Страница 117 из 123
Катер "Надежда" готовится отчаливать. Связной по трапу переходит на судно.
— Марку за провоз! — кричит ему матрос, впускающий пассажиров.
— Вы — Володя? — спрашивает связной, роясь в кармане и доставая деньги.
— Да, а что?
— Я от Окуня…
— Сядьте в сторонке, подойду…
Катер отходит от берега. Связной стоит, прислонившись к спасательному кругу. Несколько раз пробегает Володя, но каждый раз что-нибудь мешает. Наконец матрос бросает:
— Сойдешь сейчас. 4-я Новая, аптека. Спросишь лекарство от головокружения. Ответят — нет. Тогда скажешь, что доктор Петров рекомендует ромашку…
Матрос убежал по своим делам, связной повторяет про себя сказанный ему пароль: "4-я Новая. Аптека. Головокружение. Петров. Ромашка".
Катер проходит меж двух барж, приближается к пристани на противоположном берегу. Волны швыряют его, ветер кренит, обсыпает брызгами. Днепр бушует.
Связной пробирается по трапу, выходит на пристань.
Вот и табличка на доме: "4-я Новая". Вот и окно аптеки. Провизор — женщина. Посетители.
Связной стоит у прилавка.
— Если доктор Петров рекомендует ромашку, мы вам ее охотно выпишем. Посидите, пожалуйста…
Когда посетители уходят, провизор дает связному пакетик с ромашкой и вполголоса говорит:
— В конце улицы направо — сад. Смело заходите и поселяйтесь в шалаше. Ни с кем не заговаривайте, ни на что не обращайте внимания, ждите, пока к вам обратятся…
— Понятно. Спасибо. Будьте здоровы.
Связной выходит из аптеки.
Прокатный цех металлургического завода в городе Д. Общая картина запустения.
Под крышей цеха движется кран, поднимая бесформенные куски металла, изуродованные станины.
Директор завода — немецкий инженер в полувоенном костюме, представитель фирмы, получившей в собственность завод, — в штатском костюме, в крагах, охотничьей куртке, с сигарой, и начальник полиции делают обход цеха.
— Картина мне совершенно ясна, — говорит представитель фирмы, — великолепный, современной оснастки завод находится в состоянии полного паралича… Не возражайте, господин директор, надо смотреть правде в глаза! Завод не только не в состоянии выполнить заказ германской армии на броню, но и тот текущий ремонт немецкой военной техники, который ему поручен, производит кустарно… Трудно поверить, что эти дикари, лениво размахивающие молотками, недавно еще управляли чудесными механизмами, погребенными сейчас в цехах-могилах!..
— Саботаж, — решается вставить слово директор завода, — я не представлял себе, господин шеф, что мастера могут так бесстыдно забывать свое мастерство! Ведь нельзя отправить на фронт ни одной гайки, не ощупав и не обследовав ее собственноручно! Обязательно подведут! И конца не сыщешь…
— Надо привлечь всех служивших здесь рабочих…
— Привлечены.
— Объявить премии и награды — костюмы, коровы, дома, наконец!
— Объявлено, господин шеф…
— Произвести публичное повешение подстрекателей к неповиновению германской дирекции!
— Произведено. Трупы висели у каждого цеха…
— Но, черт возьми, почему я должен думать за вас?! Можно ведь, наконец, купить одного-двух настоящих мастеров из русских? Понимаете, купить! Они сами сумеют ликвидировать саботаж… Они понимают душу туземцев!
Начальник полиции вступает в разговор:
— Господин представитель фирмы прав, можно сказать, когда говорит о душе… Мы, полицейские, в первую очередь заботимся о душе! На заводе есть мастер, пришедший к нам работать… и что же? Он ежеминутно, можно сказать, опасается за жизнь… Подойдите сюда, Иван Гаврилович!
Подходит мастер — старенький, седенький человечек, чистый, опрятный, очки в железной оправе — такие же старые, как и он.
— На пенсии уже был, — информирует начальник полиции, похлопав по плечу мастера, — но когда узнал, что германскому, можно сказать, райху требуются его знания, сейчас же явился на завод!
— Молодец, господин майстер, — благосклонно роняет представитель фирмы, — фирма будет ценить вашу… как это сказать, лояльность…
— Я исполняю свой долг, — тихим голосом отвечает старик.
— Иван Гаврилович, — начальник полиции отводит в сторону мастера, — а ты не выполняешь, можно сказать, моих распоряжений, дорогушечка!
— Каких, господин начальник?
— Мы условились, что людей, присланных мной, ты, Иван Гаврилович, будешь ставить в наиболее, можно сказать, людные места, чтобы они с успехом могли выполнять мои, можно сказать, задания. А ты что делаешь? Тычешь их в углы, где им в два счета голову свернут!..
— Кого это я посылал в углы, господин начальник?
— Не придуривайся, дорогуша, — на днях к тебе поступило трое рабочих, бежавших, можно сказать, из концлагеря.
— Я к ним в душу не заглядывал, это по вашей части, господин начальник!.. Не знаю, бежали они или нет, но трое таких людей поступило…
— Вот видишь! И один из них — мой сотрудник, доверенное, можно сказать, лицо… А ты его игнорируешь и даже изолируешь от коллектива!..
— Мне никто о нем не говорил, господин начальник!
— Упущение! Доверяю его твоей, можно сказать, совести: зовут его — Яков, слегка хромает, фамилии не помню, она у него липовая… Заметано?
— Заметано, господин начальник, — медленно говорит старик мастер, глядя вслед начальнику полиции, догоняющему немцев.
К мастеру приближается рабочий, несущий инструмент.
— Иван Гаврилович, — говорит рабочий, — моя группа вся подписалась на военный заем. Кому сдавать взносы?
— Подержи у себя, выясню. Почему вчера не был на работе?
— Можете мне какие угодно наказания давать, я в наши праздники не работаю!
— Какой же праздник?
— День Парижской Коммуны, Иван Гаврилович!
— Хорошо. Только предупреждай в следующий раз… Хромой к тебе не мажется?
— Яков?
— Да.
— Заглядывает в душу…
— Предатель. Жди указаний…
Раннее утро в саду.
Шалаш, крытый соломой. У шалаша умывается связной. По дорожке идет человек, вооруженный садовым ножом, держа в руке срезанные сухие ветки. Это — мужчина среднего роста и возраста, худой и бледный. Связному он кого-то напоминает. Да, да, — это тот часовой мастер, которого он уже встречал в деревне.
— Доброе утро, — говорит садовник, — как спалось?
— Добре, — отвечает связной, утираясь полон пиджака.
— Зачем же пиджаком? Там висит полотенечко.
— Не зная хозяина, не смею пользоваться!
— А я утречком это встал, взял инструмент и хотел поработать…
Связной должен сказать фразу, где были бы слова "Днепр", "Волга" и "перспектива". А в ответ услышать "Донец" и "Алатырь".
— Знал я одного садовника, — произносит связной, — жил в Сосновке на Днепре. Родом был с Волги, но работал на Украине из соображений, так сказать, перспективы…
— Сосновка исключается, — не медлит с ответом незнакомец, — я бы предпочел Донец, там природа мягче… Вы в Алатыре бывали?
Связной, не отвечая на вопрос, наклоняется к уху незнакомца и шепотом произносит пароль. Незнакомец отвечает связному таким же действием.
— Фу, — восклицает связной, — наконец-то я до вас добрался, товарищ Ташков! Часы успели починить?
— То, что вы знаете мою фамилию, вовсе не означает, что вы должны произносить ее вслух, товарищ Тарас! Ведь я не произношу вашу, хотя она мне тоже известна… И не понимаю, о каких часах вы говорите?
— Простите, товарищ Федор, я не должен был этого делать! Но секретарь подпольного обкома партии слишком известное лицо, чтобы…
— Вы сделали второй промах, назвав круг моих обязанностей.
Связной растерян и молчит.
— В городе на базаре находится женщина, привезшая меня, ей надо передать, что я на месте…
— Передано. Она уже уехала. Что же касается вас, то мне поручено поблагодарить за четко проведенную операцию освобождения наших людей…