Империя страха

— Мне нужно, чтобы через час здесь был толковый оператор и желательно со звукозапи­сывающей камерой.

Белецкий перевел взгляд с комитетчика на подругу и удивленно вскинул брови, на что Оль­га торопливо заметила:

— Артеша, сделай так, как просит Антон. Я чувствую, что у тебя получится веселенький репортаж.

Не сказав ни слова в ответ, журналист подо­шел к телефонному аппарату, стоящему на жур­нальном столике, и, сняв трубку, набрал чей-то номер.

Ответили ему почти сразу...

* * *

Кудряшов вернулся в здание на Лубянке, распустил группу и вошел в свой кабинет. Едва он переступил порог, как требовательно зазво­нил городской телефон.

Поморщившись, как от зубной боли, Роди­он Семенович неторопливо приблизился к столу и долго смотрел на трезвонивший аппарат.

По-видимому, на том конце провода знали, что полковник у себя, поэтому продолжали на­стаивать на немедленном разговоре.

Кудряшову ничего не оставалось, как снять трубку и пробурчать в микрофон обычное:

— Слушаю, Кудряшов.

Какое-то время динамик хранил напряжен­ное молчание, а затем разродился густым басом с властными нотками в голосе, которые были присущи лишь сильным мира сего:

— Ну как успехи, полковник?

На лице хозяина кабинета появилось подо­бострастное выражение, как будто собеседник мог его видеть, он даже привстал с кресла, но быстро сообразил, что это всего лишь иллюзия, и вновь опустился на прежнее место.

— Я слушаю, — требовательно повторил звонивший.

Хрипловато откашлявшись, Кудряшов вкрад­чиво произнес:

— Пока нам нечем хвалиться. Мы уже подо­брались к ним, но как назло помешали телеви­зионщики...

— Подробности меня нисколько не интере­суют, — резко оборвал тираду полковника гус­той начальственный бас, — меня заботит лишь конечный результат, а остальное ты будешь рассказывать своим внукам, когда уйдешь на пен­сию. Если, конечно, доживешь до этого, — зло­веще добавил он с немалой долей иронии в го­лосе.

Родион Семенович почувствовал, как на спине зашевелились кучерявые волосы, а на лбу проступила липкая испарина. Собрав в кулак жалкие остатки того, что обычно называют си­лой воли, он торопливо пропел:

— Конечно, я все понимаю. Мы их возь­мем...

Властному собеседнику было откровенно наплевать на все, что скажет Кудряшов, поэтому он в очередной раз нетерпеливо перебил:

— Я бы советовал тебе поторопиться. А кста­ти, что там в Успенском?

— Люди работают, — коротко, по-военному, отозвался полковник.

На несколько секунд трубка замолчала, что­бы снова прогрохотать в самое ухо Родиона Се­меновича:

— Ну-ну,, Надеюсь, что эти трое у тебя под пристальным наблюдением?

Подобного вопроса полковник опасался боль­ше всего — ведь он потерял всех, кроме Дегтяре­ва, которого вряд ли можно было рассматривать как реальную победу, скорее наоборот.

Сказать об этом — значило собственноручно обрушить на свою голову ведро помоев, но и соврать было абсолютно невозможно, поэтому Кудряшов произнес, стараясь придать голосу твердую уверенность:

— Мы их упустили, хотя уверен, что скоро найдем...

Наступившая тишина была хуже артилле­рийской канонады, и хозяин кабинета просто физически ощутил жуткий, всепоглощающий страх, заползавший ледяной струйкой за ворот­ник прилипшей к телу рубашки.

Наконец на том конце провода произнесли:

— Смотри, полковник. Если у тебя что-ни­будь не сложится, то на пенсию тебя проводят вперед ногами под громкую музыку духового

ор­кестра. И еще запомни: стоит тебе оступиться, и «хозяин» тебя навсегда вычеркнет из своей па­мяти. Помни об этом,

пол-ков-ник, — послед­нее слово было сказано с подчеркнутой издев­кой в голосе.

Родион Семенович продолжал прижимать к уху вспотевшую трубку, из которой раздавались заунывные короткие гудки.

Наконец он сообразил, что беседа окончена, и бережно, как хрупкую реликвию, опустил тру­бку на пластмассовый аппарат цвета слоновой кости.

Погасив свет, Кудряшов уселся в кресло и надолго задумался.

Со стороны могло показаться, что он просто заснул, на самом же деле хозяин кабинета раз­мышлял над сложившейся ситуацией. И по мере того как безнадежность окутывала его сознание, полковником овладевало глухое, ни с чем не сравнимое раздражение.

Наконец Кудряшов принял решение и на­жал кнопку селекторной связи.

К переговорному устройству долго никто не подходил, но в конце концов динамик отозвался , запыхавшимся голосом дежурного офицера, и Родион Семенович дал волю собственным эмо­циям:

— Где ты шляешься, твою мать?! Сколько можно трезвонить! Ты офицер безопасности или драный кот, вылизывающий собственные яйца?

Дежурный офицер просто опешил от подоб­ного обращения — ему впервые пришлось столк­нуться с такими претензиями, и он в растерян­ности молчал, не зная, что сказать.

Не обращая внимания на реакцию невиди­мого собеседника, Кудряшов в том же тоне вы­палил:

— Немедленно пришлите ко мне старших групп наружного наблюдения. Вам на все не больше десяти минут.

— Но, товарищ полковник, все уже разъеха­лись по домам...

— Вы в каком звании? — неожиданно ласко­во спросил Родион Семенович.

Помолчав какое-то время, дежурный с за­пинкой ответил:

— Капитан.

Улыбнувшись самому себе ехидной, злоб­ной ухмылочкой, Кудряшов тихо, но достаточно отчетливо произнес:

— Так вот, господин лейтенант, если через полчаса у меня в кабинете не будет всех старших групп, то вы станете прапорщиком и уедете слу­жить на Камчатку, Дальний Восток, к черту на рога! — Он уже просто орал, не в силах сдержи­вать накопившегося неудовлетворения. — Вам все понятно?

— Так точно, — четко отрапортовал капитан и тут же дал отбой, бросившись выполнять при­каз.

Полковник встал из-за стола и прошел к сейфу. Не зажигая света, он на ощупь открыл замок и достал початую бутылку русской водки.

Пренебрегая стаканом и закуской, Родион Семенович жадно приложился к горлышку и сделал два огромных глотка. Громко крякнув, он завинтил пробку и вернул бутылку на прежнее место, прикрыв массивную дверцу сейфа.

Когда полковник в очередной раз опустился в кресло, то ощутил приятную истому, разли­вающуюся внутри его усталого тела.

И тут опять зазвонил городской телефон.

На этот раз хозяин кабинета не стал меш­кать, а проворно схватил трубку, но прежде чем он успел произнести обычное приветствие, его слуха коснулся знакомый голос:

— Кудряшов, не вешай трубку и не пытайся меня засечь. С тобой говорит майор Лямзин.

Родион Семенович не мог поверить неожи­данному везению и плотнее прижал трубку к уху.

А Лямзин между тем продолжал:

— Мы нашли тайник, но вряд ли сможем воспользоваться его содержимым, поэтому я предлагаю тебе сделку.

Антон замолчал, и Кудряшов не замедлил вставить свое слово:

— Ты где? Хотя это неважно, — вовремя спохватился полковник и нажал на селекторе кнопку связи с техническим отделом.

По этому сигналу спецы уже начали дейст­вовать, пытаясь засечь, откуда звонит Лямзин, и одновременно записывая беседу на пленку.

В динамике послышался приглушенный сме­шок, за которым последовало ироничное заме­чание:

— Представляю, как ты нажимаешь кнопку селектора, чтобы засечь меня. Но я не возражаю против твоих забав.

Полковник несколько стушевался и только сейчас вспомнил, что имеет дело с таким же оперативником, как и он сам.

— Что ты хочешь? — кратко спросил он, об­ращаясь к бывшему подчиненному.

Помолчав какое-то время, майор уверенно сказал:

— Предлагаю тебе достойный обмен: металл и безделушки против нашей свободы и снятия с нас всех обвинений.

Кудряшов не верил собеседнику, в то же время зная, что и тот не очень-то надеется на его веру, но тем не менее произнес:

— Условия вполне приемлемые. Где мы всгретимся?

— Приезжай на квартиру к Ольге Николаев­не Климец, адрес ты знаешь от Маши. Только хотелось бы предупредить, чтобы ты не держал меня за идиота и не вздумал натравить на нас рексов из группы захвата, как это было в послед­ний раз. Иначе будет очень громкий фейерверк, да к тому же заснятый на пленку одной небезыз­вестной телестудией, которая немедленно пус­тит ее в эфир с мельчайшими подробностями.