Страница 216 из 221
— Чего ждешь? Сказано — чаю давай. Обеим. Немедленно!
Слуга испарился. Мира присела на стул — осторожно, словно была сделана из стекла и при малейшем неловком движении могла разбиться на миллион осколков. Ее начала колотить дрожь — адреналин схлынул, на его место пришла слабость, сопли и слезы.
— Почему? — вдруг спросила она у Тессы, вытерев одинокую слезинку — предвестницу будущего водопада. — Почему все так несправедливо?
Но колдунья не была расположена к сантиментам и явно в этом споре была на стороне своего отца.
— Что почему? Жизнь — вообще несправедлива. Да, папуля поступил не лучшим образом, но прошло уже столько лет…
— Нет, ты вообще думаешь, что говоришь? — вскричала Миранда, воздев в негодовании руки к потолку. — Ты голову включи, прежде чем чушь молоть! Только представь себя на моем месте! Если бы кто‑то прикончил твоего обожаемого папулю — и я бы тогда этого кого‑то первая расцеловала… так вот, если бы кто это сделал, как бы ты себя чувствовала? Неужели сказала бы — бывает, и пошла дальше?
Тесса поджала губы и ничего не ответила. Мира тоже не хотела продолжать этот бессмысленный спор. Никогда им не понять друг друга, никогда не стать по — настоящему близкими, двоюродными сестрами, кем они по крови являются. Каждая судит со своей колокольни, и у каждой есть на то резоны. Принять точку зрения другой стороны означало предать себя. Мира расстроенно нахохлилась и уставилась в стол. Быстрее бы вернулся Тим.
Через две минуты им принесли чай — такой же вкусный, как в прошлый раз, и девушки молча цедили его по капле, переживая каждая о своем мужчине.
Когда чай подошел к концу, а мучительная, звонкая тишина в комнате стала поистине невыносимой, в спальне открылся портал.
— Молодой… хммм… человек, поверьте, я был бы безумно раз поболтать с вами немного, но уж больно есть хочется. Не могли бы мы выяснить отношения чуть позже? Завтра, например, или на следующей неделе, или года через два? А еще лучше, навестите нас с Тессой лет эдак через сто. Думаю, последний вариант — самый оптимальный.
Тим вздохнул и поднялся на ноги — разговаривать с колдуном с дивана казалось стратегически неправильным. Что он собирался сказать или потребовать у Дирьярда — и сам толком сформулировать не мог. Знал одно — спустить все на тормозах не получится. Подобное бессердечие должно быть наказано. Да, у Тима не было особых способностей, он не знал ни одного заклинания, не имел в подчинении демона. Тем более он не был фигурой имперского масштаба и значимости, к нему не обращались за советом сильные мира сего. Он был простым рядовым, но кто сказал, что история должна писаться лишь влиятельными живыми?
Им двигала жажда добиться если не справедливости, то некоего ее подобия. Железобетонная внутренняя убежденность, что за свои поступки надо держать ответ, светилась в карих глазах. Если имел смелость поступить бесчестно, то будь готов встретиться лицом к лицу с последствиями.
— Не стоит юлить, — сказал Тим прямо, глядя колдуну в глаза. — Вы прекрасно знаете, что поступили отвратительно. Вы стали причиной гибели как минимум двух живых. Это само по себе достойно порицания. Но тот факт, что вы прокляли из‑за уязвленной гордости своих родных — двойное преступление. Не надо рассказывать, что ваш брат был неумелым водителем. Оставьте эти сказки Миранде. И позвольте уточнить — гибель некой ведьмы по имени Серафимовна — ваших рук дело? А нотариус Третьяков?
Дирьярд возвел глаза к небу — раздражение стало видимым:
— Титаны, что за день? Сначала девчонка обвиняет, оскорбляет. Только все выяснили — прибегает юнец несмышленый. И опять про тоже. Да, моих рук дело. Нотариус — там все понятно, а ведьма стала слишком много себе позволять. Помогла мне в одном деле — спасибо большое, радуйся, что жива осталась. Так нет, стала лезть, требовать чего‑то. Пришлось объяснить доходчиво, как обстоят дела. Кто же знал, что у нее такое слабое сердце и мои слова она воспримет буквально, да еще и упадет так неудачно? Так что в ее гибели виновато лишь стечение обстоятельств.
— Как и в случае с родителями Миры, да?
— Тоже верно. Все выяснил? Теперь, видимо, от слов перейдёшь к делу?
— А вы как думаете?
— Хорошо. И как ты собираешься добиться справедливости? Убить меня попытаешься ради прекрасных глаз своей дамы? Будет забавно на это посмотреть.
Дирьярд развернулся к Тиму лицом и, не скрывая пренебрежения, усмехнулся, развел руки в стороны — мол, давай, нападай. Я даю тебе фору.
Он видел этого нескладного парня пару раз, когда наблюдал за Тессой и Мирой, но, во — первых, не так уж внимательно он отслеживал их перемещения, скорее от случая к случаю, когда становилось совсем скучно, во — вторых, никогда не придавал значения его существованию. Все, что он мог про рядового Брайта сказать, уместилось бы в два слова — серая заурядность. Безусловно, присутствовали непонятные особенности в сущности гостя, которые колдун не мог пока разгадать, но лишь потому, что не больно‑то и старался, считая их неопасными для себя.
Подобная небрежность по отношению к окружающим исподволь, год за годом пробивала стену природной недоверчивости, бдительности и настороженности колдуна. Уже давно он считал себя — с твёрдым на то основанием — практически неуязвимым. Огромный магический резерв и знания, доступные лишь избранным, вкупе с многочисленными амулетами; долгие годы исследований и развития своих возможностей; вереница магических побед и отсутствие серьезных соперников почти во всех сферах жизни — все это внушало чувство ложной защищенности. Колдун не осознавал, что считает себя равным даже не императору, а богу. И уж тем более не рассматривал самонадеянного мальчишку как полноценного противника.
Тим всю голову сломал, пытаясь решить, как лучше донести свои мысли до Дирьярда. И есть ли в этом смысл — колдун, по всему выходило, был морально непробиваем. Помимо прочего, здраво мыслить Тиму мешал рвущийся на свободу стражник.
Разреши мне, — шептал он, глядя на Дирьярда, — разреши мне поговорить с этим заморышем… я… мы… договоримся. Я вернусь обратно, я обещаю. Я клянусь. Я так соскучился… отпусти разочек…
Тим на некоторое время выпал из реальности, впервые всерьез задумавшись о возможности предоставить стражнику полную свободу. Он понимал, что ему нечего противопоставить колдуну. Последний скорее из парня фрикаделек для супа понаделает, чем раскается в содеянном и добровольно согласится в тюрьму сесть.
Тим быстро прикинул альтернативы.
Воззвать к разуму и совести колдуна еще несколько раз. Просто смешно.
Пойти официальным путем. Подать в полицию заявление, в котором будет подробно изложено все, что произошло пятнадцать лет назад, и события недавних дней. Собирать доказательства, улики. Вряд ли он наскребет что‑то существенное, но попытаться можно. Вызывать колдуна на допросы. К концу жизни Тим, вероятно, доведёт дело до суда. Только… бесполезная это мышиная возня. Колдуна никто судить не будет — ни за проклятия, ни за убийства, сколько заявлений ни пиши, сколько свидетельств под нос ни суй.
И наконец — переход. В материи, которая для демонов дом родной. Слишком рискованно. Слишком опасно. Можно никогда не вернуться. И, кроме того, он связан словом с Тессой. Он… но не стражник. Впрочем, даже если и так, плевать древняя демоническая сущность хотела на какие‑то там сделки и скрепляющие их заклинания.
Тим понял, что слишком затянул паузу, когда Дирьярд начал нетерпеливо пристукивать ногой по полу.
— Простите, — машинально извинился рядовой Брайт, — задумался. Так на чем мы остановились?
— Мы остановились на том, что ты будешь меня бить. И если повезет, убьешь. Как‑то так, — кисло пояснил порядком уставший от этого фарса колдун. Да, он видел, что нескладный парень перед ним не так прост, как кажется, хотя уловить, в чем странность, до сих не мог. Но и особых опасений из‑за этого не испытывал. Ему ли, прожившему титаны знает сколько лет на свете, видевшему много такого, от чего менее стойкие сходили с ума, бояться какого‑то сопляка? Не бывать этому. — Только можно все сделать побыстрее? У меня ужин стынет.