Лич 3

- Но это не прошло, - спокойно договорил за меня Санек, потом достал из кармана сотовый и нажал пару клавиш. - Але, скорая? Пришлите врача, пожалуйста по этому адресу… не знаю, человек едва передвигается второй день. Ничего ни ест и не пьет… откуда я могу знать, доктор что ли? Не пришлете машину, буду жаловаться.

- Вот, уроды, - пожаловался он мне, убирая трубку телефона в карман и пододвигая к себе мою яичницу. - Ты есть не будешь? Вот и замечательно, а то я к тебе сразу из полей примчался, только вещи у родителей скинул.

Набив полный рот и одобрительно гмыкая и угукая, Санек выразил восхищение моему кулинарному таланту, попутно возмущаясь черствости врачей, что принимают заявки.

- Представляешь, - махая вилкой в воздухе, проговорил он, - она мне говорит, чтобы больного своим ходом доставили в ближайшую больницу. Это скоро так дойдет, что и милиция будет говорить, чтобы потерпевшие опрашивали свидетелей и осматривали место происшествия. А потом со всеми этими данными приходили к ним. Куда страна катится? Столько нормальных людей, но система, которой они служат настоящее болото, изменяющее их до неузнаваемости!

Больше часа прошло с того момента, как Санек дозвонился до врачей. Приятель порывался перезвонить еще раз или два, но я его отговорил. А потом заявился и доктор. Точнее, докторша - симпатичная женщина немногим за тридцать с пластмассовым саквояжем синего цвета с красный крестом на обеих сторонах.

- Ты больной? - почти утвердительно произнесла она, посмотрев на меня. В комнату ее провел Санек, открыв дверь после ее звонка. Получив утвердительный кивок от меня и подтверждение от приятеля, она присела на стул и достала свои медицинские приборы.

- Рот открой, - приказала она, вооружившись холодной металлической лопаточкой. - Язык высунь… ага.

- А-а-а, - на всякий случай проговорил я, распахивая рот насколько возможно. Женщина с некоторым удивлением посмотрела на меня:

- Это не обязательно. Выполняйте только то, что вам скажу я.

Осмотрев язык и горло, она посветила в глаза и приказала закатать рукава на водолазке, в которую я облачился с утра. За ее спиною послышалось возмущенное пыхтение Санька.

- Доктор, - оскорблено заявил он. - Мой друг наркоманией не страдает и наркотики не принимает. Он, даже, водкой не сильно увлекается.

- Я рада за него и за тебя, что есть такой лучший друг, - не оборачиваясь к нему, ответила женщина. Дождавшись, когда я обнажу руки до бицепсов, она ловко обмотала руку толстой материей с пристегнутыми к ней резиновыми трубками и циферблатом с ‘грушей’ насоса. Накачав воздуха так, что материя туго сдавила руку, врач спустила его часть и повторила операцию. Недовольно нахмурилась, когда посмотрела на результаты, и еще раз измерила давление.

- Страдаете от болезней сердца? - спросила она, убрав манометр и вооружившись градусником. - Обращения были до этого с похожими симптомами?

- Нет, - отрицательно покачал я головою, зажимая под мышку холодное стекло градусника. - Все началось вчера. Позавчера уехал в лес, там переночевал, а утром проснулся уже больной. Думал, что за сутки пройдет, но ошибся.

- Думать надо, когда спишь на голой земле, - сердито ответила женщина, записывая у себя в журнале непонятные для меня каракули (именно такими выглядели в моих глазах ее слова). - Собирайся, ляжешь в больницу для осмотра и наблюдения.

- А что с ним, доктор? - встрял в наш разговор Санек. - Что-то серьезное?

- Не знаю, - ответила она, укладывая свои вещи обратно в саквояж. - Очень похоже на сильное переутомление и простуду. В больнице все станет ясно.

Пока Санек о чем-то трепался с врачом, я вяло набивал сумку вещами первой необходимости. Несколько футболок и рубашек, пара брюк, на всякий случай добавил спортивный костюм. В барсетку закинул документы и немного денег,

- Я готов, - сообщил я врачу. - Можем двигать.

Санек проводил (и помог заодно донести сумку) меня до машины и пообещал связаться немного позже. Бело-желтая ‘газель’ привезла меня в первую городскую, где выгрузила и отправилась дальше по своим делам. Женщина врач передала меня перед этим на руки одной из больничных медсестер. Та посадила на стул (еще старый, с дерматиновой обивкой и квадратного сечения деревянными подлокотниками) и ушла по своим делам. На час я был предоставлен самому себе, всеми забытый и заброшенный. Посидев минут десять в коридоре и устав от постоянного толкания и пинания по ногам пациентами, что носились по больнице, я вышел на улицу. Солнышко немного согрело меня, но стоять под его лучами на своих двоих было тяжело в теперешнем состояние, поэтому я отыскал покоцанную лавочку возле отдельного кирпичного строения. Здание было странным на всеобщем фоне посреди больничного комплекса. Окна отсутствовали полностью, только две двери, обитых листовым железом, впускали свежий воздух и рабочий персонал в помещение. Интересно, они там от сырости и холода не страдают? Здание уж очень низенькое в один невысокий этаж, что позволяло подумывать о полуподвальном размещении. Может быть, подсобка или иное хозяйственное здание, в котором хранят рабочий инвентарь, запчасти к механизмам или поломанную, но окончательно не списанную утварь?

Понемногу, пока я так размышлял, вычерчивая носком ботинка в пыли замысловатые кривые и рассматривая здание, самочувствие начало улучшаться. Даже появился аппетит, который заставил пожалеть о необдуманном желании не брать с собою перекус из дома.

- Вот он где, - донесся до меня сердитый женский голос. - Сидит себе на солнышке греется. Я тебе где сказала меня дожидаться?

- Совсем рядом возникла медсестра, что приняла меня у врача ‘скорой’. Лицо выражало высокую степень раздражения, да и интонации в голосе тоже об этом непрозрачно намекали.

- Извините, - смешался я. - Так получилось… просто в больнице все толкаются, ругаются. Пришлось выйти на улицу.

- Толкают его, видите ли, - отозвалась медсестра, немолодая, полная женщина с окрашенными волосами в ярко-рыжий цвет. - Пошли за мною: буду в палату устраивать.

- Так, я уже неплохо себя чувствую, - попробовал я возразить. - Может, без стационара обойдусь, а?

Мое самочувствие и настроение сильно улучшились, тут я не лгал. Вполне могло быть и так, что вся моя хворь почти прошла к этому моменту.

- Вот после вечернего осмотра врач и решит, как с тобою поступать, - возразила мне собеседница, развернувшись спиною и направившаяся в соседнее здание. - А пока полежишь под присмотром.

Палата моя оказалась аж на четвертом этаже. Если бы я себя ощущал прежней развалиной, то пройти все ступеньки самостоятельно не смог. А так, почти вернув себе прежнюю легкость и силу после прогревания на лавочке солнцем, я преодолел их легко и быстро.

- Вот тут ты и поселишься, - открыв простую дверь с номером ‘сорок’, произнесла моя сопровождающая. - Завтрак ты пропустил, но обед будет через час с небольшим. Соседи помогут не заблудиться и добраться до столовой.

С этими словами медсестра покинула меня, отправившись обратно. В небольшой, но светлой и с высокими потолками комнате стояли четыре кровати, заправленные белоснежными простынями. Точнее, заправлены были только две из них, прочие же были заняты парой мужчин, валяющихся на них.

- О, пополнение пришло! - радостно воскликнул один из них. - Семеныч, ты слышишь?

- Слышу, - отозвался второй, у которого левая рука была до самой шеи замотана гипсом. - И вижу. С чем пожаловал в эту юдоль скорби, парень?

- Сам не знаю, - честно признался я. - Вчера едва ноги волочил - в лесу переночевал и такой неприятный результат вышел. Приятель вызвал ‘скорую’ и меня привезли сюда. Но сейчас я себя чувствую вполне нормально.

- Бывает, - кивнул первый из пациентов, по которому трудно было определить, чем он страдает. - Организм на какие только хитрости не идет, лишь бы подальше от врачей с их уколами, клизмами и прочими процедурами. Кстати, как зовут? Я - Степан Михайлович, сосед - Виктор Семеновыч. Оба спокойно отзываемся на Михалыча и Семеныча.