Страница 12 из 23
Не видать просветленья, гадай не гадай.
Не в ромашковом поле — у высохшей речки
Шьет эпистолы Муза трагедии в дань.
В них ни розовых зорь, ни хмельных поцелуев,
Лишь тревожная бледность пожухлой степи,
Пустота; с меланхолией Муза горюет,
Что без крыльев Пегас никогда не взлетит.
Рафинадом растаяли в омуте мыслей
Страсть былая и ворох восторженных слов —
Она тоже слаба, ей уйти б по-английски,
Но превыше всего к стихотворству любовь.
Пусть и радостных чувств обрисовкой не блещет,
Монологи минорной мелодией жгут…
Моя Муза из рода настойчивых женщин —
То стихи вышивает, то конский хомут.
Крылья ношей до слез бесполезной сорвала,
И кирасу почетных доставщиков муз,
И ведет налегке по горам-перевалам
Скакуна удалого с подъема на спуск.
Открываются взорам зеленые дали,
На скалистом хребте водопадов каскад.
Амфибрахием пишет мне письма: «… вандалы
Могут крыльев создать колдовской дубликат…».
Не сдается и верит, что сможет до Марса
На Пегасе лететь, обгоняя века,
Посылая с небес фолианты романсов
И бессмертные строки поэтам как я.
Я не искала повода отбросить
Как мяч футбольный мысли в неба проседь…
Оно нависло, грузом серебра
Прижав к асфальту тошнотворный страх
И грязную затрепанную осень;
Его смертельно-бледный вид несносен,
Как сердцу — зачерствелая хандра…
Забытое в тоскливых вечерах
Я не искала…
Упрек больной души многоголосен,
Как эхо между трех высоких сосен
У пропастей в затерянных борах,
У бездн морских, в нехоженых горах,
Где отголосков грусти старых вёсен
Я не искала…
Мелодией романса пылко-страстной
Твой голос разбудил во мне прекрасной
Царевной спящую любовь-морковь,
И косы — шелковые нити, вновь
Сплетаются в стихи единогласно.
Темницу солнца отблеск ананасный
Согрел как вúна ледяную кровь…
К витку весенней неги подготовь
Мелодией.
Без устали внимать тебе согласна
Под ореолом месяца атласным.
И вечером, и утром празднословь,
Неся с собой бессмертную любовь
Дубравной, соловьиной, первоклассной
Мелодией!
Алмазный снег на ржавые перила
Роскошно лег, и блеском ослепила
Художница-зима, сквозь складки штор
На скучных стенах сказочный узор
Рисующая сочностью акрила…
Вплетала семицветики в ветрила
И звезд ромашки — в зеркала озер…
Ей подавал уроки ревизор —
Алмазный снег.
Художница его боготворила:
В картинах магия времен царила…
И словно виртуозный фантазер,
Как девочку слепой гипнотизер
Вел за руку с проворством бомбардира
Алмазный снег.
Сотни длинных рук, прозрачных и худых,
С жадностью прожорливой волчицы
Рвут ночную темень тряпкой в лоскуты,
Обнажая свет молочно-белый.
Скрыл за грязным покрывалом чистый круг
Иллюзионист, парящий птицей, —
Гаснут бренно очертанья диких рук…
Воссоздастся и без ниток темень.
Ночь сольется с мраком каждого угла,
В ужас чернота окрасит стены —
Хлопнет крыльями трехглавого орла
Дух поэта, и одной не страшно.
Непроглядность строчками стихов овьет…
Пусть луна ручища тянет снова —
Мне хоть тьма, хоть свет, хоть пламя, а хоть лед,
Если мой орел как бог лелеет.
Вместо роз поляны васильков и мак…
Руки — струны музыкальной вишни,
Осыпаемой мелодией впотьмах…
Я не сплю и в черном вижу нежность.
Мне ее рисует красками зари,
Перья окуная в бесконечность,
Гениальный спутник, даже целых три —
Музыкант, художник и писатель!
Как могу бояться черной западни?
Одиночество — неверный термин,
Потому что люди могут быть одни
Лишь когда не верят, что не одиноки.
Глазами не увидеть любви пьянящей силу,
И только зоркость сердца острее пиков скал.
Ни ястребам, ни совам, наверно, и не снилась
Возможность видеть сердцем созвездий карнавал.
Вдыхаю запах ночи, по-майски терпко-сладкий,
И на качелях в небо довольная лечу:
Со мной не принц в короне из романтичной сказки —
Со мной завоеватель и редкостный молчун!
Но я его секреты читаю, будто с книги,
И кончиками пальцев касаюсь сжатых губ…
Молчать о самом главном и сохранять интригу
Он все равно не может,
А я увидеть сердцем любовь его могу!
Как же вам не облизнуться, глядя на меня,
Няшного из спелых ягод, льда и молока!
Какаду и тот хотел бы — к старту, ребятня!
Нямки-нямки! Я вкуснее каш наверняка!
Камуфляж из свежей вафли — как не похрустеть!
Тетерев в лесу на елке прекратил бы петь,
Петушок опять бы горло застудил в жару.
Руки выше! Всех детишек вместе соберу!
Ручейком по подбородку пусть течет сироп,
Ропотливо смотрят мамки — это ерунда.
Даже сладкие ладошки вовсе не беда!
Дабы вкусом насладиться смог и мизантроп,
Троп немало истоптали, возвели дорог!
Рог, наполненный десертом, — самый лучший рог!
Над торфяным болотом стая клином
Рисует в лунном серебре побег
Из плена ржавых листьев с паутиной,
Как зверя первобытный человек.
И угол над чертой зловещей грязи
Все больше, и все дальше сосен строй
От воспаривших птиц, игрой фантазий
Построенных звенящею волной.
Не отстает и вереница с новичками.
Финальный взмах, и высота взята.
За чернотой как за семью замками
Распахнуты в грядущее врата.
Между мной и тобой миллионы жужжащих колес
Серпантины асфальта прилежно утюжат,
Миллионы дождей непослушностью девичьих слез
Нашу встречу рисуют в обманчивых лужах.
Я полночным звонком потревожить покой твой боюсь,
Будто гулом турбин доминошную стену,
А в руках телефон пропускает, как якорный клюз,
Вереницу желаний шальных и священных.