Страница 51 из 101
Дом запылал. Повстанцы взломали двери, которые вели в покои управляющего и в подземелье, где находились захваченные Недзиевским солевары.
Головатый решил разыскать эту проклятую грамоту о земле и подсоседниках, узнать, что именно в ней написано, и уничтожить, чтоб и следа от неё не осталось. Но где её искать? Гордей ходил по наполненным дымом комнатам от стола к столу, от шкафа к шкафу и нигде не находил этой бумаги.
Почти следом за понизовцем шнырял и Кастусь Недзиевский. Он тоже искал грамоту, привезённую Фонькой Сутугиным из Петербурга. Заглядывая в потайные места, Недзиевский натолкнулся на мёртвого Грименко. Обшарил его карманы, взял кошелёк, оторвал от чумарки медные пуговицы, вытряхнул из бокового кармана мелкие монеты и ушёл потайным ходом, который вёл из дома за частокол в густой орешник. Оттуда можно было легко добраться до ивовых зарослей у воды.
…Восстание разгоралось всё сильнее. В отряды повстанцев вливались работные люди, крепостные, подсоседники из сёл по Северскому Донцу, Айдару, Осколу, беглецы с Дона. Вскоре повстанцы разгромили Торскую крепость и освободили из неё всех узников.
К Шагрию пришла Хрыстя, — увидев в избе Головатого, она упала перед ним на колени:
— Отец родной, помогите узнать, что случилось с Семёном…
— Встань! — возмутился понизовец. — Встань, тогда и говори.
Хрыстя поднялась.
— Я уже изболелась сердцем. Забыла о своём доме, обо всём на свете, — заливаясь слезами, скорбно говорила девушка. — Я долго караулила около той крепости, присматривалась к ней. А когда мы связали стражу и выпустили всех бедолаг, Семушки среди них не оказалось… Я была у того монаха-"колдуна", спрашивала его, но он молчит. Вижу, что не доверяет мне. Только и сказал: "Успокойся, девушка…" Спросите, отец, его вы, пусть он скажет, где я должна искать…
— Что делать дальше, дочка, решим, — начал успокаивать Хрыстю Гордей. — Горе у тебя, горе и у других. К одним оно пришло, к другим ещё только приближается… — "Да, то, что произошло здесь, в Бахмуте, и там, в Торе, так не обойдётся, — подумал Головатый. — Надо ждать карателей". — Будем бороться, Хрыстя! — заявил он твёрдо и решительно. — Готовься в дорогу!
Слова Гордея немного успокоили девушку.
На совете Головатый, Шагрий и Куцевич решили ускорить организацию боевых отрядов и помочь тем, кто надумал оставить этот городок. В тот же день понизовец передал побратимам казну для приобретения оружия, возов, скота, одежды и всего, что необходимо в далёкой дороге.
К городу Тору Головатый и Хрыстя подъехали, когда солнце уже повисло у самого горизонта.
Оставив лошадей в небольшой дубраве, они поспешили к знакомой хате. Вошли в сени и невольно остановились. Из светлицы доносился высокий мальчишеский голос:
— "В том хуторе, к которому я добрался, две недели копал колодец за то, чтобы мне дали какую-нибудь одежду. И уже одетый зашагал к родному краю…"
Гордей осторожно открыл дверь. За столом сидел Арсен и с увлечением читал книгу. Хозяина в доме не было. Его нашли в саду. Яков и Головатый поцеловались. Сняв шляпу, Щербина поздоровался с Хрыстей, которая стояла в стороне, и позвал её. Когда девушка подошла, дал ей корзинку и попросил, чтобы она насобирала яблок.
Хрыстя поняла: старик хочет вести разговор без свидетелей. Это немного обидело её. Не чужая же она здесь. Не роз виделись, разговаривали. А может быть, у старика есть какие-то свои важнее секреты, которыми он хочет поделиться только с Головатым? Ну что ж, пусть делится. Её интересует только одно: какова судьба Семёна? Где он сейчас?..
Побратимы сидели молча. Щербина был задумчивый, хмурый. Наконец Яков заговорил о пчёлах, о том, что они обленились, мало стали давать мёда…
— Ладно, про мёд в другой раз, — перебил его Головатый. — А что там?.. — кивнул он головой в направлении крепости.
— Я, конечно, сразу догадался, зачем вы пришли, — сказал Щербина, — но хотелось с глазу на глаз. — Он глянул туда, где Хрыстя собирала яблоки. — Пусть девушка мне простит… Так вот, такое дело: был налёт. Удачный. Много узников освободили, а того, нашего, дня за два до разгрома крепости погнали в Изюм… И ещё скажу тебе печальное, — понизил голос Щербина. — Побратим наш, Петро, пусть будет ему пухом земля… — Он замолчал, поднялся и, сняв шляпу, склонил голову.
Поднялся, сняв шапку, и Головатый.
Долго стояли молча. Потом снова сели.
— Я уже думаю, как мне записать о том, что в Бахмуте и вокруг него засверкали искры гнева, — проговорил Яков. — Хорошее дело. Пусть хоть немного вельможным запахнет смаленым да кое-каким длиннокафтанникам укоротят полы. Только скажу тебе, друже: искры эти большого огня не поднимут.
— А если хорошенько раздуть?
— Будет тлеть, тлеть долго, — продолжал, не отвечая на прямой вопрос, Щербина. — И пламя, конечно, вспыхнет когда-то, в другое время… А давай-ка, дочка, и нам яблок! — крикнул он вдруг Хрысте. А Гордею тихонько сказал: — Убереги, друже, от лихой напасти тех, кто сейчас высекает эти искры. Знай: из Белгорода, из Харькова, из Изюма идут на Тор, на Бахмут царские усмирители и каратели…
— Нет, мы в их руки не дадимся! Оружия не бросим! — сказал твёрдо Головатый.
— Я был бы рад, если бы вы их одолели. Но…
— Знаем. Будет тяжело. Но ведь силу побеждают силой! — произнёс всё так же твёрдо Гордей.
— К силе и храбрости необходимы ещё и предусмотрительность, и осторожность, и разум.
— Верно, я согласен… — задумчиво проговорил Головатый.
Хрыстя поставила перед Гордеем и Яковом корзинку, наполненную грушами, яблоками, сливами. Щербина тут же рассказал ей, где находится сейчас Семён. Хрыстя выслушала, казалось, спокойно, не сказала ни слова, ни о чём не спрашивала. Только заметно побледнела.
Когда Гордей и Хрыстя выехали из городка, девушка вдруг остановила своего коня и решительно заявила:
— Моя дорога в Изюм!
— Вот как?! — воскликнул Головатый и подумал: "Ей-богу, это не девка, а настоящий казак!"
Он не стал отговаривать Хрыстю от намерения ехать в Изюм, был уверен, такая казачка меж людьми не пропадёт и своего добьётся. Задумался над тем, что следовало бы помочь ей, может, вдвоём доехать до Изюма, осмотреться там, разнюхать и прикинуть, как лучше, с какой стороны браться за дело. Но в Бахмуте — работные люди, беглецы, все, кто сейчас взбунтовался, ждут не дождутся его возвращения и совета. Ему вспомнились слова Якова Щербины: "Убереги, друже, от лихой напасти тех, кто сейчас высекает эти искры…"
"Да, верно, этих людей надо уберечь…"
— Поклонитесь, дяденька, там всем, с кем я за эти дни подружила-породнилась, — будто угадывая мысли Гордея, проговорила Хрыстя. — Надеюсь, что скоро вернусь, и не одна…
Головатый пообещал исполнить её просьбу. Когда он узнал, что Хрыстя намерена отправиться в Изюм прямо сейчас, посоветовал ей не делать этого на ночь глядя, а предложил съездить сначала в Маяки и встретиться с татарчуком Захаркой: возможно, он подскажет, как вести себя в Изюме, к кому там обратиться за помощью, а может, даже и сам согласится поехать вместе с ней.
После сердечных наставлений Гордей вытащил из-за пояса пистолет, подаренный ему Небабой, пороховницу, пули и передал Хрысте. Потом открыл сакву, предложил девушке засунуть в неё руку и взять, сколько захватит горсть. Услышав необычный звон и поняв, что находится в сакве, Хрыстя решительно отказалась.
— Бери! — приказал Гордей. — В дороге пригодится. И вам обоим, когда встретитесь…
— Спасибо за всё! — поблагодарила Хрыстя Гордея и тронула коня.
Отъехав немного, Головатый оглянулся, посмотрел вслед удаляющейся Хрысте и произнёс вслух:
— Вот чёртова девка! И красивая и смелая! Пусть же ей будет счастье!
В начале сентября из Харьковского слободского полка в Изюм прибыл отряд в пятьдесят сабель. К этому отряду присоединилось ещё семьдесят пять сабель Изюмского, тоже слободского, полка. И вскоре сто двадцать пять всадников выехали утихомиривать бахмутцев.