Страница 4 из 53
Науке вряд ли когда-либо удастся получить в свое распоряжение прямые доказательства существования промискуитета в столь далекую эпоху. Но косвенных подтверждений тому немало и в» мифологии, и в истории, и в этнографии. Легенды и предания о временах, когда брак был еще неизвестен, существуют практически у всех народов мира. В индийском эпосе «Махабхарата» говорится, что некогда «женщины были свободны и блуждали повсюду, по своему желанию, в полной независимости. Если они в своем юном неведении покидали мужчин, им это не ставилось в вину: таков был закон в то время». В «Ригведе» неоднократно упоминается любовная связь брата с сестрой и отца с дочерью. Китайские летописи рассказывают, что «сначала люди ничем не отличались в своем образе жизни от остальных животных, жили в лесах; женщины принадлежали всем мужчинам, вследствие чего дети никогда не знали своих отцов, а только матерей». Временный промискуитет имел место у кавказских племен пшавов во время оргий в честь Лачи — сына легендарной царицы Тамары; у племени саков, чтивших богиню Анаитис; во время античных мистерий Изиды и др. Такие историки, как Геродот, Страбон, Плутарх, Плиний, сообщают о беспорядочности половых отношений у современных им и более древних племен. По Геродоту, агафирсы — соседи скифов — «со своими женами живут сообща и потому они все братья, у массагетов женщины — общее достояние, аусейцы в Ливии общаются со своими женщинами все вместе, подобно скоту, и не имеют собственных жен».
Обычаи целого ряда современных племен, оставшихся на уровне развития первобытнообщинного строя, сохранили промискуитетные признаки. Граничащая с отсутствием какой бы то ни было регламентации свобода сексуальных отношений постоянно фиксировалась исследователями. Леббок, Бастиан, Спенсер и другие приводят множество свидетельств такого рода. Так, у арунта — австралийских аборигенов — девушка перед вступлением в брак подвергается обрядовой дефлорации, а затем к ней получают доступ дед с материнской стороны, сын сестры отца и мужья сестер. У фиджийцев после обряда обрезания, совершаемого над мальчиками, достигшими совершеннолетия, следует долгожданный праздник, полный неописуемого разгула. Все родственные связи перестают действовать, даже родные братья и сестры могут оказаться сексуальными партнерами. Мужчины и женщины одеваются в фантастические одежды, до изнеможения танцуют на деревенской площади и предаются беспорядочному разврату. Шумное празднество продолжается несколько дней, после чего вновь восстанавливаются все повседневные обычаи. В их числе, между прочим, есть запрещение братьям и сестрам даже разговаривать друг с другом.
По свидетельству Маргольда, у туземцев Маркизовых и Филиппинских островов, маори Новой Зеландии и некоторых других в сексуальную жизнь втянуты даже дети. С раннего возраста их приучают к своеобразным забавам и шрам. Родители поощряют маленьких девочек, видя в этом подготовку к выполнению в дальнейшем функции жены и матери. По Банкрофту, у нижнекалифорнийцев «нет ни брачных церемоний, ни какого бы то ни было слова в языке, которое обозначало бы брак; подобно птицам или вольному скоту, спариваются они по первому же влечению». Пуль сообщает, что у хайдаков женщины «сожительствуют почти без всякого разбора с мужчинами своего племени». По сообщению Сазерленда, у целого ряда диких народов современности девственность не пользуется никаким уважением, удовлетворение полового инстинкта считается совершенно естественным делом. Ковалевский, со слов американского этнографа Поуэрса, сообщает, что у калифорнийского племени чероки половая воздержанность совершенно отсутствует: «Большинство молодых женщин считается общим достоянием». Брик, автор вышедшей в 1928 г. монографии «Негритянский эрос», на основании двухлетних наблюдений за жизнью аборигенов Экваториальной Африки пишет, что молодежь многих племен до вступления в брак живет в промискуитете.
Сохранившиеся до наших времен пережитки атавистических проявлений сами по себе ничего не доказывают. Сегодня они служат всего лишь поучительным напоминанием человечеству. Зоологический индивидуализм отбрасывал человека далеко назад, к рептилиям и обезьянам, ставил под угрозу само существование на земле. Людей как биологический вид спасли навыки коллективной трудовой деятельности, взаимодействие перед лицом враждебных сил природы. Ф. Энгельс писал П. Л. Лаврову: «Я не могу согласиться с вами, что борьба всех против всех была первой фазой человеческого развития. По моему мнению, общественный инстинкт был одним из важнейших рычагов развития человека из обезьяны». Человек обязан труду разделением функции между руками и ногами, развитием мозга, совершенствованием органов чувств и речи. В процессе социогенеза трудовая деятельность человека стала приобретать сознательную направленность. В этой ситуации установление контроля над первобытным «зоологизмом» приобрело характер объективной необходимости. Контроль выражался в коллективной воле орды, которая и составляла прамораль (курсив автора) древнейших людей. Коллективная воля как прамораль определяла нормы взаимоотношений и сводилась к системе запретов, так называемых табу, нарушение которых каралось с неумолимой жестокостью. Наиболее категорические запреты касались именно сферы межполового общения, ибо проявления неконтролируемых инстинктов представляли наибольшую опасность.
Самым распространенным половым табу являлась экзогамия — запрет браков в пределах одной родственной группы. До сих пор наука в значительно большей степени располагает данными об отрицательных последствиях экзогамии для потомства, чем о причинах ее возникновения. Экзогамию пытались объяснить с точки зрения культовых соображений, неприемлемости инцеста и т. д. Как правило, эти объяснения носили недостаточный либо надуманный характер. В самом деле, вряд ли можно объяснить происхождение экзогамии традиционным разделением занятий мужчины и женщины: мужчины — бродяги и охотники — вступали в половые отношения с женщинами других тотемов, которые попадались им на пути, в тот момент, когда беззащитными женщинами их собственного рода владели пришлые чужаки. Более обоснована гипотеза биологической защиты здоровья потомства. Особенно убедительно она звучит в устах современных генетиков. Вот только неизвестно, были ли знакомы с этой теорией сами древние люди. Впрочем, нет доказательств и обратного. Более того, историческим фактом является существование эндогамии — полового табу противоположного свойства. Эндогамия предполагала брачные связи внутри определенных общественных групп, например племен, и сосуществовала с экзогамией входивших в него кланов или родов. Эндогамия в форме династических родственных браков встречалась и значительно позднее, например, в древнем Египте или даже Европе времен абсолютизма3.
Половые табу выступали прежде всего регулятором инстинктивного поведения, действенным инструментом индивидуализации брачных отношений. Их значение особенно возросло с появлением избыточного продукта и права собственности. Пока существовал промискуитет и общность жен, продуктов питания добывалось столько, сколько требовалось для потребления. Все запасы пищи, независимо от того, когда и кем они добывались, составляли собственность всех членов орды, каждый из которых имел право на свою долю независимо от участия в производстве. Такая же ситуация наблюдалась и в сфере взаимоотношения полов. Союз мужчины и женщины не мог быть стабильным: регулярные отлучки кормильца, большая вероятность гибели исключали соблюдение верности. Хотя каждый взрослый мужчина имел относительно постоянную женщину, при определенных условиях она становилась женой всех других мужчин, ибо только в этом заключался шанс уцелеть, родить и вырастить потомство.
С появлением собственности эти принципы существенно изменились. Кроме насильственного похищения и присвоения, возникли и иные средства: выкуп или обмен женщины, в результате которых владелец приобретал на нее гарантированное право. Приобретение женщины за выкуп являлось компонентом экономического сотрудничества между локальными группами, а отношения купли-продажи определяли материальную зависимость женщины. Ее продавали имущему покупателю, нисколько не спрашивая согласия. Покупная цена выплачивалась скотом, зерном, плодами, орудиями производства и другими ценностями. Такая сделка была выгодна мужчине еще и в том отношении, что он имел право пустить свой «капитал» в оборот: по мере необходимости предоставлять жену во временное пользование за назначенное вознаграждение. Такая практика была распространена повсеместно и до сих пор бытует у аборигенов Центральной Африки, Океании и др. Индивидуализация брачных отношений, таким образом, напрямую была связана с появлением собственности.