Лич 3

М-да, вот так у нас и везде. Наглые и вороватые правы во всем. Вплоть до убийства окружающих. Два человека погибло, а Воронцову ничего не сделали. Еще уверен, что он первым делом осмотрел свой джип и возмутился полученными повреждениями. Возвратившийся после перекура Семеныч, благоухая свежим запахом сгоревшего табака, немедленно завалился на свою койку. Про партию в шахматы он заикаться не стал, сведя все объяснения в одну фразу:

- Поели - надо поспать.

- Ты еще позабыл упомянуть про сигарету, - лениво сказал Михалыч. - Кстати, ты знаешь, во всех папиросах-сигаретах настоящего табака очень мало? В основном там находиться солома и табачная труха, пропитанные никотиновой выжимкой.

- Плевать, - отмахнулся от его слова Семеныч. - Главное, что моему организму подходит. После сытного обеда нужна вкусная сигарета!

Через десять минут оба моих товарища по больничной комнате спали, аккуратно и безмятежно сопя. А вечером мне вновь стало плохо. Я то проваливался в нечто среднее между сном и пьяным угаром с ‘вертолетиками’, то вновь бодрствовал. Сильно мучила жажда, казалось, что язык высох до состояния дубленой кожи - твердый, жесткий и впитывает всю слюну, не давая той проскочить по пищеводу дальше и хоть чуть-чуть утолить жажду. Дважды выходил, чтобы напиться из-под крана и в последний раз столкнулся с Воронцовым. Виновник в смерти двух человек явно был навеселе, о чем красноречиво говорило красное лицо и резкий свежий запах алкоголя. Уверен, что в ближайшее время принимал на грудь горячительные напитки и в весьма нескромных количествах. Наша встреча произошла в дверях коридора, делившая последний на две части: я ее тянул на себя, а Воронцов в тот самый момент пытался толкнуть. И так вышло, что я на долю секунды опередил, а у оппонента не хватило сноровки, подтупленной водкой, чтобы правильно среагировать. Мужчина буквально вывалился на меня и чтобы избежать неприятных объятий, я споро сделал шаг в сторону.

- Ах, б…

Воронцов рухнул на колени, едва не приложившись о пол, покрытый толстым с вытертыми сотнями ног линолеумом, едва-едва успев выставить руки. Поза, в которой застыл он, вышла на удивление характерной и смешной, отчего я не сдержал негромкое хеканье.

- Ты чего ржешь, урод, - резко взбеленился Воронцов и неуклюже поднялся на ноги, сжимая кулаки. Но рассмотрев возле себя высокого и с не самой дружелюбной внешностью верзилу, тот быстро сдал назад. Воронцов принадлежал к той категории выскочек, что готовы раздавить любого, кто слабее себя - физически или социально. Но когда напротив стоит некто здоровее, а до друзей из милицейской своры и администрации далеко, резко меняется, пытаясь казаться тише воды и ниже травы. Вот как сейчас. И все бы прошло тихо, случись этот эпизод несколькими днями ранее, когда мой характер еще не изменился под воздействием болезни. Но именно сейчас я взбесился… иными словами описать мое состояние было просто невозможно.

Ты что сказал, УРРОД? - прохрипел я, выделив последнее слово особенно отчетливо. - Здесь тебе…

Нашу свару прервала дежурная медсестра, которая дремала за стойкой и которую разбудил первый громкий выкрик Воронцова. Чуть ли не с матюками, но очень тихо, она разогнала нас по палатам. Уже лежа в кровати и ворочаясь, я мысленно представлял, чтобы сделал с Воронцовым, окажись мы один на один в коридоре или в темном переулке, в лесу… или в пещере распиная мерзавца на алтаре… Последняя мысль проскочила уже в состоянии дремы. Я даже толком не стал ее обдумывать и решать: пришла после моей недавней роли в ролевке или тихонько съезжает крыша.

****

Проснулся в замечательном состоянии, словно вчерашняя порция таблеток, прогревания и пара уколов разом вывели всю дрянь из организма.

- Доброе утро, товарищи сополатники! - радостно поприветствовал я Михалыча с Семенычем, которые поднялись ранее меня и сейчас о чем-то тихонько шушукались на кровати у Михалыча.

- И тебе того же самого, - кивнул головой в ответ мой вчерашний соперник по шахматам. Судя по твоей довольной улыбке и блеску глаз, выздоровление не за горами?

- Да я уже здоров, - рассмеялся я и энергично отбросил одеяло в сторону. - Во, глядите.

Прямо в трусах я плюхнулся на пол и принялся в темпе отжиматься. На сороковом разгибании громко выдохнул и резко поднялся.

- Видали?

- Ну, прямо десантник, - похвалил меня Семеныч. - Надо будет военкому за тебя словечко замолвить, когда на следующих выходных поедем на рыбалку. Так прямо и скажу: Василий Петрович, есть у меня парнишка знакомый, которого прямо хоть сию минуту в спецназ.

- Эй, эй, - торопливо произнес я, одновременно со словами натягивая на себя пижаму, - это еще зачем? Не нужна мне твоя, Семеныч, протекция. Уж сам как-нибудь.

- Ну, сам так сам, - развел руками собеседник и рассмеялся. Следом тихонько захихикал второй сосед по палате. Веселье мужчин меня немного озадачило, что-то настроение у нас прямо-таки замечательное, позитив так и прет из всех щелей. Уж не вина ли в этом местных лекарств?

- Что с вами, на вчерашних дедов совсем не похожи? - настороженно поинтересовался я, усаживаясь на кровать, заправить которую еще не дошли руки.

- Сам ты дед, - показательно сердито нахмурил брови Михалыч. - Юнец сопливый.

- Воронцов сегодня умер в своей палате. Видимо, сердечко не выдержало, вот и двинул он кони, - почти одновременно со своим товарищем сообщил мне новость Семеныч. - Хоть и грех радоваться чужому горю, да еще такому, но ничего поделать не можем. Дрянь человечишко был туда ему и дорога. Бог шельму метит.

- Как умер? - удивился я. - Только ночью его видел, когда ходил к крану воду пить. Выглядел он здоровым и умирать не собирался. Пьяный, конечно, но не так чтобы в коматозе, когда только капельница поможет не умереть.

- Так я и говорю, - сопроводил кивком головы свои слова Михалыч, - сердечко подвело. Видимо, допился до чертей и не выдюжил моторчик. Его товарищ увидел по палате, с кем вместе вечером пили. Встал рано утром, вдруг смотрит - Воронцов с открытыми глазами лежит, рот щерит, словно кричать собирается и морда вся перекошена. А еще руками так в одеяло вцепился, как будто спрятаться за ним хотел. Никак души умерших ночью пришли за своим убийцей.

- Ты сейчас наговоришь, - хмыкнул его товарищ. - Водка паленая оказалась, а организм слабый. А там белочка и полный алес капут. Ладно, давайте на завтрак собираться, а то все без нас съедят.

- Не съедят, что-нибудь да останется, - беззаботно отмахнулся от фразы приятеля Михалыч. - У повара в котле еды на одного едока больше.

Меня продержали в больнице еще два дня, стабильно пичкая лекарствами, уколами и гоняя на процедуры. На третий я взбунтовался и выставил ультиматум - хочу домой. Пользуясь тем, что все показатели и анализы аж зашкаливали за границы идеального здоровья, я добился, чтобы меня выписали ‘на дом’. Теперь мне только и нужно, что раз в пару дней показываться у терапевта.

С момента первой ночи, что провел в больнице, больше никаких напоминаний о плохом самочувствии не было. Скорее наоборот, энергия во мне клубилась и лезла наружу, словно монтажная пена из только-только залитой ею щели. В самом прекрасном расположении духа, я вернулся домой и тут же полез в ванну, намереваясь смыть больничный запах, которым, как казалось, пропитался от кончиков волос до ногтей на пальцах ног. Брр, гадость.

Блаженствовал с час - не вру - добавляя понемногу горячей водички, когда та остывала. Вылез красным, душистым и умиротворенным. Если бы сейчас столкнулся с Воронцовым (тьфу-тьфу-тьфу, мне еще покойников не хватало), то на конфликт не пошел бы, сведя встречу к мировой.

Мурлыкая под нос незатейливый мотивчкик песни из старого детского кинофильма, я прошествовал на кухню, собираясь перекусить. Точнее, плотно набить брюхо домашней едой, чтобы перебить набившую оскомину больничную ‘столовку’.

Первое что увидел, когда открыл дверь - парящий кофейник на столе и чашку с налитой до краев черной, дымящейся жидкости. Дальше ухватил взглядом руку, что держала эту чашку, потом медленно перевел взгляд с руки на ее владельца.