Страница 5 из 11
Итак, в советской экономике существовали три параллельные торгово-финансовые реальности.
Реальность наличного рубля, в которой и существовал потребительский рынок, где боролись не на жизнь, а на смерть граждане за доступ к финским сапогам, телячьей вырезке, зеленому горошку и путевке в ГДР. Обороты в торгово-финансовой реальности наличного рубля исчислялись сотнями, тысячами и редко десятками тысяч рублей. Миллионеры, конечно же, в СССР были, но так как не было частной собственности на средства производства, то у населения был только личный капитал, который можно потратить на личные нужды, купить дефицитный холодильник или «Жигули» и подняться вверх по потребительской лестнице, но который невозможно пустить в дело. В торгово-финансовой реальности наличного рубля личный капитал не мог стать капиталом частным. Таким образом, государство изымало добавленную стоимость, ограничивая право частной собственности. Государство сохраняло статус монопольного экономического игрока, предоставляя гражданам право тратить личный капитал на потребительском рынке, однако не давало возможности зародиться капиталистическим отношениям среди граждан. Эксплуатация человека человеком была невозможна в рамках государственной экономики. Например, государство назначает одного гражданина руководить другим гражданином внутри государственного предприятия — треста или ЖЭКа, и за это руководящий получает от государства жалованье больше, чем руководимый подчиненный, но это жалованье начисляется не из изъятой добавленной стоимости, произведенной руководимым в пользу руководящего, а из общего бюджета. Жалованье выплачивает государство исходя из своих целей. Поэтому важные для государства отрасли, на которые опиралась государственная власть, вроде горнодобывающей или металлургической, получали сверхфинансирование. Промышленный рабочий и шахтер могли получать от государства жалованье больше, чем инженер, который разрабатывал машины для шахты или завода. Власть принадлежала партии, которая получила господство, опираясь на промышленный пролетариат, и поэтому государство выплачивало ренту своим социальным союзникам. Техническая интеллигенция была идеологическим подпольем (именно в среде советских инженеров взросло диссидентство) и выступала идеологическим оппонентом власти, поэтому рента для этого класса была значительно ниже.
Вторая торгово-финансовая реальность — это реальность безналичного рубля, который обеспечивал хозрасчет и торговлю на уровне предприятий, областей и отраслей народного хозяйства. В этой реальности обороты исчислялись десятками миллионов безналичных рублей. В экономике возникали финансово успешные феномены вроде колхозов-миллионеров и комбинатов, на которых работали десятки тысяч граждан. Так как одной из главных задач советской экономики была тотальная кооперация, то прибыль не всегда была самоцелью. Задумка сталинской экономической системы состояла в том, чтобы связать между собой в промышленные цепочки разные регионы и республики. Миллионы рублей были скорее формальным исчислением экономической активности. Прибыль оседала на счетах предприятий, которые инвестировали ее в социальную инфраструктуру и расширение производственной базы. Так появлялись детские сады и поликлиники в заводских районах, кубанские колхозы строили копии московского ВДНХ, а фабрики поддерживали театры.
В безналичной торгово-финансовой реальности советской экономики уже оборачивался полноценный капитал, который можно было пускать в оборот и открывать новые производства, закладывать новые торговые пути и заключать многомиллионные контракты. Однако капитал этот был государственный, и хотя распоряжался им конкретный человек, сделать государственный капитал частным было практически невозможно. Нельзя было, как сегодня, перевести безналичный рубль на счет компании, занимающейся обналичиванием, и за 10–15 % комиссионных вывести наличные. Конечно же, были исключения, и отдельным гражданам удавалось увести государственный капитал и обналичить, но во-первых, это было противозаконно, а во-вторых, даже обналиченный государственный капитал все равно оставался капиталом личным. То есть директор, укравший у своего завода миллион, максимум что мог сделать — построить втихаря еще одну дачу, оформленную на жену. Или забить квартиру золотом, фарфором и собраниями сочинений в суперобложках.
Таким образом, безналичная финансовая реальность обеспечивала государству монопольное право на владение и производство средств производства.
И наконец, третья торгово-финансовая реальность — внешнеэкономическая. Там обороты исчислялись сотнями миллионов. В этой реальности оборачивался валютный рубль, привязанный к курсу доллара и ценам мировой биржи. Здесь рубль, собственно, переставал быть рублем и становился разменной валютой доллара США. Впрочем, как и все остальные валюты других государств, которые согласились торговать посредством мировых бирж, Советский Союз пытался уйти от привязки к мировой торговле с помощью прямых контрактов с крупными экономиками вроде Индии или Китая. Однако главным торговым партнером все равно оставалась Западная Европа, основным экспортом были энергоресурсы, поэтому уйти от мировых бирж не удавалось. К этой торгово-финансовой реальности были допущены только избранные представители правящих элит. Да и вообще сфера внешней торговли СССР была во многом государственной тайной. Это было связано еще и с тем, что торговые представительства Союза активно использовались для разведки и организации экономической помощи союзным режимам в Африке, Латинской Америке и Азии. Поэтому внешняя торговля для советской экономики была больше, чем просто торговля. Валютный рубль выполнял две задачи. Во-первых, на него закупалась валюта, за которую потом приобретали дефицитные товары для потребительского рынка, технологии и средства производства для индустрии и промышленности. Во-вторых, валютный рубль обеспечивал всю внешнеполитическую активность СССР на мировой арене. Советская экономика проводила свой собственный проект глобализации — индустриализация государств Латинской Америки, Африки и Азии, вставших на путь социалистического развития, борьба за права угнетенных народов и поддержка коммунистического подполья, поставки вооружений союзным режимам по всему миру. Валютный рубль был обеспечен товарами, которые производила промышленность всего Союза, поэтому если вождь социалистической партии, взявший власть в своей африканской республике, получал кредит от СССР в несколько миллионов, то это гарантировало ему доступ к вполне конкретным товарам, средствам производства и технологиям, сделанным в СССР. «Made in USSR» был не самым плохим брендом на мировых рынках.
Все эти три реальности практически не пересекались. Человек мог одновременно управлять коллективом, обеспечивающим добавленную стоимость в миллионы безналичных и десятки миллионов валютных рублей, и получать повышенное директорское жалованье 700 рублей. Дополнительно пользоваться социальными благами вроде персонального автомобиля, кооперативной трехкомнатной квартиры, дачи и спецмагазина, где его жена могла без очереди всегда купить сервелат. Но получить доступ к миллионам, которыми управлял, он не мог.
Таким образом, госкапитализму СССР практически удалось ликвидировать капиталистические отношения внутри советского общества. Конечно, были отдельные явления вроде частных артелей, законодательно разрешенного артельного производства и торговли в Армянской и Грузинской ССР и кооперативных предприятий в сфере обслуживания. Однако это скорее исключения из правил.
Поскольку вся добавленная стоимость изымалась государством, то инвестировался капитал исключительно в государственные проекты. Так появлялись целые микрорайоны с доступным жильем, потому что у государства образовались излишки цемента, бетона, кирпичей и простаивающие бригады строительно-монтажных управлений. Ликвидация безработицы была главным критерием экономической эффективности. Так, на балансе предприятий появлялись спорткомплексы, санатории, театры и дома отдыха.