Корабли

Накрой дыханием своим.

***

Вы сегодня не пьете лимонный чай,

Не читаете мне Рабле,

Мое счастье, встреченное невзначай

На трехмачтовом корабле.

Там еще стоят из последних сил

Ваши белые паруса.

Да, конечно, море... А я забыл -

Засмотрелся в твои глаза.

Инфернальный берег в чужой дали,

У камина — твой сатана.

«Милый граф, вы поздно вчера легли, и...

Вас не веселит война?»

Что война... Не праведней всех других,

И не больше морского дна.

(Преклонять колени — удел слуги,

Так отведай его сполна.

Холод пальцев в шелковых кружевах,

Зацелованы — не стереть).

«После этой ночи в твоих руках

Будет весело умереть».

После этой ночи — простой азарт -

Затопить королевский флот.

У нее золотые как день глаза...

Вы бы поняли нас, милорд.

***

Полночь и паутина

Спят на твоем крыльце.

Липнет речная тина

Прядями на лице.

Ива склонилась плакать,

Ищет в воде свечу.

Ветер в полночном мраке

Слышится скрипачу.

Белых кувшинок стужа,

Лодку качнет волна…

Ждешь ты чужого мужа –

Море его жена.

***

Молящихся над листом омелы

Последней милости не лишай.

… Вернись в мое неживое тело,

Неупокоенная душа.

Зайду в незапертые покои.

На пальце тускло блестит кольцо.

И сердце холодно-неживое

Я, вырвав, брошу тебе в лицо.

И ты немыслимо запоздала

Поставить свечку за упокой –

Я улыбаюсь с таким оскалом,

Как улыбается лишь слепой.

***

Пусть будет первый, кто заплатит.

Небесного не повторить.

Любовь к божественной утрате

Ничем не выжечь изнутри.

Они не вспомнятся без стона,

Слова, безумные на вкус.

Как под застежкой медальона –

На горле – сердце рвущий пульс.

… А небо не зовет к расплате,

Не разверзается земля.

Но ты убийца и предатель,

И дело рук твоих – петля.

***

Герда, глупая Герда,

Хватит любить мечты.

Снегом немилосердно

Сыплются с высоты,

Кружатся в ритмах Верди,

Влажно слепят глаза

Цвета спокойной смерти

Хрупкие небеса.

Видишь, совсем не страшно.

Сказано: «Все пройдет»,

Станет чужим, неважным.

Лед не бывает жаждой.

Лед забирает каждого,

Кто не растопит лед.

Хватит терзать дыханьем

Бьющееся его,

Думать о доброй маме,

Пальцы сжимать в кармане

Штопанном и кривом -

Глупая, для чего?

***

Для начала солги,

Протяни ненадежную руку.

Обними и скажи, что ты веришь -

Пусть сердце стучит.

Будь послушной собакой,

Будь вещью, любовником, другом,

Только не забывай, что в кармане

От ада ключи.

Так и любят враги -

Поцелуй словно метка о смерти.

Обними и скажи «Сердца нет» -

И оно замолчит.

Так и любят других,

И целуют доносы в конверте.

Так обманчиво нежны

Предатели и палачи.

***

Снежинок облетающих с карниза,

Как перья в облетевшую листву.

Вчера я называл тебя маркизой,

Твоей любовью бредил наяву,

А солнце как свеча стекало книзу.

Молчать.

Уже не жду, не призову.

***

А пишешь, как правило, о других.

Вглядеться в себя до чего страшней.

И словно на ложе, восходят в стих

Ряды Офелий и Лорелей.

Тот голос вкрадчивый с высоты,

Он шепчет: «Верить, любить, страдать –

Не то же, что ворошить листы?».

Но если кровью их подписать?

***

Так помнят важные слова,

Не сказанные в оправданье.

Так опадает в назиданье

Ежеосенняя листва.

Так грозны улицы в огне

И стены, сданные без боя,

И небо с запахом прибоя

В Аустерлицей тишине.

Так оглушает снега хруп

И затаенное дыханье,

И все слова мертвеют в тайне

Твоих иерихонских губ.

«Маки»

Приход весны? Сегодня - не о том.

Приход похож на северное лето,

На стиснутую в пальцах сигарету,

Обжегшую оранжевым теплом.

Под веками холодная война,

Наука пропускать слова и вдохи.

Твои марионетки так неплохи,

О Господи, но жизнь их так смешна.

А схематичный ядерный распад

Похож на ожидающие вены.

Чему еще ты так же откровенно,

Беспечно и свободно будешь рад,

Как белизне шприцов «под инсулин»,

Как чистоте сознания-бумаги?

Приход похож на лето. И на маки.

На неделенный стенами Берлин.

Ты оставляешь их - ты дезертир.

Ты покидаешь - каждый раз навеки! -

Цветущие в крови лесные реки,

Цветущий сквозь тебя небесный мир.

Неудержимо. Значит, не держи.

Бессильны строки, выкрики и знаки,

Чтоб описать как расцветают маки.

Вдыхай. Вдыхай. Вдыхай.

И не дыши.

***

Я видел твоё фото на столе,

Приклеенное в старенькой тетрадке,

Где ты сидишь на лавке во дворе,

В ладошках – деревянные лошадки.

Фотограф – папа, может даже дед,

И мать о фартук руки вытирает.

Сосед бежит ругаться в сельсовет,

А девочка лошадками играет…

Лежит на кресле свёрнутая шаль,

И воздух в старом доме смутно-сладок,

Но ничего не будет так же жаль,

Как этих вот игрушечных лошадок.

***

Следом цепочкой по целине.

Ты же не нужен им всем ничуть.

Помнишь, мы виделись на войне?

Нет, я не доктор и не лечу.

Ты не читал Ледяной Завет?

Нет, ничего, доставай, кури.

Там, за окном, как живой рассвет,

Бьются тяжелые снегири.

Видел, в церквушке зажгли свечу?

Что же за праздник и без свечи.

Нет, я не доктор и не лечу…

Ты собирайся, бери ключи.

…Ужас и взгляд в ледяной проем:

«Мы будем жить еще долго, да?

Но почему мы идем вдвоем,

А на снегу ни следа?»

***

А смотреть на солнце оказалось просто –

Надо лишь ослепнуть.

Это сердце бьется и заплелся в косы

Долгожданный ветер.

Подойди поближе – мой престол украшен

Ветками жасмина.

Ты так ровно дышишь – от тебя не страшно

Получить нож в спину…

А стрекозьи крылья с золотой пыльцою

Холодны для пальцев,

И осыпан пылью и сырой росою

Серый след скитальца.

Подойди поближе. Ты – дитя, не бойся –

Убивают взрослых.

Ты так тихо дышишь – словно ветер вьется

В белокурых косах.

Твой престол украшен ветками жасмина,

Лунный свет в колодцах.

За хребтами башен – золотые льдины

И восходы солнца.

… За Гремящим морем нас зовут иначе,

И живут вчерашним.

Поцелуй наш горек.

Почему ты плачешь?

Разве это страшно?

«Франция-42»

Может ли хуже,

Чем подостывший чай

С сахаром, не размешанным

До конца?

Кто-то снаружи

Тянется невзначай

Вспомнить рукой

Черты своего лица,

Бронзовой стужей дня

Подтекает кран,

В окна влетают

Выкрики на плацу.

Я увезу тебя.

Увезу.

Сразу, как только буду

Не столько пьян.

Где-то в кармане кителя,

Нет, не в том.

Может ли хуже,

Чем покрываться льдом,