Страница 6 из 25
Он решил провести в этом дуаре остаток дня и ночи, чтобы дать себе и людям хорошенько отдохнуть и запастись свежими силами для горных переходов.
Ночь провел он в куббе, спокойно выспавшись на постланном верблюжьем войлоке, и только перед самым рассветом сон его был потревожен. Но Пьер был доволен, так как в награду за беспокойство увидел редкую сцену, какую не всякому европейцу приходится видеть.
Было совсем светло, когда он вышел. Густые темные тени еще тянулись от гор и прятались по лесным чащам — где-то там, за горными хребтами, уже поднялся огненный шар солнца и пронизывал воздух длинными косыми лучами.
Дикие крики и визги потрясали окрестность, перемешиваясь с рыканьем леопарда, а в целом получался такой адский концерт, что звенело в ушах. Выйдя из небольшой, но очень густой рощи цветущих олеандров, Пьер увидел ложбинку, где разыгрывалась битва. Сверху, по склону горы, теснясь сплошной стеной и бросая каменья, наступали павианы. Львиные гривы на их огромных головах яростно топорщились, оскаленные длинные морды щелкали клыками, испуская дьявольский рев. Внизу, подмяв молодого павиана, распыжившись и рыча, приник леопард.
Исход боя был предрешен, и Пьер воздержался от всякого вмешательства. Бесстрашные ряды обезьян все ближе и ближе подступали к леопарду, но тот словно окаменел, не спуская глаз с врагов. Раненый павиан тоже замер, понимая, что решается его участь.
Наступал критический момент. Еще несколько секунд двигались ряды обезьян, — расстояние между врагами медленно уменьшалось. Центр борьбы как бы сосредоточился на борьбе воли, а не на физической силе.
Но вот леопард не выдержал. Его задние лапы осторожно передвинулись назад, то же сделали и передние. Он пятился почти незаметно. От напряженных движений за-змеилось все его упругое гибкое тело, и он несколько отступил от своей жертвы. Злобный рев вырвался из его груди, но еще более грозный рев испустили павианы, подхватывая длинными руками раненого товарища и продолжая наступать в виде полукруга. Ясно было, что они хотят окружить и истребить своего врага.
Теперь леопард гордо стоял во весь рост, как громадная кошка, сверкая пятнистой шкурой и ударяя себя пушистым хвостом. Медленно поворачивая голову, он, казалось, измерял силы врагов и оценивал их маневр. Убедившись в их превосходстве, он повернулся к ним задом и в несколько легких прыжков пересек ложбину и скрылся в чащу кустарника.
Продолжая реветь и ворчать, павианы поднимались вверх но скалам. Раненый полз с ними. Пьер пожалел, что этого нельзя было заснять для кинематографа, и, усевшись на камне, развернул карту.
Он определил местоположение дуара, в котором ночевал и, сообразуясь с указаниями, полученными от галла-сов, наметил на карте весь свой будущий путь. Он решил, что если, действительно, найдет гору Лунного духа, то оставит свой отряд у подножья с Ибрагимом во главе, а сам с двумя хартумцами совершит восхожденье и осмотрит в зрительную трубу все окрестности.
Помня обещание, данное Корбо, он думал ограничиться только этим и не углубляться далее в своих исследованиях. Его задача состояла только в отыскании горы Лунного духа. Таким образом Пьер мог возвратиться в Париж ранее конца сентября. Если же, паче чаяния, «Титан» будет готов скорее, то Корбо, как они условились, получив от него телеграмму из Фашоды или Хартума, вылетит навстречу.
Странное волнение вдруг овладело Пьером.
Вскочив на скалу, он в лесной прогалине увидел вдали груды горных вершин и хребтов. Посмотрев в зрительную трубу, он различил характерные столбы размытого гранита, террасы, конусы, мрачные трещины и ущелья. Это были потухшие вулканы Абиссинских гор. Их пламя и дым, как грозное знамя, трепетали когда-то у самого неба.
Десятки минут, не отрываясь, смотрел он на далекие громады, и нетерпеливое волнение его возрастало. Он был почти у цели. Еще несколько дней, и нога его ступит там, где не был никто из европейцев.
— Здесь Парута, — вполголоса произнес он, но тотчас оглянулся на шелест в кустах орешника позади себя.
Это был Ибрагим. Он поклонился почтительно и сообщил, что хозяева приготовили пищу, зарезав двух козлят, и приглашают эффенди, который служит у их владыки, негуса Абиссинии.
Пьер не мог скрыть улыбки, мысленно назвав себя Хлестаковым, но важно слез со скалы и молча пошел за Ибрагимом.
Обед был роскошен; жареные на вертелах куски мяса, овечье молоко, сладкие финики и кофе в крошечных чашках.
После трапезы, в которой принимали участие все спутники Пьера, он отдал приказ о выступлении. Глава дуара и все жители провожали их по обычаю магометанского гостеприимства до крайней дзерибы[18] в конце поселка. Провожаемые добрыми пожеланиями и благословениями аллаха и его пророка, путники спустились в ложбину, где сегодня утром происходила лесная драма.
Обойдя небольшой водопад, караван спустился в до — вольно широкую долину, где густой ароматный воздух окутал их влажным теплом. Здесь начинались кофейные плантации. Пройдя их, Пьер велел свернуть вправо, и через полчаса началось восхождение на крутую, но плоскую возвышенность, покрытую густой травой и кустарником.
Подъем длился несколько часов, и, по мере восхождения, куда-то вниз уходили леса, а вдали со всех сторон, словно из земли, выступали горные хребты и вершины. Чем выше поднимался караван Пьера, тем выше вырастали горы, обступая половину горизонта.
Огромные каменные террасы мрачно высились кругом одна над другой. Грозными бастионами чернели отвесные стены узких ущелий с грудами нависших скал и камней. На них и на плоских плечах гор мелькали кое-где зеленые заросли кустов, и изумрудными коврами ползли по склонам альпийские луга, а выше снова начинался хаос скал и ущелий.
Еще выше, путаясь и переплетаясь, легли беспорядочной массой огромные ступени гранита с гигантскими стенами кем-то разрушенных городов и крепостей. Высоко под ними, выделяясь на неправильных исполинских пирамидах, размытых и иссеченных, тянулись ввысь мощными столбами не то минареты мечетей, не то башни мрачных цитаделей из сплошного гранита, базальта и порфира.
Над этой грозной картиной застывших огненных стихий, как бесстрастная дума, спокойно сияли снеговые конусы, купаясь в лазури, будто грезили о вечном. Но внизу около них кипела жизнь. Сквозь шум и плеск бесчисленных горных ручьев и водопадов звенели птичьи песни, разносилось жужжание насекомых, раздавались крики и свист разных горных зверьков. Волнами ходили лесные запахи, смешиваясь то со сладким ароматом олив, то с пьянящей пряностью олеандров, то с крепким запахом мирта.
Кругом, от самых саванн, сходились сюда зеленые армии леса, ступали густыми колоннами по предгорьям, штурмовали каменные террасы, принимая в широкую грудь удары сорвавшихся скал и пенные волны горных потоков. Сотни гигантских стволов, как падшие воины, устилали места беспощадных битв, раскинув в разные стороны ветви, словно застывшие руки, грозя и взывая о помощи…
Пять перевалов совершил караван в трое суток, напрягаясь изо всех сил и, наконец, сдал. Ибрагим к вечеру четвертого дня почтительно приблизился к Пьеру.
— Самехуни я сиди[19], — сказал он, — но люди устали, и нужно отдохнуть этот вечер, ночь и завтра до полудня. Люди Хартума хотя и знают горы, но здесь, видимо, злые духи исказили и извратили создание аллаха. Мы никогда не видали таких непонятных гор.
Пьер с виду охотно согласился, но принял это заявление как первое предостережение. Он понял, что суеверных арабов начинают пугать необычность и грозная мрачность окружающей их природы. Действительно, особенно ночью, все кругом принимало неизъяснимо таинственный вид, мерещились фантастические чудовища в прихотливо изломанных скалах. Беззвучное реянье нетопырей, всхлипывания козодоев, гоняющихся за ночными бабочками, и неожиданный раскатистый хохот горных сов с дикими переливами, от которых по спине бегали мурашки, — все это жутко разжигало детски-безудержное воображение арабов.
18
Загон для скота с высокой оградой, обсаженный густой стеной колючих растений.
19
Извини меня, господин!