Страница 5 из 21
Мораль господствующего класса оправдывала рабство. Рабов все больше, государства рабовладельцев все сильнее, и нигде в цивилизованном мире древности, от Испании до Китая, нет уголка, где бы не было рабов, — племена «дикарей» на окраинах не в счет. И вот тут-то, как раз в момент расцвета рабовладельческого общества, против идеи рабства восстают мыслители, философы. Конечно, не все. Таких храбрецов мало, мало в Древней Греции, как и в Древнем Китае, как и в Древней Индии. Но они есть, и их пламенные выступления в защиту равенства людей постепенно находят все больше слушателей. «Все больше» — это не значит, что у них много учеников. Учителей в лучшем случае десятки, учеников — сотни, может быть, тысячи.
Антисфен, ученик Сократа и учитель Диогена, проповедует возврат к природе, уничтожение всех законов, в том числе и института рабства. Гремит на улицах Афин голос Диогена, порицающего власть богачей и само рабство.
Философы-стоики древних Греции и Рима создают довольно стройное учение о равенстве всех людей — греков, римлян и варваров, рабов и свободных. Высшего развития стоицизм достигает в философии римского аристократа, писателя и философа Сенеки, римского раба Эпиктета, римского императора Марка Аврелия Антонина. Послушаем их.
«Ни один человек не благороднее другого, даже если его духовная сущность более высоко организована и более способна к благородному знанию. У всех нас одна прародительница — природа, до того первоначального предка можно проследить родословную любого человека… Добродетель ни для кого не закрыта, всем она доступна, всех подпускает к себе, всех приглашает: свободных, вольноотпущенников и рабов, царей и гонимых» — так пишет Луций Анней Сенека. Он же утверждает: «Природа сделала нас всех равными… Она внушила нам взаимную любовь. Нужно жить для другого, если ты хочешь жить для себя…» А император Марк Аврелий говорит: «Я член одного великого, которое составляют все разумные существа».
Это — одно из первых в истории определений человечества как целого. В эпоху Римской империи, ощущавшей себя всемирной, включавшей в себя все народы (пусть такое ощущение никак не соответствовало истине), появление идеи человечества было естественным, Почти в то же время представление о человечестве как об едином целом появилось в другой огромной империи, Китае, — разумеется, только у некоторых ее мыслителей.
Академик Н. И. Конрад писал: «…с образованием же империй на место племенной общности стала общность межэтническая, воспринимаемая даже как общечеловеческая. Именно тогда появилась идея человечества как единого большого целого. Идея эта проявилась и в понятии „Вселенная“… Идея человечества… представляет один из самых существенных вкладов людей этой эпохи в общую историю человеческого рода».
Тесная связь, как видите, между идеей равенства людей и идеей единства человечества. Но при всей ее важности идея человечества куда меньше подрывала рабовладельческий строй, чем мысль о равенстве рабов и свободных. Легко ли рабовладельцу согласиться, что раб тоже человек? Ведь это значило признать (пускай без практических выводов поначалу), что ты живешь трудом людей, тех, кто равен тебе, а почему-то работает на тебя. Какое потрясение!
Величайший ученый Древней Греции Аристотель считал, что, раз рабство необходимо, значит, надо считаться с исторической реальностью. Вот если бы — так он и писал — челнок ткацкого станка сам ходил и вообще орудия сами работали и не было бы нужды в низком физическом труде, так и рабство бы исчезло.
Один из поэтов поздней античности разразился таким восторженным гимном на изобретение водяного колеса:
Самое интересное, что кое-что угадали тут античные мыслители, прежде всего Аристотель: рабство Действительно исчезло именно в процессе развития производительных сил, развития, проявлением которого было, в частности, и создание водяного колеса. В результате такого процесса рабский труд в конечном счете стал неэффективным. Только на это истории пришлось затратить еще не одно столетие…
Так что же, значит, открытие идеи равенства людей не имело никакого значения? И никак не отразилось оно на истории рабов? Конечно, одно дело теория, другое — практика. Можно прекраснодушно рассуждать о равенстве людей и в то же время быть в жизни самым типичным рабовладельцем. Сенека, римлянин I века нашей эры, красноречивейший проповедник того, что источник счастья надо искать в себе, богатство же отягощает душу, сам одержим жаждой наживы: не брезгует взятками и достигает положения богатейшего из римлян. Он призывает считать рабов своими братьями — и владеет тысячами таких братьев.
Христианство тоже ведь в самом начале своего исторического пути провозгласило всех людей равными перед богом, объявило всех людей братьями и призвало их возлюбить друг друга. Но эти положения прекрасно сочетались с утверждением, что нет власти, идущей не от бога, с призывом: рабы, повинуйтесь господам своим. Но моральные открытия бессмертны, как и подлинные научные открытия. Пусть не мораль стоиков и христиан, многое заимствовавших у стоицизма, сокрушила рабовладение в Европе. Пусть не конфуцианская мораль в Китае и буддистская в Индии, объявившие одной из важнейших духовных ценностей любовь к человеку, привели к уничтожению рабовладельческого общества в Азии. Борьба философов древности за новые моральные нормы все же не осталась безрезультатной.
Есть у морали особенность, на которую обратил особое внимание Фридрих Энгельс: «Когда… мы говорим: это несправедливо, этого не должно быть, — то до этого политической экономии непосредственно нет никакого дела. Мы говорим лишь, что этот экономический факт противоречит нашему нравственному чувству… Но что неверно в формально-экономическом смысле, может быть верно во всемирно-историческом смысле. Если нравственное сознание массы объявляет какой-либо экономический факт несправедливым, как в свое время рабство или барщину, то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя, что появились другие экономические факты, в силу которых он стал невыносимым и несохранимым»[6].
Рабовладельческий строй погиб не потому, что он не нравился — хотя бы в теории — все большему числу философов. Но то, что они выступали с критикой этого строя, и то, что такая точка зрения с течением времени становилась все более распространенной, свидетельствовало: этот строй обречен на гибель.
Моральное сознание человека оказывается способно — в определенном смысле — намного опередить свое время. Идеи всеобщего равенства, идеи гуманизма и свободы появились в эпохи, когда благами свободы личности пользовалась ничтожная доля членов общества. Но эти идеи выжили и дошли до нашего времени. Они принадлежат к тем ценностям, которые можно назвать в морали общечеловеческими.
Религия — фантастическое отражение в головах людей тех внешних сил, что господствуют над людьми в их повседневной жизни. И понятно, что религиозные учения каждой эпохи следовали в отношении «чужих» общим правилам обыденной жизни своего времени. Духи предков, естественно, интересовались только собственными «потомками». Чужим поклоняться таким духам в голову не могло прийти, зато свои были беззаветно преданы верованиям, властно диктовавшимся родовым обществом. Бесчисленное множество больших и мелких богов, с которыми нас знакомит мифология Древней Греции, было наследием того времени, когда каждая община имела своих богов-покровителей. Однако по мере того, как выковывалась в борьбе древнегреческих городов-государств единая культура, а на ее основе — идея единства Эллады, число богов, по крайней мере самых могучих, начинает резко уменьшаться на ее территории.
6
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 184.