Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 122



Теме «Культура и власть» посвящены монографии Т.Ю. Красовицкой, Т.В. Беловой, сборники статей и статьи в научной периодике[71]. Среди многочисленных работ, отражающих вмешательство политической цензуры в литературный процесс, следует отметить сборник докладов и статей «Госбезопасность и литература на опыте России и Германии» одноименной конференции 1993 г. Его авторы (Е. Эткинд, А. Борщаговский, В. Оскоцкий, В. Шенталинский, А. Рогинский, А. Даниэль, А. Приставкин и др.) раскрывают механизмы системы, включающей наряду с партийными и цензурными инстанциями репрессивные органы[72]. Судьбам советских писателей была посвящена специальная серия «С разных точек зрения», в которой вышли монографии «“Доктор Живаго” Бориса Пастернака», «“Жизнь и судьба” Василия Гроссмана»[73], книга В. Шенталинского о литературных архивах КГБ[74] и многие другие работы[75].

Обращение к исследованию механизма подавления в государствах тоталитарного типа было вызвано также стремлением переосмыслить историю Советского государства, постараться разобраться в сущности сталинизма[76]. Социологией сталинизма успешно занимались философы и политологи[77]. Появились работы, в которых на основе новых материалов подвергались ревизии основы основ, исследовался генезис механизма власти в системе сталинизма, в частности судьба постановления ЦК «О журналах “Звезда” и “Ленинград”»[78]; политические аспекты сталинской идеологии, выраженной в создании «Краткого курса истории ВКП(б)»[79], и другие вопросы культуры[80]. Попытки раскрыть механизмы управления культурой без объективной фактической основы приводили некоторых историков к схематичным представлениям об этой системе[81]. Появилась потребность обратиться к истокам российской либеральной мысли, судьбам русской революции, роли и месту цензуры в российской истории[82]. В статьях А. Рейтблата, А. Янова, А. Алтуняна в журнале «Вопросы литературы» проводятся исследования корней и истоков русской революции и ее трагической судьбы, изменившей облик российского общества и государства. Не лишенные в определенной степени субъективизма и излишнего пафоса, характерного даже для научной публицистики этого времени, эти статьи богаты фактическим материалом и ценными авторскими наблюдениями о природе национального менталитета и его склонности к сильной власти. Б. Андроникашвили-Пильняк, В.Н. Дядичев, Г.А. Белая, Ю. Карабичевский продолжают эту тему, но уже на материале советской истории[83].

Переосмыслению подверглись целые направления культуры. Историко-культурологические и реконструктивные исследования стали наиболее актуальными для всех областей культуры и искусства. Это было обусловлено стремлением восстановить историческую справедливость по отношению к «репрессированному искусству»[84]. Так, искусствоведы и историки искусства наряду с литературоведами предприняли фундаментальные и локальные исследования, основанные на новых источниках. Не менее интенсивно шла реконструкция истории советского театра, находящегося под особым контролем не только партийных, но и двух цензурных органов Главлита и Главреперткома. В монографиях В.С. Жидкова представлена история театрального искусства вплоть до отмены цензуры в контексте культурной политики[85]. Получило развитие целое направление, под условным названием «полочное кино», яркими представителями которого являются киноисторики и искусствоведы В. Фомин, Е. Марголит, М.И. Туровская, Е. Хохлова[86] и другие. «Наше время потребовало заново, без идеологических шор посмотреть на историю советского кино, опираясь на реальные факты, на документы, хранившиеся прежде за семью печатями. Но не спеша при этом с окончательными оценками и выводами, чтобы не породить новые мифы и идеологемы на место рушащихся и отброшенных», – пишет А. Адамович в предисловии к сборнику статей «Кино: политика и люди. (30-е годы)»[87]. Однако мы убедимся, как склонны тем не менее отечественные историки к мифотворчеству в своих попытках отделить «зерна от плевел», объясняя самим себе и читателям парадоксы советского искусства – «истинного искусства» и пропаганды. Типичным методом для подобных построений является презентизм – наложение современных представлений и мировоззрений на психологию людей прошлого без достаточного учета всех обстоятельств и условий, в которых жили и творили предшествующие поколения. Излишняя эмоциональность и идеологизированность мешает сделать спокойный анализ кинематографического процесса и понять неизбежность того явления, когда в силу прагматической сущности кинематографа и объективности законов отражения действительности, в условиях тоталитарного режима ни одному художнику, включая самых известных и талантливых, не удалось полностью уклониться от натиска тоталитарной идеологии, она так или иначе проникала в их фильмы.

Однако весьма эффективен для анализа советского искусства и кино, в частности, компаративный метод, который применяет М.И. Туровская. В своей статье «Кино тоталитарной эпохи» она рисует шкалу мифов на сравнении двух тоталитарных культур – сталинской и гитлеровской: в дополнении к горизонтам стилистических поисков, свойственных данному этапу кино, тоталитарная система выстраивает свою идеологическую вертикаль, подобную мифологической или сакральной. В этой системе присутствуют: миф вождя, фюрера-бога; миф героя; миф юной жертвы; национальный миф («корни»); миф коллективного единства; миф предателя; искупительный миф; миф врага. «Сакральным первоэлементом для советского кино 1930-х гг. является “культ личности Сталина”», что делает советское кино родственным по набору ценностей кино Германии и Италии времен Гитлера и Дуче – идеологической вертикалью: фюрер, партия, народ. Как пишет Туровская, объектом воздействия этого искусства был повседневный человек, приобщающийся через массовое действо и культ вождя к идее вечности. Суть подобного кино – сакральность, догмат веры, являющееся не свойствами национального происхождения, а продуктами системы. Разница только в наборе образов: в Германии – «настоящий ариец», в СССР – пролетарий. Един и метод – реализм (в СССР – социалистический реализм), стиль бытового правдоподобия, несмотря на патетику и романтизм[88].

Ю. Богомолов считает, что страна превратилась из идеократической в мифократическую: в 1920-е гг. кино развивается как мощный аргумент идеи революции, а в 1930-е гг. – легитимности режима. По мнению автора, у тоталитарной системы существовала надстройка – особый мифомир с парадоксальными законами. И парадокс состоит в том, что идеологические установки выглядят для людей того времени более реально, чем материальная, физическая реальность, т. к. миф является вымыслом в отличие от сказки. Об эффекте восприятия такой сказки, в которой зритель мог наслаждаться самой лучшей в мире властью, где работают, но не устают, где все появляется само собой, не мучаются в поисках истины, где еще в начале фильма ясно, кто отрицательный герой, который непременно будет в финале наказан, говорится в статье Л. Мамонтовой «Модель киномифов в 30-е гг.»[89].

71

Красовицкая Т.Ю. Власть и культура. М., 1992; Белова Т.В. Культура и власть. М., 1991.

72

Госбезопасность и литература на опыте России и Германии (СССР и ГДР) // Доклады конференции. Москва. Апрель 1993 г. М.: Рудомино, 1994.

73

С разных точек зрения: «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. М., 1990; С разных точек зрения: «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана: Сб. М., 1991.

74

Шенталинский В. Рабы свободы. В литературных архивах КГБ.М., 1995.

75

Барбакова К.Г., Мансуров В.А. Интеллигенция и власть. М.: АН СССР, Институт социологии, 1991; Баташев В. СМОГ: Поколение с перебитыми ногами // Столица. 1992. № ?. С. 53-56; Буртин Ю. Власть против литературы (60-е годы) // Вопросы литературы. 1994. № 2. С. 223-307.

76

Иного не дано. М., 1988; Страницы истории КПСС: Факты. Проблемы. Уроки. М., 1988; Возвращенные имена. М., 1989; Переписка на исторические темы: Диалог ведет читатель. М., 1989; Осмыслить культ Сталина: Перестройка, демократия, социализм. М., 1989; Реабилитированные историей. М., 1989; Урок дает история. М., 1989; Драма обновления. М., 1990; Через тернии. М., 1990; Трудные вопросы истории. М., 1991 и др.

77

Кормер В.Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура // Вопросы философии. 1989. № 9; Барбакова К.Г., Мансуров В.А. Интеллигенция и власть. М., 1991; Белова Т.В. Культура и власть. М., 1991; Дубин Б.А. Игра во власть: интеллигенция и литературная культура // Свободная мысль. 1993. № 1.

78

Коммунист. 1987. № 1; Карякин Ю. Стоит ли наступать на грабли // Знамя. 1987. № 9.

79



Маслов Н.Н. Тоталитарная система власти и идеология сталинизма // Наше отечество: Опыт политической истории. М., 1991. Ч. 2; Он же. Советское искусство под гнетом «метода» социалистического реализма: политические и идеологические аспекты (30 40-е гт.) // Отечественная история. 1994. X? 6; Он же. «Краткий курс истории ВКП(б)» энциклопедия культа личности Сталина // Вопросы истории КПСС. 1988. № И; Он же. Из истории распространения сталинизма // Вопросы истории КПСС. 1990. № 7; Павлова И.В. Сталинизм: становление механизма власти. Новосибирск: Сибирский Хронограф, 1993.

80

История советской культуры: Новый взгляд. По материалам Всесоюзной научно-творческой конференции. 11-12 мая 1989 г. М., 1990; Оскоцкий В.Д. Как управляли литературой // Вопросы литературы. 1991. № 4; Лазарев Л.И. «Как бы ни была горька» // Коммунист. 1991. № 8; Он же. «Колесико и винтик». Заметки о том, как партия руководила литературой. Октябрь. 1993. № 8; Громов В. Сталин: пути эстетического утилитаризма // Вопросы литературы. 1992. Вып. 1; Добренко Е.А. Метафора власти. Литература сталинской эпохи в историческом освещении. Munchen, 1993.

81

Зезина М.Р. Культура советского общества // История русской культуры. М., 1990.

82

Рейтблат А. Видок Фиглярин // Вопросы литературы. 1990. № 3; Янов А. Загадка Фаддея Булгарина // Вопросы литературы. 1991. № 9-10; Алтунян А. Власть и общество. Спор литератора и министра (Опыт анализа политического текста) // Вопросы литературы. 1993. Вып. 1. С. 173-214.

83

Андроникашвили-Пильняк Б. Два изгоя, два мученика: Б. Пильняк и Е. Замятин // Знамя. 1994. № 9. С. 123-153; Белая Г.А. Дон-Кихоты 20-х годов: «Перевал» и судьба его идей. М., 1989; Она же. Литература в зеркале критики. М.: Советский писатель, 1986; Она же. Угрожающая реальность (Об истоках термина и явления «социалистический реализм») // Вопросы литературы. 1990. X? 4. С. 3-23; Дядичев В.Н. Маяковский: стихи, поэма, книги, цензура… // Литературное обозрение. 1993. № 9-10. С. 63-69; Карабичевский Ю. Улица Мандельштама: К 100-летию со дня рождения О.Э. Мандельштама // Юность. 1991. № 1. С. 65-69.

84

Чагодаева М.А. России черный год (Психологический портрет художественной русской интеллигенции в преддверии Октября). М., 1991; Голомшток И.Е. Тоталитарное искусство. М., 1994 и др.

85

Жидков В.С. Культурная политика и театр. М., 1995; Он же. Театр и время: От Октября до перестройки. М., 1991.

86

Фомин В. Кино и власть. Советское кино: 1965-1985 годы. Документы, свидетельства, размышления. М.: Материк, 1996; Марголит Е., Шмыров В. Изъятое кино. М., 1995 и др.

87

Кино: политика и люди. (30-е годы). М., 1996. С. 2.

88

Там же. С. 25-27.

89

Там же. С. 56.