Империя страха

Родион Семенович понял, что близок к сво­ему последнему вздоху — о том, чтобы сопро­тивляться, он даже не подумал. Вместо этого хо­зяин квартиры взмолился плаксивым, тонень­ким голоском:

— Дайте мне последний шанс, и я все сде­лаю... Вот увидите... Только один шанс, ма-а-аленькую возможность, и я тут же исправлю по­ложение...

— Слишком поздно, — в очередной раз по­вторил гость и добавил: — Одну смерть всегда легче замаскировать, чем три, четыре, пять или даже две. Вас найдут ваши родственники, когда вернутся из деревни. Они, кажется, завтра воз­вращаются, не так ли?

Чисто машинально Кудряшов качнул голо­вой и только сейчас сообразил, что этим жестом он соглашается с неизбежностью собственной грядущей смерти, как бы утверждая приговор самому себе.

А тучный субъект почти сочувственно про­изнес:

— Вы не расстраивайтесь, мне и самому бу­дет не хватать вас, — он скорбно посмотрел на полковника, - но я не в силах изменить хоть что-то. Могу лишь добавить, что вы умрете бы­стро, не мучаясь, а вскрытие подтвердит смерть от сердечной недостаточности.

С этими словами гость неожиданно поднял­ся и направился к выходу, даже не взглянув на Кудряшова.

Когда за ушедшим захлопнулась входная дверь, Родиону Семеновичу показалось, что он

видел дурной сон и сейчас вот-вот должен про­снуться.

Не слыша больше никаких посторонних зву­ков, полковник устало рухнул на кровать, ре­шив, что кошмар сейчас улетучится и все вста­нет на свои места.

Лежа на мягких подушках, он не заметил ма­ленькую пластиковую ампулу, мирно покоив­шуюся в кресле, с которого только что встал его странный гость.

Если бы полковник видел эту ампулу, то за­метил бы, как она начинает растворяться, бы­стро уменьшаясь в размерах. И уже через какое-то мгновение к белому потолку взмыла тонкая струйка полупрозрачного газа, похожая на сла­бенький сигаретный дымок...

Глава 18

Иваныч, правда, не без помощи Лямзина, благополучно забрал с милицейской штрафпло-щадки собственный автомобиль и теперь сидел в нем, неотрывно следя за центральным входом на киностудию «Мосфильм».

Человек, которого ждал Чижов, вряд ли го­рел желанием увидеться с ним, но дело было в том, что этой встречи жаждал сам каскадер. Имен­но поэтому он продолжал терпеливо ждать, вре­мя от времени поглядывая на циферблат часов.

Можно было, конечно, пройти на террито­рию студии, но Ване очень не хотелось именно сейчас подвергаться расспросам со стороны многочисленных знакомых, которые были не­минуемы после его почти трехнедельного отсутствия. И он решил подождать нужного ему чело­века в салоне старенькой «шестерки».

В тот момент, когда Чижов уже начал терять терпение, распахнулись стеклянные двери, и в их проеме замаячила глянцевая лысина низень­кого толстячка. Торопливо перебирая коротень­кими ножульками, человек поравнялся с авто­мобилем каскадера и прошел бы дальше, если бы Чижов не окликнул его:

— Гоша, не торопись, разговор есть.

Толстячок замер на месте, как будто его хва­тил столбняк, и, удивленно вскинув брови, уста­вился на вылезающего из машины Чижова.

— Ва-аня?! — искренне удивился он, не в силах скрыть охватившего его ужаса, словно он столкнулся нос к носу с самым настоящим при­видением, — а я думал, что...

— Что не увидишь меня больше, по крайней мере в этой жизни, — саркастически договорил за лысого Иваныч.

Гоша замялся, откровенно не зная, что воз­разить, ведь на самом деле он так и думал, но признаться вслух не решался, опасаясь непред­сказуемой реакции собеседника. Слишком хо­рошо он знал норовистый характер каскадера, чтобы обострять ситуацию.

Вместо этого коротышка озадаченно сооб­щил, переходя на заговорщический шепот:

— Тут тобой милиция интересовалась, гово­рили, что ты убил несколько человек, это прав­да?

Изобразив на лице жуткую, устрашающую гримасу, Чижов сквозь зубы процедил:

— Могу дать тебе возможность проверить, насколько точны эти сведения. Одним больше, одним меньше — какая разница, правда? — кивнув в сторону собственного «жигуленка», он предложил: — Давай прокатимся...

Гоша и без того был человеком осторож­ным, если не сказать трусливым, но услышан­ная им фраза просто повергла толстяка в бес­просветный ужас.

Оглянувшись по сторонам в поисках воз­можной помощи, но никого не обнаружив по­близости, коротышка натянуто улыбнулся и как можно дружелюбнее произнес, отчаянно клацая не попадающими друг на друга зубами:

— Й-йа очччень р-р-рад тебя видеть...

Иванычу показалось, что собеседника сей­час хватит удар, и пока тот еще был способен хоть что-то соображать, решил завершить то, для чего вообще затеял весь этот разговор.

— Где мои деньги?

Гоша как-то весь сжался и торопливо полез во внутренний карман роскошного кашемиро­вого пальто. Но трясущаяся рука никак не хоте­ла попадать в достаточно широкую прорезь кар­мана, и толстячок лишь криво улыбался сведен­ными от страха губами и настойчиво бормотал:

— Ссейчас, сссейчас... Я давно хотел тебе все о-о-отдать, нн-о...

— Ты что, заикаться стал? — саркастически ухмыльнулся Чижов.

— Дда, то есть нет, — невпопад выпалил Го­ша, наконец сумев-таки добраться до толстого бумажника.

Даже не удосужившись раскрыть портмоне, коротышка торопливо сунул его в руку каскаде­ра, на что тот разумно заметил:

— У тебя что, мозг просквозило или ты стал альтруистом? На кой хрен ты мне суешь свой лопатник?

Издав нечто похожее на последний писк подбитой птицы, Гоша тут же забрал кошелек обратно. Он хотел засунуть портмоне в карман, но понял, что делает явно что-то не то, и застыл, окончательно утратив способность соображать.

— Ну ты даешь, артист, — развеселился Чижов и напомнил: — Мне нужны мои кровные, заработанные деньги за прошлую картину. По-ни-ма-ешь? — по слогам закончил он, едва ли не крича в ухо собеседнику.

И только сейчас Гоша понял, наконец, что от него хотят. Торопливо раскрыв бумажник, он отсчитал пять сотенных купюр с изображенны­ми на них портретами президента Франклина и протянул деньги каскадеру.

Недоверчиво посмотрев на собеседника, Ива­ныч покрутил в руках зеленые купюры.

— Насколько я помню, мне причиталось лишь триста пятьдесят. Откуда остальные?

— А я пересмотрел смету, — торопливо вы­палил толстячок, как будто всю жизнь готовился произнести эту сакраментальную фразу, и пре­данными глазами посмотрел на Иваныча.

Спрятав банкноты в задний карман брюк, Чижов весело подмигнул коротышке:

— Ну что ж, спасибо.

Послушно взревел мотор, и машина резво сорвалась с места, а Гоша еще долго смотрел ей вслед, не веря собственному счастью. В эту се­кунду он дал себе зарок, что постарается впредь избегать встреч с этим жутким и наверняка опас­ным человеком.

Больше трех недель Иваныч не видел сы­нишку и почувствовал нестерпимую тоску. Он бы не стал так долго ждать, если бы ему было с чем приехать. Появись Ваня без денег, не мино­вать ему очередного скандала с женой, а толстяк Гоша, задолжавший каскадеру энную сумму, как назло все это время находился в командировке, о чем неизменно сообщал его домашний автоот­ветчик.

Теперь же все козыри были у него на руках, и Чижов, оставив машину у подъезда, смело вошел в дом.

Электрический звонок залился привычной трелью, и почти сразу же дверь распахнулась. На пороге стояла Елена — ее взгляд не предвещал ничего хорошего, а с губ были готовы сорваться явно не радостные слова.

Но в этот момент мимо нее проскользнул шустрый мальчуган — точная копия папаши — и с громким, радостным воплем повис на шее Иваныча.

— Папа, где ты был?

Пока Ваня подыскивал слова, послышался властный голос женщины, обращенный к ре­бенку:

— Ты только что поел, иди вымой руки! Недовольно нахмурившись, мальчонка все

же подчинился, хотя и с явной неохотой. Круто развернувшись, он опрометью бросился в ван­ную комнату, чтобы поскорее покончить с уто­мительными формальностями.