Страница 217 из 221
Стражник внутри Тима усмехнулся. Усмехнулся и сам Тим. Осознал с горькой безнадежностью, что пронять этого циничного, насквозь пропитанного самомнением и честолюбием, колдуна может только такая же сволочь. Кровожадная, целеустремленная, сметающая все на своем пути сущность. Стражник. Либо так, либо отступить. И Тим принял решение. Колдуна необходимо встряхнуть как следует, напомнить, что даже если ты мнишь себя сильнейшим — всегда найдётся кто‑то сильнее. Нельзя просто так склонить чашу весов в свою сторону и думать, что это сойдет с рук. Нельзя терять связь с реальностью. Нельзя жить лишь своими интересами.
Приходилось выбирать между плохим вариантом и очень плохим, и Тим свой выбор сделал. Преподать Дирьярду урок мог лишь стражник, и все последствия этого урока останутся на совести Тима. Но отступиться, оставить безнаказанным подобное наплевательское отношение к окружающим он не мог. Да, он обещал Тессе не навредить ее отцу, и сделает все, что в его силах, чтобы сдержать обещание. Честно попытается.
— Конечно, конечно, — ответил вежливо, чувствуя, как теряется в пространстве. Начинался переход, и Тим мог надеяться только на обещание стражника после всего вернуться обратно. И стараться не терять контроль над ситуацией, хотя как это будет происходить, он не представлял. Стражник слишком своеволен, жесток и непредсказуем — впрочем, как все демоны. Но Тим в их тандеме — хозяин. Осталось донести эту мысль до соседа и по возможности никого при этом не убить.
Руку, в том месте, где был ожог, нестерпимо закололо. Но продолжалось это недолго, ровно до того момента, как карие глаза Тима заволокла Тьма, огонь в камине замерз, а в комнатушке стало заметно темнее…
Дирьярд с пробуждающимся интересом наблюдал за трансформацией парня, начиная соображать, что к чему. Он никогда такого не встречал. Этому жалкому подобию живого удалось его удивить, что случалось весьма нечасто.
…Это было похоже на взрыв. Ураган, цунами и торнадо в одном флаконе. Это разрывало изнутри. Это было невероятное по силе блаженство — дать себе волю. Не сражаться со стражником за верховенство, а преследовать единую цель. Отбросить самоконтроль и позволить делать то, что хочется. Им обоим.
На глазах Дирьярд парень вдруг выпрямился и стал заметно выше. Его долговязая фигура подернулась Тьмой, очертания поплыли. Лицо приобрело насмешливо — язвительное выражение — резкий контраст по сравнению с вежливой решительностью, застывшей на нем ранее. Что самое странное — от парня повеяло — именно повеяло, колдун учуял флюиды — угрозой, властностью. Всем своим видом гость давал понять, что может разнести это место по клочкам и ничего ему за это не будет. Дирьярд пока наблюдал за Тимом со всё возрастающим любопытством, и только.
— Приветствую тебя, колдун, — сказал гость и сделал шаг вперед.
Дирьярд почувствовал, как его обдало могильным холодом, и невольно поежился.
— Здоровались уже, — ответил.
— Так и будешь строить из себя тупого тролля? Не стоит. Поверь, это обычно плохо кончается.
— Кто ты?
— Я — это я. Вопрос в том, кто ты. Или кем ты станешь, когда наша встреча подойдет к концу.
— Глупый вопрос, — отбрил Дирьярд. — А фразы киношные оставь студентам — недоучкам. На меня подобная чепуха не действует. Шел бы ты лучше к своей ведьме и утешал по мере возможности.
— О, конечно, конечно, и как это я забыл, великий и ужасный! Примите мои искренние заверения в совершеннейшем почтении к вашей магической персоне! Не хотите ли корону на голову? Или жезл императорский? А может вам, дорогуша, трон под сиятельный зад подставить? С мягкой подушечкой и ремнями безопасности? — издевательским тоном протянул… Тим? И подмигнул колдуну: — Обязательно так и сделаю, как только с тобой закончу. Потому что сидеть самостоятельно ты уже не сможешь. Да и не захочешь…
— Не слишком ли ты самонадеян? — В голосе колдуна сквозила легкое презрение. И не таким его пугали.
— Ооо, вижу, вижу. Ты же — самый сильный, так? Понимаю. Ты — вершина творения, мать его. Пуп не только империи, но и всего континента, да что там — всей планеты. Колдун. Простите великодушно… может, мне задницу вам вылизать, чтоб сверкала под стать короне?
Колдун приподнял брови:
— Еще предложения будут?
— Всего одно. Хотя это скорее совет. — Стражник улыбнулся — на обычно серьезном, доброжелательном лице Тима предвкушающий оскал смотрелся жутко. — Держись крепче.
После этого все провалилось в подземелье бога Смерти и Лжи.
Через несколько часов бесцельного кружения в воздухе Рича потянуло на философские размышления. Он парил под потолком и думал о том, что нет в жизни постоянства. Все, что происходит с тобой, временно. Плохое, хорошее. Счастье, слезы, ненависть, любовь. Но это еще полбеды. Все настолько взаимозаменяемо, что порой бывает трудно отличить теплое от холодного. Взять хотя бы эту заносчивую стерву — Тессу. С одной стороны, она бесила Рича неимоверно одним фактом своего существования; с другой — ему до дрожи хотелось затащить ее в постель и таким своеобразным способом поставить точку в их спорах. С некоторых пор он начал мечтать о том, как все будет…
Мечтать! Слово‑то какое… романтичное, слюнтяйское слово. Просто эта девица… с ней почему‑то было сложно, а Рич не любил сложности в отношениях и всячески старался их избегать. Полчаса ни к чему не обязывающей болтовни перед тем, как прыгнуть в койку — предел. В его представлении идеальное свидание выглядело примерно так: 19:00 — напоить вином, сунуть в рот виноград или еще какой‑нибудь фрукт, которые так любят все девушки без исключения — чтобы много не трещала; 19:30 — секс; 21:00/21:30 — такси для девушки или портал к себе домой. После — либо следующая встреча в таком же формате, либо — отставка. Тут все зависит от умений и фантазии его пассии.
Но когда Рич думал о Тессе, проверенная схема резко давала сбой — даже в его воображении, что уж говорить о реальности. Совершенно не получалось представить, что Тессу что‑то может заставить замолчать — если она сама того не хочет. И, учитывая все, что между ними произошло в прошлом, колдун сильно сомневался, что за полчаса сумеет уболтать ее до постели. Скорее, сам займет горизонтальное положение — получив по челюсти за очередное фривольное замечание.
Не сказать, что колдунья Ричу нравилась — отнюдь. Он не считал ее даже симпатичной — но что‑то в поведении этой стервы, в том, как она себя держала, цепляло, не давая расслабиться и спокойно выкинуть её из головы. Уверенная в себе, но в то же время хрупкая, беспардонная, но кто сказал, что колдуньи должны расшаркиваться с окружающими? Может, все дело в этом? В ее заносчивости? Недоступности и холодности? Умении подавлять?.. Наверное, стоит увидеться с ней еще разочек, исключительно в научных целях, чтобы разобраться до конца.
И о чем он только думает? Явно не о том, о чем надо. Хотя если все время думать лишь о том, о чем надо, то когда же думать о том, о чем хочется?
Весело насвистывая себе под нос какую‑то популярную среди студентов мелодию, Рич оттолкнулся от стены ногами и проплыл в гостиную. Там схватился за торшер и, чуть не своротив его на пол, умудрился спуститься на диван и замереть в некоем подобии сидячего положения, намертво вцепившись в обивку. Достал пульт, завалившийся между подушками, и включил телевизор. Заунывный голос диктора — как раз передавали часовые новости — действовал ободряюще и помогал скоротать время.
Рич ждал Петра — чтобы высказать ему все, что думает о его убогой фантазии и методах ее воплощения в реальность. Рич ждал окончания действия зелья — чтобы сходить, простите за прозу жизни, в туалет. Ждал и ждал, ждал и ждал… вот уже несколько часов. Перемещался по квартире, набивал шишки, философствовал, матерился — правда, уже без огонька, ибо устал неимоверно. Периодически дергал себя за платок, в надежде, что, наконец, сумеет его снять. Увы.
Рич ждал рыжего — бесстыжего… а дождался совершенного другого персонажа. Своего начальника, Мирослава Победоносцева. Только теперь он был уже никакой не Победоносцев, а самый что ни на есть Петров. Всем Петровым Петров. Негромкий хлопок — и вышеозначенный дядечка вылетел из открывшегося около дивана портала и плюхнулся на ковер. Из одежды на нем были только трусы, да и те норовили сползти. Грязный ком, бывший некогда дизайнерским костюмом, Мирослав одной рукой судорожно прижимал к себе. Щегольская шляпа порвана; остатки ее болтаются на тонкой шее, как ожерелье; очки без одного стекла криво сидят на грязном носу.