Магония (ЛП)

Я не думаю о моей груди, там, где сходятся рёбра, и не представляю, как бы они выглядели широко раскрытыми: двойные двери, ведущие в чей-то заросший ядовитый сад.

В любом случае хирурги не так добираются до лёгких. Но мне почему-то кажется, что дело не просто в лёгких… Мои рёбра гремят, словно птичья клетка. Там нет ничего, чего там быть не должно. В этом я пытаюсь себя убедить, пока мы идём по парковке.

Небо полно огромных грозовых туч, но я на них упорно не смотрю. Желания вновь увидеть какой-нибудь корабль нет. С этого начались все проблемы, и я хочу, чтобы всё вернулось на свои места. Несмотря на тёплую одежду, меня пробирает дрожь.

– Ну ладно. Я всё же спрошу, – говорит папа. – Признавайся, Аз. Ты курила?

Я смотрю на него:

– Дело серьёзное, Генри. А ты ведёшь себя совсем несерьёзно.

– Теперь я Генри? Нет уж, можешь продолжать называть меня папой. Сигареты? Травка? Кальян?

Кальян. Папа и правда это спросил. Словно мы где? Да, кальяны существуют, я видела заведения в университетском районе, где люди курили, выглядя при этом возбуждёнными и одновременно так, точно их сейчас стошнит. Но в самом-то деле! По-настоящему курящего кальян человека я могу представить только в «Тысяча и одной ночи».

– У меня в запасе нет тысячи и одной ночи, чтобы курить, даже если бы я хотела. А я не хочу, потому что кальян станет курить разве что персонаж романа или тот, кто точно не я.

– У тебя в запасе есть тысяча и одна ночь, – убеждённо отвечает папа. – Даже две тысячи и одна. Тридцать тысяч и одна.

И улыбается, будто его слова – чистая правда.

Когда мне было десять, отец отнёс меня на батут к нашему соседу и мы прыгали и прыгали вместе. Несмотря на абсолютный запрет. Наперекор предписаниям докторов, наперекор маминым правилам. Мы прыгали. А потом папа опустил меня на землю, сделал сальто назад и поклонился. Судя по всему, он неслабо потянул какую-то мышцу и тем не менее улыбался.

«Вот, – сказал он тогда. – Именно так выглядит тот, кому не следует скакать вверх тормашками, когда скачет вверх тормашками. На случай, если тебе было любопытно на такое посмотреть».

– Не беспокойся о пере, – говорит папа теперь. – Я же вижу, ты переживаешь. Мы справимся. Я крутой мастер единоборств. Если вдруг окажется, что в твоей спальне тусит Большая Птица,[2] я её прикончу.

Вообще, это странно утешительно, учитывая мою уверенность в скорой смерти. Здорово, когда отец готов объявить войну как устоявшимся правилам, так и Большой Птице.

– Даже если эта птица из Хичкока? – уточняю я.

На секунду в машине повисает тишина, мы с папой сидим, представляя, как бы выглядели «Большие птицы»[3]: полное небо жутких длинноногих жёлтых птиц, что пикируют вниз, бомбардируя нас. Поначалу это смешно, но затем – гораздо тревожнее, чем вы думаете.

– Плевать, – говорит папа. – Я всё равно бы боролся с ней ради тебя. Ощипал бы её начисто.

Я посмеиваюсь всю дорогу до дома.

На крыльце меня ждёт Джейсон Кервин. Сейчас только два часа, значит, он не там, где должен быть, а именно – не в школе. Папа осознает это одновременно со мной и вздыхает.

– Хочешь, чтобы я тебя отпросил? – спрашивает он у Джейсона.

– Серьёзно? За кого вы меня принимаете? Всё схвачено. Я на приёме у стоматолога. Обычная чистка, что перерастёт в маленькую челюстную операцию, требующую пары дней восстановления. – Джейсон поворачивается ко мне: – Завтра я иду с тобой в больницу.

Можно только догадываться, как он узнал, что завтра мне снова в больницу.

Джейсон уже давненько собирает информацию. А ещё он предприниматель с тремя патентами, один из которых на химический состав, что при распылении на одежду очищает её в считанные секунды. Баллончик крошечный, размером с батарейку, так что можно носить с ключами как брелок. Джейсон изобрёл спрей для тех, кто не хочет попасться родителям с куревом. Сам он не курит – а кто б стал, когда у лучшей подруги смертельная болезнь лёгких, названная в её честь, – но заметил спрос.

Второй патент на маленькую пластмасску, что крепится к гостиничным – или больничным – простыням и помогает заправлять их на манер ложки для обуви. Вдвое экономит время. Изготавливаются эти штуковины в Нью-Дели, в местечке под названием «Завод Кервина». Джейсон управляет всем этим делом с мобильника. У нас возникали споры по поводу рабочей силы и сомнительной политики аутсорсинга, но я проиграла. Джейсон порой так обсессивно-компульсивен, что даже мне не дано постичь. Его видение завода превзошло мои утопические идеи о вещах ручной работы, созданных в основном из дерева. В общем, Джейсон не идеален. Иногда он делает что-то просто потому, что может – и вовсе не тем способом, коим должно.

В школе Джейсон просто убивает время. Экзамены сдаёт с трудом, потому что, как он говорит, доказывает свою точку зрения. Планирует окончить школу самым последним по успеваемости, а затем захватить мир. Полагаю, это будет смотреться лучше в неизбежной – в будущем – биографии.

Для всех учителей Джейсон большое разочарование. Потому что не использует свой потенциал гения. Он просто тупо смотрит на тебя и подчиняет.

– Перо в лёгких, – говорит он. – Правда что ли? Ты вдохнула перо? Слава Икара замучила?

Когда нам было по десять, меня действительно клинило на Икаре. Джейсон соорудил крылья по чертежам Леонардо да Винчи. Но, оказывается, парусина и пробковое дерево крыльев эпохи Возрождения не выдерживают, если сигануть с ними с гаража. Джейсон сломал руку, я – ногу, и с Икаром было покончено. Наши родители вздохнули с облегчением. Это стало одной из немногих наших демонстраций полунормальности. Предки несколько лет рассказывали всем о крылатом провале полным оптимизма тоном, мол, ох уж эти дети, они порой совершают безумства. Вот только не упоминали об остальных наших с Джейсоном безумных поступках.

В двенадцать мы угнали «Понтиак» одной из мам Джейсона, Ив, и проехали триста миль, чтобы купить правильные перья для чучела фальшивого грифона. Продавцу-извращенцу заплатили наличными и, вернувшись на шоссе, рванули домой, где нас и поймала Ив прямо на их подъездной дорожке. «Понтиак» был забит доверху: дохлая индейка, сбитая на дороге рысь во льду, плюс целый набор когтей стервятников и внушительный запас суперклея и стеклянных глазных яблок. Надо отдать должное Ив: когда мы открыли багажник, на её лице возникло выражение «о, да!», потому что она из тех, кто соорудит фальшивого грифона в мгновение ока. Но затем ей пришлось изобразить родительское разочарование. Кэрол, вторая мама Джейсона, не разговаривала с нами четыре дня.

Всякими «обычностями» мы с Джейсоном тоже занимались: обдирали коленки, ловили насекомых. Но запомнился всем именно грифон.

Либо Джейсона завербуют в ЦРУ, либо он станет преступником. Точно никто не знает. В смысле, всё равно одна фигня.

– Что? – спрашиваю я. – Ты вправду думаешь, будто получишь подтверждение, что я вдохнула перо?

Несмотря на холод, я сажусь на ступеньку. Папа вздыхает и, сняв куртку, накидывает её на меня.

– Пять минут, – говорит. – А потом я за тобой приду.

– Только её не нюхай. – Джейсон указывает на куртку, хотя, естественно, в ней нет настоящих перьев.

Минуту мы сидим в уютной тишине – ну, кроме того, что в сегодняшнем окончательно испоганенном дне маловато уютности.

– Есть повышенная вероятность кое-чего, – говорю на пробу.

– Чего?

– Ты знаешь. Скоро. Очень скоро.

– Ты всю жизнь умираешь, – отмахивается Джейсон. Он не слишком уважает правила. – И если кто-то считает, будто процесс ускоряется, то он неправ. Выглядишь хорошо. – Затем косится на меня. – Ну, то есть, для тебя хорошо.

Не хорошо – судя по его лицу и по тому, что Джейсон вдруг стягивает свой шарф и обматывает его вокруг моей шеи. Джейсон редко проявляет нервозность, хотя всю жизнь провёл в постоянных расчетах, беспокоясь обо всех и вся.

2

Персонаж «Улицы Сезам».

3

«Птицы» - фильм Хичкока.