Страница 52 из 67
Евгения Ник. Карасёва рассказала нам, что муж её Вас. Серг.[46] догадывался о том, что я несчастлив, но что я умею виду не показывать, и за то он меня уважал (кажется, это был единственный понимавший меня человек). Сила же моя была в том, что я своё горе скрывал сам от себя.
Сколько было друзей, сколько времени было у них всмотреться в мою жизнь, и вот до чего невнимательны люди! За 35 лет один Василий Сергеевич Карасёв понял, что я играю только в счастливого человека. Последняя игра моя была «Домик в Загорске»[47]. Ревность помешала даже и Ляле понять мою горькую игру...
И вот самообман: конечно, временами я и сам верил, что у меня хорошо, и, во всяком случае, не хуже, чем у людей. Это лишало меня зрения на человеческое счастье и отводило глаза на природу, где я находил соответствие тому, чего был лишён. Но тогда почему бы и это отношение к природе — не самообман?
И сама поэзия?
И что же есть не самообман? Л. — не самообман.
Новые лица. С нами Марья Васильевна[48], заместительница Аксюши.
От неопределённого страха молятся Михаилу Архангелу; чтобы вещь нашлась потерянная или человек пришёл из разлучения — Ивану Воину; от избавления от уныния — Пресвятую Богородицу просят. Это всё знает Марья Васильевна и ничего не боится на свете.
Узнав о пропаже фотоаппарата, она помолилась Ивану Воину, и я сейчас же нашёл фотоаппарат в секретере, где хранился запасной чай. Итак, на всякий жизненный случай у М. В. есть свой святой; прямо к Богу она не всегда смеет обращаться, но у святого попросить всегда можно.
...Не ошибиться бы Л., бедной, как ошиблась она в Аксюше!
...Там, где всякий человек ограничивается и является как бы замурованным в иную матерьяльную среду, от которой нельзя спрашивать ничего человеческого, у Л. вовсе нет никакого ограничения. Без всякого эгоистического налёта в человеческой сущности она как бы разреживается и расходится постепенно «на нет»...
Как человека обычного я её знаю только в её ревности, да ещё во второй половине ночи, когда разоспится. Ещё она бывает человеком, когда ссорится с матерью. Но даже и эти мелочи надо принять с оговоркой, что всё это происходит где-то на поверхности.
Единственная женщина, с которой я могу сравнить Л., это Маша (Марья Моревна моего детства).
Больную Л. привёл в лес, расстелил зипун, усадил её и рассказал наконец содержание «Падуна»[49]. Так я, создав из материалов «Падуна» «Неодетую весну», завоевав Л., вернулся к своей теме. Буду Л. посвящать ежедневно в свою работу, и вот увидим, возможно ли при наличии любви её соавторство. Верю, очень верю, что так будет.
Так, беседуя о «Падуне», мы уговорились о том, что искусство есть форма любви и в любви человеку можно и нужно трудиться, что любви человеческой не бывает без труда и страдания. Но форма любви — искусство зависит исключительно от таланта (Дух веет, где хочет). Вот отчего истинное творчество сопровождается чувством свободы и радости.
Л. внезапно выздоровела, и тем открылось, что болезнь её от переутомления в городе: то зарывается в работе, то ленится. Это я знаю: такая работа с перекатами происходит от лени. Но, как бы там ни было, Л. работать может во всех отношениях, и я напрасно боялся.
В этот приезд Л. показала, как она может обойтись без прислуги. Я понял происхождение её комически приказательного тона в отношении нас: это происходит из того, что она больше всех делает и как-то чисто по-матерински печётся о своих. Понял ещё я, что Л. богата душой, что полюбить её и уйти от неё никому невозможно.
Глава 19 Личное и общее
Всякий закон вплоть до законов природы есть сила зла, потому что в существе мира никаких законов нет. Всякий закон при свете родственного внимания исчезает, и на место его появляются скрытые им личности, творящие незаконно-священную жизнь.
Итак, друзья мои, есть жизнь вне законов, и о ней мы будем говорить.
Бог есть Существо лицеродящее и противузаконное.
Вспоминаю весь героический путь Л. при достижении своей любви — всё теперь кажется как путь восхождения на гору. Однако любовь к матери и к А. В. — тоже любовь, но только издали: жизнь вместе с «любимыми» — томление, унижение, скука. Так что повседневная близость — вот корректив любви Напротив, в любви по влечению язвы исчезают незаметно для любящего: когда любишь, то всё хорошо в любимом. Когда же любишь только издали, то язвы вблизи преодолеваются особым самовоспитанием.
Разрешение проблемы любви состоит в том, чтобы любовь-добродетель поставить на корень любви по влечению и признать эту последнюю настоящей, святой любовью.
Так что корень любви — есть любовь естественная (по влечению), а дальше нарастают листики, получающие для всего растения питание от Света. Это и есть целостность (целомудрие). Источник же греха — разделение на плоть и дух.
Значит, существо целомудрия может сохраняться, укрепляться просто в браке и переходить на детей. Может быть, в том и есть путь спасения: в охране и воспитании целомудрия. Возможно, и желанную сущность христианского творчества следует понимать как человеческую деятельность, направленную к восстановлению целомудрия и связанной с ним красоты.
Не всякая сущность поддаётся своему выражению в слове, есть сущности, о которых другому нельзя словами дать понятие, если он не имел лично в этой сущности опыта. В этом случае слово говорит не о понятии, а служит лишь обозначением известного переживания. К таким словам относится «смиренномудрие». А есть, напротив, слова, несущие в себе понятия ложные. К таким ложным понятиям принадлежит «целомудрие». Огромное большинство людей под этим словом понимают девственность. Но на самом деле целомудренное существо не обязательно является девственным. Целомудрие есть сознание необходимости всякую мысль свою, всякое чувство, всякий поступок согласовывать со всей цельностью своего личного существа, отнесённого к Общему — ко Всемучеловеку.
Машина не пришла, и ничего[50]: так — хорошо, и нет — не заплачу. Да, вот и устанавливается в себе ко всему так, кроме Л.: этого одного нельзя лишиться, остальное всё — пусть! И вот тут острие борьбы, кончик иглы, направленный в сердце... Все игрушки отошли, и всё внимание на кончике иглы.
Я сказал:
— Я, конечно, предпочёл бы, чтобы ты разлюбила меня, а не я тебя.
— Почему так?
— Потому что, если ты меня разлюбишь, я найду в себе замену любви, а если я, тогда я вышел из строя, я кончился.
И я говорил правду, потому что неизбежная минута сомнений в отношении себя была мне тяжелее, чем в отношении её.
Думали вместе, да, мы теперь много думаем вместе. Мы думали вместе о таланте как характере самовыражения. В этом смысле я как художник слова мало чем отличаюсь от М. В., нашей домработницы. Молясь, М. В. создаёт свою личность в доброте, точно так же как и я, конечно же, я не книгу создаю, не славу, а себя самого выражаю, мне самому в творчестве только это и дорого, чтобы выразить себя самого, создать через книгу, через дело, через творчество свою личность.
Итак, ссылка на талант как на преимущество перед всеми неверна и лжива на поверке: талант, в смысле характера нравственного самовыражения, находится в распоряжении каждого нормального человека.
Мы думали вместе о том пути вдохновения, по которому проходили порознь. Теперь эти пути пересеклись, и мы вместе пошли. Но этот путь вместе не похож на тот путь вдохновения; это путь труда человеческого, это путь, на котором ты вечно думаешь о другом, а не только о себе самом...