Страница 13 из 18
Индейцы наконец побежали в атаку. Как всегда смешали строй. Пушки ещё не были готовы к стрельбе, однако и аркебузиры, и арбалетчики встретили врага дружным залпом. Туземцы в ответ ещё энергичней принялись обстреливать врага. Стрелы пластами стелились в воздухе, так что сразу после начала боя около семидесяти испанцев получили ранения.
Первый натиск сдержали. Тут Меса доложил Ордасу, что орудия готовы.
- Ну, так приступай, - ответил офицер.
Вот когда индейцы почувствовали всю силу tepustli или “громовых зверей”, как они называли артиллерийские орудия. Опять же непонятно, прикинул Берналь - неужто они их за живые существа принимают? Кто их знает, недоумков, внезапно озлобился он. Сейчас, после первого залпа надо в атаку пойти - эти ублюдки удара сомкнутым строем не выдерживают, но Ордас почему-то медлит. Видно, ждет, когда конница вступит в дело. Этак можно беды дождаться…
Между тем орудийная стрельба вошла в свой привычный убийственный ритм. Залп, заряжание, дикие вопли в стане врага. Каждый раз, когда дым рассеивался, Берналь Диас с удивлением наблюдал, как индейцы начинали бросать в воздух землю и солому. Спустя несколько минут ещё залп - и вновь в толпе нападающих открывались широкие улицы, заваленные скошенными трупами. Аркебузиры тем временем нарезали переулочки.
Атаки волнами накатывались на боевые порядки испанцев. Туземцы бились храбро, их вожди успели сообразить, что наступать надо в перерывах между извержениями огня и дыма и осыпать, осыпать обороняющихся стрелами. Стрелы теперь летели с убийственной плотностью. Ветераны начали громко выкрикивать, что пора ударить по язычникам, стоять на месте губительно, однако Ордас, впервые участвовавший в подобном деле, никак не решался отдать приказ наступать.
Исход сражения решила кавалерия. При виде этих страшных четвероногих и двухголовых, закованных в сталь, чудовищ ряды противника заколебались. Над ними словно ураганный ветер пролетел - раскидал до того момента более-менее стройные ряды, повалил на землю индейские штандарты и стяги. Началась резня. Тут и Ордас осмелел, повел пехоту в атаку…
К вечеру все было кончено. Поле было усеяно трупами - не менее тысячи погибших, пленных пять человек. Из них два касика…
Сразу после приведения войска в порядок Кортес занялся пленными. Прежде всего вызвал врача и приказал ему перевязать индейцев. Те, поначалу с ужасом смотревшие на великого вождя людей “из-за моря”, постепенно успокоились. Кортес не стал с ними долго разговаривать - тут же после перевязки приказал отправить их к противнику. Если возможно, передать с рук на руки. Он так и сказал Сандовалю:
- Напрасно не рискуй, но если эти встретят вас мирно, организуй достойную передачу пленных. Можешь даже честь отдать… Но только не рискуй.
- Считаете, пойдут на переговоры?
- У них нет выбора, как только перейти под нашу защиту. Иначе, насколько я понимаю людей, соседние племена вырежут их под корень.
В самом деле на следующее утро в лагерь испанцев явились полтора десятков рабов, принесли печеную рыбу, кур и лепешки. Старшего с ними не было, но через Агиляра они передали просьбу совета вождей разрешить захоронить мертвых. Дольше оставлять их в таком состоянии было нельзя, сладковатый запах уже ощутимо начал стелиться по земле, достиг испанского лагеря, разбитого на невысоком холме. Кортес дал согласие.
Так всегда бывает - замирение начинается с обмена взглядами. Похоронные команды туземцев занимались своим делом, солдаты, собравшиеся на краю поля, посматривали за ними. Наконец первый смельчак из туземцев, завидев покачивающиеся в руке диковинного бородатого человек стеклянные бусы, решился подойти поближе. Как всегда первый жест - это предъявление ладоней, свидетельство мирных намерений и отсутствия оружия. Затем попытка пощупать удивительные поблескивающие прозрачные камешки. Тут неожиданно откуда в руках заморского чужака появляется волшебная вещица, способная отобразить все, что было вокруг. Даже человеческое лицо - стоит в него заглянуть, и можно увидеть собственное отражение. Да такое ясное, словно ты сам с помощью колдовской силы оказываешься заточенным в этой плоской круглой пластинке и со страхом и изумлением выглядываешь оттуда. Ох, как хочется потрогать!.. Тут и соплеменники, привлеченные ярким солнечным зайчиком, подходят ближе… Так начинается торг…
К вечеру в лагере испанцев появился гонец и передал предложение устроить перемирие. На следующий день назначили встречу вождей. Кортес принялся деятельно готовиться к предстоящим переговорам. Первым делом доставленные с Кубы индейцы-носильщики - число их сокращалось с ужасающей быстротой - перетащили поближе к шатру капитан-генерала большую кулеврину.
- Я так понял, они считают орудия живыми существами, - усмехнувшись, объяснил дон Эрнандо Сандовалю. - Вот мы их и познакомим поближе.
- Можно и лошадь использовать, - посоветовал Гонсало. - Индейцы коня и всадника на спине тоже полагают единым созданием. Этаким невиданным чудовищем…
Они рассмеялись.
- А жеребец у музыканта Ортиса страсть какой горячий, - с улыбкой добавил Сандоваль.
- А кобыла у Седеньо настоящая лошадиная красавица, - в тон ему ответил дон Эрнандо.
Они залились ещё пуще…
Глава 5
Шутка удалась на славу.
…Индейские вожди долго торговались по поводу каждой курицы, которых они были обязаны доставить в лагерь. Спорили из-за каждой лепешки… Дон Эрнандо совершенно вышел из себя и, пригласив гостей выйти из шатра, указал на заряженное орудие, затем, ткнув пальцем в подводимого издали коня музыканта Ортиса, решительно заявил, что, если они не найдут общего языка, то он не сможет удержать этих страшных, находящихся у него в услужение чудовищ. Ваши боги жаждут крови, сказал Кортес, эти существа тоже питаются ею. Они дики и необузданны, и если мы не договоримся, могут впасть в безумство. Тогда, предупредил Кортес, держитесь…
В этот момент пушка выстрелила, а жеребец, которого вели мимо кустов, где была спрятана кобыла Седеньо, впал в любовный раж, встал на дыбы и заржал так пронзительно, что касики в страхе поприседали.
Дальше все пошло как по маслу.
…Дон Эрнандо лежал под балдахином, изучал резьбу на деревянных столбах из красного дерева - сон не брал его. Да и как заснешь, если память вновь оказалась во власти тех самых радостных, неповторимых, наполненных бесшабашной, без тени сомнений, удалью, дней, которые выпали ему в самом начале похода. Он даже явственно ощутил запах джунглей, к которому ощутимо примешивался трупный дух. Помнил аромат первой индейской красавицы, которую выбрал среди двадцати невольниц - местные вожди привели их в лагерь в дар “большому вождю, пришедшему из-за моря”. Как оказалось, он ошибся и пренебрег той, с которой потом надолго связал свою жизнь, которой, если признаться, был во многом обязан своими победами.
Он сразу приметил её в толпе перепуганных женщин, кучкой сидевших возле его шатра. Сразу, в общем-то, не понял, зачем индейские касики для проведения таких важных переговоров захватили с собой столько женщин. Ах, это подарок… Дон Эрнандо на мгновение прикинул - может, лучше отказаться от подобных щедрот? Что это за войско, в котором офицеры таскают за собой баб, потом опомнился - так было и так будет. Стоит ему только заикнуться о неприятии такого щедрого дара, офицеры никогда не простят ему подобный поступок. По крайней мере, Альварадо возненавидит его до конца жизни. Индейцы, возможно, тоже.
Он сразу поймал на себе её взгляд - она глядела на него дерзко. Очень красивая, верхняя губка чуть вздернута, глаза черные, с едва заметной раскосинкой, отчего она казалась особенно желанной - этакая томная, жаждущая ласок красавица. Но главное, чем поразила его эта черноволосая высокая женщина - при приближении испанцев она единственная встала - так это удивительной, девичьей свежестью. Где она копилась, эта чистота и манящая страстность, он не мог сказать. То ли в припухлых, как у ребенка, губках, то ли приманивала тонкостью стана, то ли прерывистое дыхание выдавало её. В первое мгновение дон Эрнандо обомлел, однако виду не показал, осадил себя. Присмотревшись, убедился, что эта женщина видала виды. Тем более из рабынь… А вот Пуэртокаррера, с которым он осматривал пленниц, не удержался и ахнул. Затрепетал даже… Вымолвил: “Hermosa como diosa!” (сноска: Прекрасна, как богиня!) Вот и хорошо, скорбно решил капитан-генерал, пусть полакомится… Мне в ту пору надобно было держать себя в узде.