Страница 57 из 142
— Ну, и что делать? — спросил он наконец.
Илья дал прикурить, помолчал в раздумье. Потом встал с табуретки, прошелся по комнате.
— Пока делать нечего, подождем, куда оно хлыстнет… Батайкин — мне двоюродный брат, он тут комбинат основал, с первого дня вместе с Красиным. Долго со мной говорил… Обещал довести все до Бражнина. У генерала, кстати, уже был прецедент на шахтах: молодой инженер деревянную клеть изобрел, по военному времени в целях экономии металла. А клеть в ствол полетела, — правда, без жертв. Ну, лихачи-кудрявичи тут же уголовное дело на него! Генерал гонял их до седьмого пота! Но это как еще повезет, генералы — они все с чудинкой. Молись, одним словом!
— Да-а… Положение! — тяжело вздохнул Николай.
— Хуже бывает… Ты пока не очень лечись спиртом: в случае чего партийная организация не даст тебя в обиду, это я головой ручаюсь. А сейчас спи. Летучку проведем без тебя, у Шумихина в бараке.
— Партийная организация? — задумчиво переспросил Николай. — Партийная организация на участке больно мала у нас, вот беда… И Шумихин вот обиделся на меня: приказал ему переселяться сюда, в контору, — так он молчком ушел жить в общий барак!
— Это его дело. А насчет партгруппы ты ошибаешься, теперь нас четверо. Останин-младший на учет встал, Федор Кочергин собирается подавать заявление. Растем, брат!
Помолчали. Николай усмехнулся какой-то своей мысли.
— А ты говоришь: «Спи спокойно»! Разнарядку уж я сам буду проводить, шалишь! Кстати, что там ответили из политотдела насчет Ухова?
— Пока ничего, ждать нужно, — ответил Илья.
На этом беседа и кончилась. Входили люди, пора была начинать летучку.
* * *
…И снова Николая разбудили задолго до рассвета. Весна не только принесла цингу, она поломала дороги, решительно не давала покоя.
Он не помнил, когда и как поднялся с постели, кто включил свет. Совсем прогнав сонливость, увидел себя уже в брезентовой куртке и сапогах, а у порога что-то кричал Федор Кочергин. Из-за него несмело выглядывала чумазая физиономия Мишки Синявина.
Николай залпом выпил стакан холодного чаю, с усилием прожевал корку черствого хлеба, заново обратился к Федору:
— О чем шум, говори толком!
— Трактор утопил, — зло кивнул Кочергин через плечо. — Удружил с трубами! У меня монтажа последняя гайка осталась, а трубы поперек дороги торчат!
— Там один черт без аварии ездил, и тот ногу сломал! — осмелел Синявин. — Встречный трактор с лесом шел, куда деваться? Я сдал в сторону, а болото подтаяло. По самый радиатор влез! — Он устало махнул рукой.
Мишка был весь в грязи и мазуте, будто его протащило за трактором по ржавому болоту. Видно, пытался самостоятельно вывести трактор из трясины.
«Хорошая картина! — с досадой подумал Николай. — И опять, кажется, я сам виноват! Буровую начал строить без дороги, в новом квадрате, на собственный страх, как говорится. Трактор загнал в болото… А Синявин стоит мокрый с головы до ног и, по всему видно, чувствует себя виноватым!»
Что ж, надо было проложить лежневку, как советовал Шумихин, но хотелось скорее начать проходку.
— За каким дьяволом ты уступал дорогу встречному? — неожиданно обругал он Мишку. — Надо головой думать! Тот с лесом шел, мог бы и подождать! Раз везешь оборудование, твое дело самое основное! Притом лес — более легкий груз, может, и не проломил бы мерзлоту!
— Залез бы и встречный, — мрачно возразил Синявин. — Одним трактором его не выручить.
Николай глянул в окно. Черные стекла снаружи будто сочились, крупные градины капель, сползая, вспыхивали в сквозном свете уличных огней. Мутно светилось утреннее небо.
— Ладно, Кочергин, вали к Останину, заряжайте два трактора и — туда. С корчевки захватите тросы.
Кочергин исчез без промедления.
— Далеко засел? — спросил Николай тракториста.
— Километра два…
С неба струилась неуловимая, мелкая изморось. Брезентовая куртка Николая встала коробом, а промазученная телогрейка Синявина блестела как начищенный панцирь. Дорога зияла темными провалами: местами слой прикатного снега был разломан, проглядывали искромсанные в щепу жерди настила.
Времянка кончилась, две колеи, наполненные водой, начали петлять вокруг кустов и старых пней.
Трактор «С-65» съехал в сторону с набитой горбины и, проломив корку болота, по самые фары ушел в ржавую торфяную кашу, задрав прицеп. Сани с трубами застряли на колее, косо перегородив узкий проезд…
Синявин остановился на дороге, растерянный и жалкий.
Это был тракторист, успевший заслужить общее уважение своей хваткой и смелостью. Всю зиму его трактор работал без поломок и простоев. Сейчас же Мишка был не похож на себя.
Подошли два трактора, развернулись и встали рядом. С одного соскочил Шумихин, не спуская глаз с аварийной машины.
— Сколько веревочка ни вьется, конец найдется! — со злобой и отчужденностью заорал он на Синявина. — Куда же тебя черт занес сослепу? Спал, что ли?!
Мишка исподлобья посмотрел на него с недоумением и обидой. Плюнул сквозь зубы с таким ожесточением, что Шумихин подался в сторону, потом волком глянул вокруг и полез на косо торчащий из трясины трактор.
— Давайте буксир! Теперь вы мне под расписку будете дороги сдавать!
Послали за землекопами Глыбина, на помощь.
Синявин попытался завести трактор, но храповик засосало чуть ли не на целый метр. Тогда Мишка потерянно махнул рукой и замер, прислонившись спиной к верхним каткам, обляпанным подмерзающей грязью.
По ухабистой колее приближался Алешка Овчаренко с напарником. Он шел налегке, а тот нес на плече две лопаты.
Алешка подошел к трактору, ни на кого не глядя и с таким видом, будто лишь он один и был всерьез озабочен аварией. Обошел вокруг, увязая в грязи, несколько раз хлопнул по капоту рукой, словно лошадь по холке, потом выбрался на твердое место. Сдвинув шапку на самые глаза, озадаченно почесал в затылке:
— Это и называется «закуривай»!..
Он сел на толстый полоз саней и небрежным движением достал цветной засаленный кисет, сшитый когда-то старательной женской рукой в виде куклы-клоуна со сборчатым воротом. Когда кисет затягивали, витой шнурок с красными кистями душил клоуна мертвой петлей.
Алешкин товарищ присел рядом, закусил цигарку на сторону и, прижмурив от дыма глаза, принялся очищать щепкой болотную грязь с сапог. Вид у обоих был явно независимый.
Николай подошел к Шумихину и Кочергину:
— Попробуем тросами взять…
Шумихин озабоченно и уныло буркнул под нос:
— Если б его вверх тащить — дело другое, а тут все болото надо на сторону вывернуть… Гиблое дело!
Николай впервые столкнулся с такой аварией и не знал, как быть. Он знал только, что надо действовать, иначе трактор уйдет еще глубже в трясину, тогда его наверняка не вызволить. Он взял лопату и, увязая сапогами в грязи, начал отбрасывать текучую жижу и комья мерзлоты из-под радиатора, чтобы добраться к переднему крюку и зацепить трос. Шумихин и Федя стали помогать ему.
Тракторы взревели оглушающе, мощно, разом сокрушив хлипкую тишину утра. Вот уже передний медленно двинулся вперед, натянул связующий трос, увлек за собой заднюю машину. Буксир запел, как струна, упругий узел на крюке Мишкиной машины туго свертывался, сжимался в кулак. Наконец вся свободная длина троса иссякла. Болото хлюпнуло, машина дернулась и… осела глубже. Трактористы завозились, переключая скорости.
Николай хмуро следил, как буксирный трос на глазах развертывается и растягивается, на пределе выдерживая невероятное усилие.
А трактор был недвижим. Мишка, обалдев, врос в перекошенную машину.
Внезапно буксирный трос лопнул и с визгом, свертываясь в клубок, ударил в переднюю облицовку. Хрупнули решетка и трубчатая сердцевина радиатора.
Трактористы выключили муфты, а Федя Кочергин запальчиво выругался и, склонясь к Алешке, что-то прокричал ему в ухо.
Алешка понятливо кивнул и вдруг со всех ног бросился к карьеру.
— Ничего не выйдет, — с угрюмой безнадежностью махнул рукой Шумихин. — Тут надо мощный экскаватор, больше ничем не поможешь…