Страница 42 из 45
Точно так же оказались бесплодными все попытки определить сознание как особый духовный факт, существующий рядом с внутренней жизнью. Если, например, полагали, что можно смотреть на сознание как на способность внутреннего наблюдения, как на так называемое «внутреннее чувство», то ясно, что при этой аналогии делалась подобная же ошибка, как при сравнении сознания с театральной сценой. Воспринимающий орган и воспринимаемый объект представляют две вещи; сознание же и процесс, происходящий в сознании, никоим образом не суть две вещи. Деятельность наблюдения и внимания без сомнения представляет нечто, принадлежащее к так называемым процессам сознания. Но это только один из числа других фактов сознания, а следовательно, такой, который предполагает существование сознания, а не сам обусловливает его возможность. То же самое нужно сказать и про другое объяснение сознания. А именно, говорят, что в сознании мы различаем много представлений, и поэтому сознанию должна быть свойственна способность различения; оно само должно быть различающей деятельностью. Но и здесь возникает вопрос, представляет ли различение процессов, непосредственно воспринимаемых нами в себе, такое условие, которое предшествует этим процессам, и не есть ли оно, наоборот, их следствие, возможное лишь на основании их. Чтобы можно было различать объекты, они прежде всего должны быть налицо. У ребенка сливаются в одно представление многие отдельные объекты, которые различаются развитым сознанием. Следовательно, различение и наблюдение суть процессы, которые предполагают сознание, а потому они и не могут составлять его сущности. Сознание же не представляет духовного процесса, совершающегося рядом с другими, а состоит лишь в том, что мы имеем внутренний опыт, замечаем в себе представления, чувства, волевые движения. Все эти процессы сознаются нами, поскольку они в нас имеются; они не сознаются нами, когда их нет. Выражения вроде «порог сознания», «появление и исчезновение из сознания», «объем сознания» и т. п. представляют просто образные обороты речи, которые полезны для краткого обозначения известных фактов внутреннего опыта, но в которых никогда не следует усматривать описания самих фактов. Единственное, что действительно соответствует переходу через порог сознания, — это то, что происходит нечто, чего раньше не происходило, а исчезновению из него — что не происходит более того, что происходило раньше, точно так же как под объемом сознания мы подразумеваем лишь совокупность наличных в данный момент психических процессов.
Таким образом, хотя сознание и не представляет реальности, существующей наряду с отдельными фактами сознания, все же это понятие остается необходимым для современной психологии, так как мы непременно должны объединить одним общим выражением всю совокупность душевных процессов, данных нам одновременно или в последовательной связи. Ввиду того что это выражение лишь указывает на наличность внутренних происшествий, но не определяет, каковы они, оно и представляет удобное вспомогательное средство, для того чтобы дать себе отчет о связи всех психических фактов, с которыми мы раньше познакомились в отдельности. Итак, понятие сознания не имеет другого значения, кроме того, что указывает на эту связь одновременных и последовательных душевных процессов, и проблема сознания состоит в том, чтобы указать, в какие взаимные отношения вступают отдельные явления для формирования всей душевной жизни. Затем для простоты изучения будет полезно, если мы предварительно ограничимся той стороной сознания, которая касается представлений, и только тогда, когда проблема сознания в отношении их будет исследована в только что упомянутом смысле, разберем, как дополнения, область чувств и воли, подобно тому, как мы это делали уже при анализе отдельных душевных процессов. Но скоро окажется, что в этом случае, когда дело идет о связи психической жизни, невозможно будет повсюду строго придерживаться такого порядка, так как именно на связи и взаимные отношения представлений чувственная сторона душевной жизни всегда имеет определяющее влияние. Поэтому нельзя будет в таких случаях не указать, хотя бы мимоходом, на чувственные и волевые моменты сознания.
Естественно, что первый вопрос, возникающий под условием такого ограничения, будет следующий: сколько представлений могут в данный момент иметься в сознании? Содержание этого вопроса далеко не так точно, как это кажется. Ведь обозначение числа составных частей целого, очевидно, зависит от того, что мы признаем за такие составные части. Представления же, независимо даже от их постоянной смены, находятся в нашем сознании в разнообразнейших соединениях. Поэтому легко может возникнуть сомнение, следует ли смотреть на данную часть содержания сознания как на самостоятельное представление или же скорее как на часть другого сложного представления. Мы можем пока отложить принципиальное решение этого трудного предварительного вопроса, так как для предстоящей цели будет достаточно, если мы станем держаться практического критерия. Поэтому мы будем считать самостоятельным отдельным представлением всякое такое, которое не связано привычной ассоциацией со всеми другими, имеющимися одновременно. Если мы, например, предложим глазу ряд букв ХВР, то каждая из них, хотя все они пространственно связаны, составляет сама по себе отдельное представление, так как, будучи рассматриваемы как целое, они не образуют никакого нового сложного представления, которое могло бы вступить в определенные связи с другими представлениями. Если же мы, напротив, предложим глазу три другие буквы, ЛЕС, они уже более не образуют отдельных представлений, существующих сами но себе, по крайней мере для того, кто их читает как слово, а связываются в одно сложное представление. Из этих соображений выясняются две вещи, которые следует иметь в виду при всех попытках как бы то ни было определить объем представлений в сознании. Во-первых, только по объективным и субъективным условиям, имеющим место в каждом отдельном случае, можно решить, какие представления должны считаться самостоятельными единицами, какие нет. Действительно, поучительно, что одно и то же объективное впечатление может быть воспринято, смотря по субъективным условиям, в одном случае как одно представление, в другом — как несколько. Во-вторых, результаты, найденные при одном определенном характере представлений, не могут быть перенесены на всякие другие. В особенности следует заранее ожидать, что сложные представления могут быть объединены сознанием в меньшем числе, чем сравнительно простые.
Когда был в первый раз поднят вопрос об объеме сознания, то не были приняты во внимание эти условия и вообще был выбран не такой путь, который мог бы повести к какому бы то ни было точному результату. Делались выводы из известных метафизических предположений, вроде того, что душа, как простое существо, может заключать в себе в каждый момент лишь одно представление, или же довольствовались одними самонаблюдениями. Насколько мало последние могли быть продуктивны, в этом легко убедиться каждому, кто хоть раз серьезно задал себе вопрос: сколько представлений нахожу я в себе? При таком опыте легко понять причину бесплодности подобных стараний. Как только задан этот вопрос, так уже момент, к которому он относится, прошел, и следующий тоже не может быть фиксирован. Таким образом совершенно невозможно отличать данное в какой-либо момент от последующего. Но этот недостаток непосредственного самонаблюдения в то же время указывает нам также способ, с помощью которого можно попытаться помочь этому недостатку экспериментальным путем. Следует лишь так обставить условия наблюдения, чтобы не было так легко смешать одновременное с последующим. И эти условия будут соблюдены, если предоставить какой-нибудь области чувств на одно мгновение большее число впечатлений, чем сколько их может перейти в представления, и определить, сколько из этих впечатлений будут действительно представлены. При этом, однако, было бы ошибочно думать, что в таком случае слияние мгновенного впечатления с последующими представлениями совершенно невозможно. Если, например, показать глазу при помощи мгновенного освещения некоторое число зрительных объектов, то изображения, воспринятые в первый момент, дополняются другими, вступающими в сознание вслед за тем. В этом можно убедиться, держа в темноте перед глазами книгу на расстоянии ясного зрения и освещая ее мгновенной электрической искрой. Хотя в первый момент удастся разобрать лишь одно слово, но потом, при помощи воспоминания, можно довести до ясного восприятия еще другие, и притом очень часто дополнительно прочитанное преобладает над узнанным сразу. При этих опытах выясняется также и другой факт, дающий возможность пользоваться такими наблюдениями для заключений о состоянии сознания в определенный момент, а именно удается ясно различать представление, постепенно построенное на основании первоначального впечатления, от изображения, прямо соответствующего этому впечатлению. Причина этого лежит в том, что здесь каждый момент уже не тождествен ни с предыдущим, ни с последующим, а, напротив, отличается отчетливым признаком, а именно мгновенно появившимся и вновь исчезнувшим освещением. Но этим облегчается для самонаблюдения возможность или устранять дополнения первоначального образа представления, или же по крайней мере выделять их безошибочно. В этом случае, как и везде, психологический эксперимент не делает самонаблюдение излишним, а в действительности делает его только возможным, создавая условия, требующиеся для точного наблюдения.