрительно, но она хороша и очень-очень сексуальна. Конечно, она будет принадлежать ему. Дэвид в этом не сомневался, но почему-то ему не хотелось торопиться. Ему нравилось ее слушать; Дебра говорила необычно, и акцент ее куда-то пропал, хотя порой слышались отголоски ее американского происхождения – теперь, когда он об этом знал. Она сказала, что поэзия – это только начало. Она собирается написать роман о молодежи и о жизни в Израиле. У нее уже были общие наброски сюжета, и Дэвиду они показались интересными. Потом Дебра заговорила о своей земле и о живущих на ней людях. В Дэвиде вдруг что-то шевельнулось – ностальгия, глубокая расовая память. Он снова ощутил зависть. Эта девушка была так уверена в себе, в своем месте в жизни – она знала, где и каково ее предназначение, и это делало ее сильной. Рядом с ней Дэвид чувствовал себя незначительным и лишенным цели в жизни.

Неожиданно она открыла глаза, слегка сощурилась на солнце и посмотрела на Дэвида.

– О боже, – улыбнулась она. – Ты загрустил, Дэвид. Я тебя заговорила? – Он покачал головой, но не ответил на улыбку, и Дебра тоже стала серьезной.

Она принялась внимательно рассматривать его лицо. Солнце подсушило его волосы, они стали мягкими, пушистыми и очень темными. Четко были очерчены тонкие, идеальных пропорций кости скул и челюстей, глаза, ясные и слегка миндалевидные, полные твердые губы, прямой нос с широкими ноздрями. Она протянула руку и коснулась его щеки.

– Ты очень красив, Дэвид. Я такого красивого мужчины еще не видела.

Он не шелохнулся. Она провела пальцами по его шее и груди, взлохматила темные курчавые волосы.

Он медленно наклонился и накрыл ее губы своими. Губы у Дебры оказались теплыми, мягкими и солеными. Она подняла руки и обвила его шею. Они целовались, потом Дэвид протянул руку и расстегнул ее купальник на загорелой спине. Девушка сразу напряглась и попыталась отодвинуться.

Дэвид держал ее мягко, но крепко, пробормотал что-то успокаивающее, снова поцеловал. Она медленно расслабилась, он продолжал ее целовать, но когда его руки перебрались ей на спину, Дебра снова напряглась и задрожала.

Руки у него были опытные, привычные, он сумеет преодолеть сопротивление, не напугает ее. Дэвид сдвинул тонкий материал бикини и удивился упругости и тяжести ее груди, большие коричнево-розовые соски оказались каменно-твердыми под его прикосновением.

Поразительно, совершенно для него непостижимо, необычно: Дэвид не привык к отказам, но Дебра положила руки ему на плечи и оттолкнула его с такой силой, что он потерял равновесие и соскользнул со скалы, ободрав локоть и остановившись у самой кромки воды.

Он гневно вскочил на ноги, Дебра гибким движением тоже поднялась, на ходу застегивая купальник. Одним прыжком оказалась на краю скалы, нырнула, без брызг уйдя под воду, вынырнула на поверхность и крикнула:

– Я тебя перегоню на обратном пути.

Дэвид не принял вызова и с достоинством поплыл назад. Когда он, мрачный, вышел на берег, Дебра некоторое время разглядывала его лицо, потом улыбнулась.

– Когда ты сердишься, ты кажешься десятилетним ребенком, – сказала она не слишком тактично, и Дэвид мрачно побрел в свою комнату.

Он по-прежнему держался достойно и отчужденно, когда они вечером обнаружили дискотеку "2001 год", которую проводили ниже по берегу несколько парней-англичан. Они остановились у стола, за которым уже сидели две стюардессы и несколько оборванных бородачей. Музыка была достаточно громкой и ритмичной, чтобы сместить позвонки и вытряхнуть все внутренности, и стюардессы смотрели на Дэвида с почти набожным восторгом; Дебра с холодным интересом обратила на это внимание и предложила потанцевать. Слегка смягченный этой женской игрой, Дэвид отказался от своей маски ледяного короля.

Они хорошо чувствовали друг друга, быстро уловили резкий ритм и с изяществом, привлекшим внимание остальных танцоров, исполнили примитивный танец, от которого несло Африкой.

Когда ритм сменился, Дебра прижалась к Дэвиду всем телом. Он чувствовал, что от нее исходит какая-то электризующая, будоражащая сила, и понял, что отношения с этой женщиной никогда не будут спокойными и безмятежными. Слишком глубоки ее чувства, слишком сильны и всегда готовы к мгновенному выплеску.