Империя страха

Раздался отчаянный визг молоденькой ма­маши, а испуганный ребенок заревел во весь голос.

Но майор ничего не замечал вокруг. Сжимая в руке блестящий ствол, он смотрел на вновь прибывших затуманенным взглядом — его глаза блестели безумной, непоколебимой решимос­тью отчаявшегося человека.

Чижов, не вынимая рук из карманов гряз­ной, обтрепанной куртки, медленно подошел к приятелю и тихо произнес:

— Ты что, Антон? Это же ребенок!

— Знаю, — процедил сквозь зубы майор, прозвучавшая затем фраза заставила Иваныча усомниться в нормальности комитетчика: — а зачем они так... с Машей?

Люди в серых костюмах застыли в нереши­тельности, переводя вопросительные взгляды с Лямзина на стоящего впереди всех дородного мужчину. Это был полковник Кудряшов собст­венной персоной.

Шеф и подчиненный смотрели друг на друга тяжелыми, испепеляющими взорами, как будто каждый из них пытался уничтожить противника пылающим огнем собственных глаз.

Оба понимали, что стоит кому-нибудь сде­лать неверный шаг, и мир — даже не мир, а ми­рок, ограниченный стенами старых кирпичных домов, — полетит в пропасть.

Родион Семенович на миг представил себе возможные последствия неминуемой перестрел­ки и внутренне поежился. Его мозг работал на пределе, анализируя ситуацию со скоростью, ко-

торой мог бы позавидовать самый мощный ком­пьютер.

«Если дать команду своим людям, — думал полковник, — то этих двоих мы, конечно, возь­мем. Живыми или мертвыми — без разницы.

Но Лямзин наверняка выстрелит в ребенка, а это принесет нам гарантированные неприят­ности.

Однако с другой стороны: никто не знает, кто мы такие; номера машин уничтожим, благо их полные багажники, а ксивами размахивать не будем. Ведь если эти засранцы от нас уйдут — меня просто физически уничтожат.

Надо их брать и по-быстрому убираться от­сюда, пока соседи не вызвали милицию».

Приняв решение, Кудряшов уже открыл бы­ло рот, чтобы дать команду к атаке, когда за его спиной послышался шум въехавшей во двор ма­шины.

Оглянувшись, Родион Семенович едва не поседел — на японском микроавтобусе красова­лись несколько иностранных аббревиатур, рас­шифровывать которые не было ни времени, ни желания; но две буквы он осознал буквально каждой клеточкой собственного мозга. ТV — те­левидение.

— Черт, — выругался он, — этого еще не хватало!

Вслед за первой проследовали еще три авто­мобиля, и на их бортах были аналогичные над­писи — правда, уже на русском языке.

Пока Кудряшов лихорадочно размышлял, что делать, из иномарок выскочили проворные парни с огромными видеокамерами на плечах. И самое главное: прожорливые объективы при­нялись с невероятной быстротой снимать вооруженных пистолетами членов его группы, фикси­руя все на чувствительных пленках.

Иваныч не мог поверить своим глазам; он еще не принял никакого решения, а губы шеве­лились помимо его воли:

— Антон, спрячь пистолет, но ни в коем случае не отпускай ребенка, я сейчас...

Лямзин хотел что-то спросить, но не успел — Чижов уже шагнул навстречу телерепортерам, призывно замахав руками и закричав:

— Сюда, сюда! Кто хочет получить эксклю­зивное интервью у загнанного властями челове­ка? Все сюда!.. — Издавая эти громогласные вопли, каскадер внимательно наблюдал за реак­цией людей в темно-серых костюмах, по-преж­нему стоящих около черных «Волг».

Кудряшов грязно выругался себе под нос и тут же подал короткую команду:

— Убираемся отсюда, живо!

Дисциплинированные подчиненные не за­ставили просить себя дважды. Разместившись в салонах служебных автомобилей, они с под­черкнутым безразличием взирали на возникший вокруг удачливой парочки шумный ажиотаж.

Первая «Волга», в которой сидел руководив­ший операцией полковник, вырвалась из тесно­ты маленького дворика; ее примеру последовала вторая машина, следуя строго в «кильватере» шефа.

Облегченно вздохнув, Иваныч утер со лба обильный, струящийся тонким ручейком пот и посмотрел на товарища.

Антон стоял, понурив голову, не обращая никакого внимания на устремленные на него юпитеры и объективы видеокамер. Мальчишку он уже давно отпустил и теперь совершенно не

знал, что ему делать с массивным пистолетом «ТТ», рукоятку которого привычно сжимали слегка подрагивающие пальцы его правой руки.

А корреспонденты уже наседали вовсю, за­давая самые невероятные вопросы. Они плот­ной стеной обступили двух усталых, грязных и замученных мужчин.

Чижов не понимал, откуда взялись эти шум­ные, дотошные люди, но был им благодарен за очень своевременное вмешательство. Он ясно осознавал, что нужно что-то им сказать, но что конкретно — не знал.

Ну, действительно, не пересказывать же им головокружительные события последних дней? Тем более что подтвердить свой рассказ было абсолютно нечем.

И тут сквозь толпу репортеров протолкалась Ольга; взяв Иваныча за рукав куртки, она при­влекла его к себе и торопливо зашептала:

— Возьми Антона, и бегите отсюда. Я вас прикрою, вот ключи от моей «шестерки», — к словам девушка добавила два серебристых клю­чика и указала на стоящую в сторонке вишне­вую «Ладу».

Но прежде чем Чижов успел сделать хоть один шаг, она добавила:

— Маша сбежала... Когда шумиха уляжется, возвращайтесь ко мне домой — вместе все обсу­дим. — Увидев на лице каскадера мимолетную тень недоверия, платиновая блондинка веско добавила: — Не думаю, чтобы вас снова здесь ждали журналисты.

— Спасибо, — пробурчал Ваня и бросился к указанному автомобилю, увлекая за собой Лямзина.

Корреспонденты неотступно следовали за ними, пока не убедились окончательно, что те имеют стойкое желание улизнуть из-под телеви­зионных прицелов.

«Жигули» надсадно взревели мотором и рез­ко сорвались с места, выруливая на широкую проезжую часть.

Один из микроавтобусов, в который успели вскочить его любознательные по долгу службы пассажиры, тронулся за «шестеркой». Но води­тель-телевизионщик быстро убедился, что од­ной мощи движка будет маловато против вирту­озного мастерства сидящего за баранкой «Лады» человека, и поэтому обреченно сбросил ско­рость, дав возможность вишневым «Жигулям» благополучно скрыться с глаз.

* * *

Артем старательно избегал смотреть на по­крытое ссадинами и кровоподтеками лицо своей школьной подруги. Развалившись в кресле, он потягивал из маленькой фарфоровой чашечки крепкий бразильский кофе.

Ольга сидела напротив журналиста, прило­жив к ушибленному носу платок, смоченный в растворе бодяги, и тоже молча взирала на друга.

Наконец Артем решился заговорить:

— Так что все-таки произошло, можно уз­нать?

Вопрос прозвучал неожиданно громко, и де­вушка невольно вздрогнула, но ничего не сказа­ла в ответ.

А гость продолжил:

— Ты же понимаешь, что мне придется объ­ясняться с моими коллегами по ремеслу, — не­сколько раздраженно протянул он, — ведь я их сначала выдернул сюда, а потом был вынужден убедить в том, что запись нельзя использовать для эфира. Но мне-то ты можешь хоть что-ни­будь объяснить?

Отрицательно качнув головой, Ольга впол­голоса произнесла:

— Извини, но пока все останется без ком­ментариев.

Скрестив руки на груди, Артем вопроситель­но уставился на свою школьную любовь и по­нятливо изрек:

— Кажется, я догадываюсь, в чем дело... — Поерзав в кресле, он неожиданно весело спро­сил: — Скажи, пожалуйста, а кто те двое, что смылись на твоей тачке? Уж не появился ли у меня конкурент в притязаниях на твою благо­склонность?

Мило улыбнувшись, насколько ей позволя­ла порядком подпорченная внешность, она вкрад­чивым голосом проворковала, глядя в глаза жур­налисту:

— Артеша, ты же знаешь, что никто не в си­лах лишить тебя моей благосклонности, но...

— Тогда поговорим об этом, раз на осталь­ные темы для меня положено табу? — иронично перебил он.

Ольга медленно поднялась и вышла из ком­наты, чтобы тут же вернуться, держа в руках новый носовой платок, смоченный в целебном растворе.