Телохранитель

— Да, конечно… конечно, — деловито сказал Парсонс без тени сочувствия, словно подводя черту под еще одним пунктом в своем блокнотике. — По идее, никаких неожиданностей на брифинге возникнуть не должно, мне кажется, мы все предусмотрели.

Спускаясь к конференц-залу, Рамсфорд испытывал странный подъем, как в былые времена перед предвыборным митингом. Даже о там, что этот день скорее всего станет концом его политической карьеры, вспоминалось как-то мельком.

Пока пресс-секретарь посольства произносила вступительное слово, он сбоку из-за занавеса глянул на зал. Журналистов приехало не слишком много, от силы человек тридцать; прав был Парсонс, сказав, что если бы Мэрион погибла, то это вызвало бы у СМИ куда больший интерес. Сам Парсонс тоже присутствовал — затесавшись среди журналистов, скромно сидел в заднем ряду.

Услышав привычное «…посол Соединенных Штатов Америки Джефферсон Рамсфорд!», он вышел на сцену; поднялся на трибуну. Положил перед собой папку, в которой покоилось подготовленное пресс-службой заявление, и не стал ее открывать. Вместо этого обвел журналистов взглядом.

— Здравствуйте, господа! Здесь, сейчас я в первую очередь не посол Соединенных Штатов в Италии, а отец. Отец девушки, которая была похищена преступниками и чудом избежала гибели. Поэтому не спрашивайте меня о проблемах преступности и об отношении правительства США к международному терроризму. — Почувствовал, что аудитория заинтересовалась необычным началом, и позволил себе улыбнуться. — Давайте я лучше расскажу вам о том, как это все произошло, и о человеке, благодаря которому моя дочь осталась жива, который спас ее и освободил из рук преступников. — Скользнул глазами по лицу Парсонса — неподдельная, чистая растерянность — и тут же забыл о нем. — Этот молодой человек вырос в моем доме, и я считаю его своим приемным сыном Я говорю сейчас о Рэе Логане…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Солнце светило так ярко, что кондиционеры едва справлялись, и в зале вылета было невыносимо жарко, Мэрион нашла узенькую полоску тени и остановилась там, то и дело оглядываясь, не зная, с какой стороны появятся те, кого она ждала.

Наверное, ей стоило до посадки остаться в VIP-зале, тогда не пришлось бы терпеть эту жару. Или надеть что-нибудь попроще, а не новое платье из голубого шелка. Жакет она давно уже сняла и перевесила через руку, но все равно было жарко. Да еще эта чертова колючая босоножка! Мэрион уже трижды снимала ее, проверяла пальцем — нет там никакого гвоздя, и камешка нет! — и снова надевала.

Но все это сейчас было не важно. А важно лишь одно: они с Рэем летели домой.

Как папа добился экстрадиции Рэя — это слово Мэрион даже ночью, спросонья, могла бы теперь написать без ошибки — она не знала. Но судя по всему, это стоило ему немалых усилий. Он выглядел мрачным, вечерами почти не выходил в гостиную — сидел в кабинете, обложившись каким-то папками, и часами разговаривал по телефону. Если Мэрион заходила — смотрел на нее, сдвинув брови, словно она заведомо явилась мешать и отвлекать.

Потом вдруг сказал, что скоро им предстоит вернуться домой.

— А как же Рэй?! — недоуменно воскликнула она.

— Вопрос с его экстрадицией уже практически решен. И с тем, что судить его будут в Нью-Гемпшире, тоже.

Мэрион чуть не запрыгала от радости. Удалось! Значит, Рэя перевезут в Штаты — а значит, наверняка до суда отпустят под залог, он же не мафиози какой-нибудь!

Они не виделись уже больше двух месяцев, с того самого дня, когда ее похитили. Мэрион хотела сходить навестить его, но папа объяснил, что просто так ее к Рэю не пустят — формально она ему никто. Добавил еще:

— Конечно, можно было бы в порядке исключения попросить разрешение, но мне не хотелось бы сейчас этим заниматься. И тем более не стоит привлекать к тебе излишнее внимание. Так что ты уж потерпи, пожалуйста.

И она — что делать! — терпела.

Если бы хоть позвонить ему можно было!

А хуже всего то, что и Рэй ей тоже не звонил, хотя он-то как раз мог — в тюрьме для этого имелся телефон-автомат. Позвонил он всего один раз, через неделю после ареста; говорил странно — ласково, но отстранение, будто в одночасье стал чужим. Мэрион в первый момент обрадовалась, начала говорить, что любит его, что будет ждать, сколько бы ни пришлось — он даже не дослушал, перебил:

— Ри, пожалуйста, не надо. Не думай больше обо мне и не жди меня. Пойми, у наших отношений нет будущего, и с самого начала это было… не судьба, что ли. То, что я сделал — я сделал для того, чтобы ты была счастлива. Вот и будь счастлива — живи, радуйся. И не надо меня навещать, я… со мной все будет нормально. Я просто хотел тебе это все сказать, чтобы ты обо мне не беспокоилась.

— Рэйки, ты чего… — ошеломленная, начала было Мэрион, но он снова перебил:

— Извини, тут людям телефон нужен. Все, счастливо, — и из трубки послышались короткие гудки.

Она тоже повесила трубку, тихо и аккуратно, хотя хотелось что есть силы швырнуть ее на рычаг. А еще лучше — треснуть ею Рэя по башке, чтобы ожил, чтобы на человека стал похож, а не на говорящую благостно-загробным голосом куклу! Потому что врать он никогда толком не умел, а уж тем более не мог обмануть ее, знавшую его как облупленного! Она сразу поняла, в чем дело: в благородство вздумал поиграть, решил, что раз он в тюрьму попал, то теперь он ей не пара и нужно, чтобы она себя не компрометировала отношениями с будущим заключенным, а побыстрее нашла кого-то другого…

Ничего подобного делать она, конечно, не собиралась, и обидно было очень. Настолько, что когда Мэрион перестала злиться, то даже немного поплакала.

Несколько раз отец навещал Рэя — как дипломатический представитель (хоть он и подал в отставку, но обязанности посла пока продолжал исполнять), он имел на это право. Но когда Мэрион спрашивала, не говорил ли Рэй о ней, не просил ли что-нибудь передать, качал головой: «Нет, мы с ним в основном юридические вопросы обсуждали.» Один раз, заметив, наверное, что-то в ее лице, торопливо добавил:

— Ну… то есть он тебе привет передавал. Понимаешь, там не та обстановка, чтобы о чем-то личном упоминать — между нами перегородка стеклянная, вокруг люди ходят, слушают. — Мэрион прекрасно поняла, что все это он говорит, чтобы ее утешить, и ничего Рэй на самом деле не передавал.

Одно хорошо: Луиза, едва узнав, что Рэй попал в тюрьму, стала форсировать развод — ей явно не хотелось числиться женой заключенного; даже отказалась от части своих имущественных требований. Это Мэрион узнала от папы. Более подробно, как она ни пыталась выспросить, он рассказывать не стал, добавил только (в который раз!):

— Не забудь, пожалуйста — пока развод Рэя не завершен, не стоит распространяться о ваших с ним отношениях! Особенно репортерам!

Не то чтобы репортеры сильно интересовались ее персоной, но с троими Мэрион все же довелось пообщаться. Вопросы все трое задавали однотипные: как произошло похищение и что она при этом чувствовали.

Мэрион подробно рассказывала, как Тони дал ей черри-колу и она потеряла сознание, как била ее, связанную, кричавшая грубым голосом итальянка, как ей было плохо в этой бетонной нише, куда похитители ее запихнули — душно, страшно, холодно — и как невыносимо болели ноги.

Еще одна журналистка из популярного женского журнала приехала в резиденцию, чтобы побеседовать с Мэрион (она назвала это «эксклюзивным интервью») о том, изменилось ли после похищения что-нибудь в ее мировоззрении. На самом деле говорила в основном она, вставляя в свои вопросы многословные сентенции о тяжелой участи женщин. Ответы Мэрион получались куда короче.

А Рэй… Рэй по-прежнему не писал и не звонил. Даже когда он жил на Аляске, даже когда женился, все равно они хоть раз в неделю да разговаривали. А тут — месяц, второй…