Страница 3 из 53
Определенными следами его жизнедеятельности располагает палеонтология: это прежде всего ископаемые останки и различные примитивные орудия труда. Кости и черепа, датируемые полумиллионом и более лет тому назад, позволяют уточнить ряд антропологических особенностей их владельцев. Наши гипотетические предки отличались невысоким ростом, обладали вертикальной походкой, у них наблюдалось противостояние большого пальца руки всем остальным. Однако сами по себе эти критерии еще недостаточны, чтобы ответить на вопрос: «Когда кончилась обезьяна и начался человек?» Та же самая вертикальная походка присуща не только прямоходящему человеку, но и кенгуру, птицам и даже некоторым ящерицам. Другой важный показатель — абсолютный и относительный вес мозга. Абсолютный вес мозга человека велик, но у слона или кита еще больше. Относительный вес мозга человека 1/46, но у игрунковых обезьян он равен 1/17, у обезьян сапажу — 1/18,5, у паукообразных обезьян — 1/15...
Сравнительно с животными лишь одна система органов достигла у человека значительного совершенства. Это репродуктивные органы и половая сфера. А. Немилов приводит слова профессора Г. Фриденталя о том, что «половой аппарат женщины превосходит аппарат всех приматов. Ни у одного вида обезьяны не наблюдается такого богатства вторичных половых признаков, как у женщины», и было бы достаточно всего двух женщин, чтобы заселить целый Париж при условии оплодотворения всех яйцеклеток в их яичниках. Столь ощутимое физиологическое превосходство (в сочетании с развитием сознания) является исключительно человеческой прерогативой.
Процесс формирования человека был весьма продолжителен и на первых порах характеризовался прежде всего борьбой чисто животных инстинктов с возникающими социальными установками. Диалектика этих двух проявлений и составляет суть начального этапа истории человека. Вполне очевидно, что соотношение биологического и социального поначалу складывалось в пользу первого. Более того, биологические и социальные начала в человеке долгое время находились в состоянии антагонизма. Всеядный предчеловек отдавал предпочтение животной пище, все его существование было направлено на борьбу за выживание в условиях жестокой конкуренции, а поведение определялось в первую очередь инстинктами. Всего вероятнее, биологические инстинкты были на первых порах единственными стимулами жизнедеятельности архантропов, но они же составляли серьезную угрозу формированию социальных отношений в праобщинах древнейших людей.
Так же как и обезьяны, самки предчеловека могли спариваться только во время эструса — периода полового возбуждения, длящегося несколько дней1 в течение каждого менструального цикла. Вне этого периода самки не допускали спаривания. Трудно представить, по какому пути пошло бы дальнейшее развитие антропогенеза, если бы на определенном этапе этот физиологический механизм человека перестал действовать: период эструса постепенно удлинялся, теряя свой обязательный характер. Наиболее вероятное объяснение этого феномена заключается в действии фактора естественного отбора, поскольку эструс ограничивал число возможных зачатий. Нельзя сказать точно, в какой именно момент произошел качественный сдвиг. Во всяком случае, по мнению ученых, у архантропов эструса уже не было. Знаменитый драматург и проницательный знаток человеческой натуры Бомарше по этому поводу некогда заметил: «То, что отличает человека от животного, — это пить, когда нет жажды и любить во всякий сезон».
Изменение физиологического алгоритма повлекло принципиальную перестройку во взаимоотношениях полов в целом. И эта перестройка сыграла существенную роль в становлении социального уклада. Если при наличии эструса самка предчеловека практически не могла выбирать время, место и состав своих сексуальных партнеров, то теперь такая возможность появилась. Половая потребность удовлетворялась так же естественно, как еда и питье, причем у мужчин и женщин имелись равные права. Женщина была ничуть не менее полигамна, чем мужчина, и по собственной инициативе могла вступать в связь. Мужчина по-прежнему доминировал, однако женщина могла при известных условиях отвергать его домогательства или, наоборот, стимулировать их. Этому объективно способствовала и утрата эструса, и общая заинтересованность в увеличении потомства. По этой причине сами акты оплодотворения не только поощрялись, но даже производились демонстративно. Несмотря на то что в массе женщины оставались объектом удовлетворения полового инстинкта, мало-помалу складывалась иная, значительно более одухотворенная тенденция. В межполовом общении появился двухсторонний избирательно-оценочный аспект, предполагавший некоторую вариантность. Союз мужчины и женщины образовывался уже не только зовом природы, но и определенным, пусть на первых порах очень ограниченным, выбором.
Ареал расселения древних людей был сравнительно невелик и ограничивался районами с теплым и влажным климатом. Первичным укладом, по-видимому, являлось первобытное человеческое стадо или орда. Преимущественным видом деятельности была коллективная охота на ископаемых животных. Оружием служили деревянные копья, примитивные дубины и грубо сколотые камни. Немалую роль в добывании пищи играло собирательство растений, плодов и ягод, которым занимались в основном женщины. Так же, как это имеет место в стадах животных, орда имела свою иерархию, во главе стоял вождь. Вождем, естественно, становился наиболее сильный и умудренный опытом мужчина, достигший зрелых лет. Постепенно орда стала делиться на кланы в соответствии с занимаемым пространством, числом членов, характером жизнедеятельности и т. д. В свою очередь, внутри кланов возникали довольно устойчивые связи кровных родственников, объединявшихся под покровительством наиболее почитаемого ими животного или растения. Верования и обряды, связанные с представлениями о родстве (так называемый тотемизм2), определяли запрет на употребление в пищу мяса своего предполагаемого предка.
На этой ступени развития господствовал коллективный труд. Охота и рыбная ловля обычно совершались совместно, орудия, употребляемые при этом, а также добыча составляли общую собственность. Подобный первобытный коммунизм проявлялся и на позднейших стадиях: при наличии самых примитивных орудий труда только коллективное взаимодействие обеспечивало успех в борьбе за выживание. Другим гарантом было интенсивное увеличение потомства. Учитывая стадный образ жизни, можно предположить, что реализация полового инстинкта происходила в пределах каждого клана неограниченно и поначалу без учета родственных связей.
Вопрос о промискуитете (т. е. неупорядоченности половых отношений на ранней фазе первобытности) до сих пор является предметом острой дискуссии. Энгельс, Бахофен, Морган, Спенсер, Леббок, Липперт, Пост, Блох, Мюллер-Лиэр, Кунов, Каутский, Бушан и некоторые другие ученые — все в разной степени, но признают существование промискуитета. Им противостоят те исследователи, которые считают брак изначальной формой половых отношений. Это Старке, Вестермарк, Гроссе, Гребнер, Шмидт, Фелингер, Копперс и др. Все они ополчаются против еретической мысли о промискуитете и настойчиво стараются уберечь репутацию первобытного человека. Они предпринимают огромные усилия, чтобы опровергнуть теорию «свального греха», защитить человечество от Энгельса по тем же мотивам, которые заставляют их восставать против эволюционной теории Дарвина. Однако, как бы ни были благородны их побуждения, сомневаться в действительном существовании промискуитета вряд ли возможно. Другое дело, что промискуитет не сводился к одновременному и беспорядочному соитию, а лишь предполагал общность владения самкой в ожесточенной конкуренции с соплеменниками. Неупорядоченность вовсе не означала анархии. Неупорядоченность, как отмечал Ф. Энгельс: «Постольку, поскольку еще не существовало ограничений, установленных впоследствии обычаем. Но отсюда еще не следует неизбежность полного беспорядка в повседневной практике этих отношений. Временное сожительство отдельными парами... отнюдь не исключается».