Страница 15 из 170
Анализ архивных документов и уже опубликованных материалов позволяет нам сделать вывод: главным противником после окончания Гражданской войны и вплоть до начала 1935 г. для чекистов и военных являлась Польша, за которой стояли капиталистические «титаны» — Франция и Англия[101]. Как известно, только в июле 1932 г. в Москве удалось подписать польско-советский договор о ненападении[102]. А до этого времени «синдром войны 1920 г.» довлел над взаимоотношениями двух соседних государств. В этом отношении характерны оценки ситуации, которые давал в середине 20-х годов председатель ОГПУ Ф. Э. Дзержинский. В связи с подготовкой обсуждения в Политбюро ЦК РКП(б) вопроса о международных отношениях, он писал своему заместителю В. Менжинскому: «Мне ситуация представляется следующей: то, что происходит в Польше с падением валюты, — происходит не без активного участия Англии… Польша могла бы все свои военные и шпионские силы (хотя бы и сокращенные) бросить против нас. По этой линии идет и демонстрация дружбы Румынии с Польшей. По этой линии идет и огромная работа Польши в Турции против нас… Надо собрать все материалы и дать анализ ситуации и игры и вместе с тем наметить ряд мер по линиям НКВД, НКвоен, нашей и Внешней торговли…»[103]
Менее чем через год, в связи с приходом к власти Ю. Пилсудского, руководитель чекистских органов отмечает, что «переворот Пилсудского, как это очевидно для меня сейчас, является выражением националистических сил в Польше, направленных против России… целиком поддержанных Англией»[104]. Ф. Дзержинский делает вывод: все силы следует направить на подготовку к обороне от весьма вероятного и скорого по времени нападения поляков на СССР.
Как главного противника определили Польшу и аналитики Разведывательного управления штаба РККА В многостраничном исследовании «Будущая война», появившемся весной 1928 г., они отмечали, что именно Польша в коалиции с Румынией и при поддержке Франции представляет и будет представлять в ближайшие годы основную угрозу[105].
Рижский мирный договор, подписанный РСФСР и УССР с одной стороны и буржуазно-помещичьей Польшей — с другой, о прекращении войны был подписан 18 марта 1921 года[106].
Новые, во многом случайные границы между советскими республиками и Польшей почти нигде не совпадали с этническим размежеванием. В результате войны к Польше отошла половина Белоруссии и четверть Украины. Линия границы прошла всего в нескольких десятках километров от столицы одной из советских республик — Минска и значительно приблизилась к центру другой — Киеву. Это создавало атмосферу осажденной крепости, постоянной нестабильности и напряженности, угрозы конфликтов со стороны соседа. В результате по обе стороны границы вскоре утвердились соответствующие стереотипы, больше свойственные состоянию войны, чем мирной обстановке. Польский историк З. Залуский в своей книге «Пути к достоверности», опубликованной в Варшаве в 1986 г., отмечал: «Реальные обстоятельства польско-советских отношений в межвоенном двадцатилетии сформировали события 1920 г. Люди, которые разрабатывали и реализовывали политику на протяжении всего межвоенного периода и в Варшаве, и в Москве, — это были люди, сформированные в 1920 г.»[107]. За 1919–1920 гг. около 1,5 млн граждан России, Украины и Белоруссии прошли через бои на Западном фронте с Польшей, лично столкнулись с «панами» и усвоили определенные негативные психологические и политические представления. Среди этих людей был и большой отряд чекистов. Еще со времени боевых действий борьбой с польской разведкой активно занимались будущие руководители Особого и Контрразведывательного отделов ОГПУ А. Артузов и Я. Ольский, начальник Секретно-оперативного управления Е. Евдокимов, начальник Особого отдела Западного фронта И. Апетер и некоторые другие высокопоставленные сотрудники органов госбезопасности. Именно они определяли на протяжении 20-х и начала 30-х годов стратегию и тактику противодействия польскому шпионажу.
Аналогичная «личностная» ситуация сложилась и в польских спецслужбах. Длительное время начальником польской разведки оставался И. Матушевский[108]. В Первую мировую войну он служил в одном из гвардейских полков царской армии, отличился в боях, а с 1918 г. перешел на разведывательную работу в Войско Польское, возглавлял крупную шпионскую организацию в тылу красных войск в районе Минска. Позднее (в 1920 г.) он создал и руководил нелегальной резидентурой на территории Украины.
Польша определялась главным противником не только в секретных документах Штаба РККА и аппарата ВЧК — ОГПУ, но и в средствах массовой информации. На страницах газет и журналов культивировался образ «хищной», «белопанской», «буржуазно-помещичьей» Польши. Она стала символом «агрессивного капиталистического окружения» Страны Советов, воплощением «образа главного врага». В журнале «Военное дело» была, к примеру, напечатана статья бывшего в то время начальником Оперативного управления Полевого штаба РВСР, будущего Маршала Советского Союза Бориса Шапошникова, «проникнутая насквозь духом грубого шовинизма». В этой статье «природное иезуитство ляхов противопоставлялось честному и открытому духу великорусского племени»[109].
Правда, необходимо отметить, что в данном случае Реввоенсовет одернул Б. Шапошникова и даже приостановил издание журнала до полной замены редакции[110].
Кто является главным врагом, обозначало и военно-политическое руководство Советской России, а затем и СССР. Ничем иным нельзя объяснить решение Политбюро ЦК РКП(б) о возвращении М. Тухачевского на должность командующего Западным фронтом в 1922 г. Это можно рассматривать как открыто выраженную советской стороной угрозу начать боевые действия против Польши в случае начала десантных операций врангелевских войск на юге России[111]. Через три года, выступая на 7-м Всебелорусском съезде Советов в Минске, М. Тухачевский, явно с позволения высшего руководства, призвал правительство Белоруссии «поставить в повестку дня вопрос о войне» с Польшей[112].
Специальная «польская» комиссия Политбюро Центрального комитета большевистской партии, рассмотрев вопрос о совещании в Риге представителей генеральных штабов Польши, Латвии и Эстонии, пришла к выводу, что именно Польша, руководимая Францией, проявила наибольшую активность на этом совещании в деле сколачивания «единого антисоветского блока граничащих с СССР на Западе государств…»[113]. Исходя из такой оценки Политбюро на своем заседании 9 апреля 1925 г. признало необходимым «максимальное усиление боевой и мобилизационной готовности Красной армии, а также принятие мер по усилению охраны границ»[114].
Готовность Польши пойти на военное вмешательство во внутренние дела СССР подчеркивалась в постановлении Политбюро от 15 марта 1930 г. «Об Украине и Белоруссии»[115].
Как на самого реального врага указывали на Польшу и чекистские руководители во многих предназначенных для неукоснительного исполнения на местах приказах и циркулярах. К примеру, в ноябре 1932 г. Особый отдел ОГПУ разослал в территориальные органы и аппараты военной контрразведки указание «Об усилении борьбы со шпионско-диверсионной деятельностью 2-го отдела Польского главштаба»[116]. В документе отмечалось, что резко активизировалась работа польской разведки, проведена ее реорганизация. Этот факт расценивался в разрезе реальной подготовки к вооруженным действиям.
101
Германское правительство 9 марта 1935 года объявило о создании военно-воздушных сил, а через несколько дней о введении всеобщей воинской обязанности и преобразовании 100-тысячного рейхсвера в вермахт, состоящий из 36 дивизий. Ограничений, установленных Версальским договором, больше не существовало. Эти обстоятельства явились мощным толчком к усилению оборонных усилий СССР и оценке Германии как главного противника нашей страны.
102
Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия. Сб. статей. М, 2004. С. 5.
103
Плеханов А. М. ВЧК — ОГПУ в годы новой экономической политики 1921–1928. М., 2006. С. 625.
104
РГАСПИ, ф. 76, оп. 3, Д. 364, л. 55.
105
Самуэльсон Л. Красный колос. Становление военно-промышленного комплекса СССР 1921–1941. М., 2001. С. 85.
106
Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М., 1983. С. 501.
107
Яжборовская И. С., Парсаданова В. С. Россия и Польша. Синдром войны 1920. М., 2005. С. 299.
108
Peplonski A. Wywiad W wojnie polsko-radzieckiej 1919–1920. W-wa. 1999. S. 48.
109
РГВА, ф. 33987, оп. 3, Д. 25, л. 168.
110
Там же.
111
Минаков С. Сталин и заговор генералов. М., 2005. С. 267.
112
Стенографический отчет 7-го Всебелорусского съезда Советов. Минск, 1925. С. 231.
113
Материалы «Особой папки» Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) по вопросу советско-польских отношений. 1923–1944 гг. М., 1997. С. 18.
114
Там же. С. 19.
115
Лубянка. Сталин и ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936. Документы. М, 2003. С. 235.
116
ЦА ФСБ, ф. 6, оп. 1-т, д. 31, л. 81.