Страница 114 из 123
— Эй, — кричит из окна начальник. — Где Герман? Герман, повези господина обершарфюрера по делам. Как поживает старик Пешке?
— Чтоб он сдох, проклятая крыса!
— Нет, что вы, весьма милый оригинал!..
Приезжий орет уже чужому шоферу:
— Авторемонтный знаешь? Концлагерь знаешь?
— Привет господину Гензелю, — говорит начальник, — надеюсь, господин Пешке-дядя передал вам соответствующие инструкции? Гензель — парень прижимистый…
— Весьма признателен, дружище, — благосклонно цедит приезжий офицер, поправляя монокль, — сделав свои дела, не премину пожать вашу германскую руку, держащую в должном страхе здешних туземцев. Хайль Гитлер!
Офицер садится в машину начальника гестапо, выезжает со двора. Одинокий катафалк под стеной.
Отчаянно сигналя, машина начальника гестапо въезжает в ворота концлагеря. За ней цугом — пять крытых брезентом немецких грузовиков. Машины разворачиваются, выстраиваются друг за дружкой. Вечер. На столбах горят электрические лампочки. С пулеметной вышки выглядывает часовой.
Эсэсовский офицер, поправляя в глазу монокль, вылезает из машины, идет к помещению коменданта лагеря, хлыстом отстраняет часового и ударом ноги открывает дверь.
— Где здесь комендант?
Вскочивший при появлении офицера начальник караула отдает честь и молча показывает дверь.
Офицер, рванув к себе дверь, решительно входит к коменданту и застывает на пороге: комендант стоит посреди комнаты, направив в сторону вошедшего револьвер.
— Хайль Гитлер! — не смущаясь, говорит вошедший.
— Одну секунду, — заявляет комендант, не отводя револьвера, — или вы мне предъявите немедленно ваше удостоверение личности, или я стреляю вам в переносицу!
Комендант — рыжий детина с бритой головой, торчащими усами, заплывшими свиными глазками, волосатыми руками. Такой не замедлит привести угрозу в исполнение!
Племянник Пешке снимает перчатку, бросает ее на стул вместе с хлыстом, небрежно и молча вынимает из бокового кармана книжку-удостоверение и протягивает коменданту. Держа одной рукой оружие, комендант другой берет документ и молча изучает его.
— Мало, — буркает комендант. — Это не удостоверяет вашу персону!
Пришедший медленно достает из кармана золотой портсигар, раскрывает его, наблюдая за комендантом, достает папиросу, закуривает, защелкивает портсигар и решительным движением подает коменданту.
Комендант берет подарок, взвешивает на руке и затем спокойно прячет револьвер в кобуру.
— Садитесь, господин Пешке-младший, — предлагает он.
— Надеюсь, люди к отъезду готовы, господин Гензель? — спрашивает пришедший, одевая перчатки.
— Да вы присядьте, — уговаривает комендант.
По люблю детских шуток, — сердито отвечает племянник Пешке, — прикажите погрузить людей, машины во дворе!..
— Но, мои земляк, я вас так быстро не отпущу, — заявляет комендант, — у меня приготовлен приятный сюрприз. Я хочу, чтобы в моем родном Гамбурге знали, что рубака Гензель еще способен удивить мир!
Он достает из-под стола бутылки и водружает на стол.
— Жалко, что старик Пешке не зашел к земляку! Ведь его фирма хоронила мою мамашу… Прекрасно помню старого хрыча… Вас, господин племянник, тогда на нашем горизонте не было, вы понятия не имеете, как умеют развлекаться коренные гамбуржцы!..
— Я спешу, — не сдается племянник Пешке.
— Как я могу отпустить земляка?! — орет комендант. — Меня в Гамгбурге засмеют! Ночь посвятим встрече друзей, утром уедешь со своим трупным багажом. Прозит!
Комендант успел уже налить коньяк в рюмки и протягивает одну гостю. Видно, что и перед этим он приложился.
Гость вынужден чокнуться и выпить.
— Прозит! — откликается он.
Ставя левой рукой рюмку на стол, племянник Пешке внезапно сильным и коротким взмахом правого кулака ударяет коменданта в подбородок. Тот запрокидывается в кресле. Приезжий быстро обезоруживает коменданта, забирает револьвер, документы, подаренный им портсигар. Перетаскивает бесчувственного коменданта на диван, садится рядом с ним и присовывает к себе столик с бутылками и рюмками. Громко зовет:
— Эй, дежурный!
Является из соседней комнаты фельдфебель.
Нарочито пьяным голосом, обнимая коменданта и прижимая его голову к своей груди, приезжий офицер приказывает:
— Погрузить сотню пенсионеров в мои машины. К шоферам посадить по одному автоматчику. Через десять минут об исполнении доложить. Мы с комендантом проверим!
— Из какого прикажете барака, господин обершар-фюрер? — спрашивает фельдфебель. — У нас во всех бараках намечены подлежащие уничтожению!
— Вызови желающих проехаться со мной!
— Разрешите доложить, господин офицер СС! Охотников ехать на тот свет не находится!
— Ступай, вызывай желающих! Марш!
Фельдфебель быстро выходит. Комендант начинает приходить в себя. Он присматривается к соседу по дивану.
— Ты удар-рил м-меня? — говорит заплетающимся языком.
— Пей! — приказывает ему гость, подавая громадный стакан коньяку.
— Не желаю! Я не терплю насилия! Я тебе сейчас задам, — шарит по карманам в поисках оружия — и видит вдруг свой револьвер в руке у гостя.
— Но, но, не балуйся с пушкой, — говорит он, отстраняясь ладонью, — очень слабый спуск, сними палец с гашетки!.. Ну хорошо, я выпью, черт с тобой!
Комендант пьет коньяк до дна и глядит на гостя ошалелыми глазами…
— Какая дрянь! Что ты сюда намешал?
Голова коменданта опускается на грудь.
Входит фельдфебель с растерянным видом:
— Военнопленные погружены, господин обершарфюрер!
— Ну вот, а ты сомневался! Принеси коменданту воды и уложи его спать.
Офицер выходит, напевая бравурный немецкий марш.
Над концлагерем нависла гроза. Грохочет гром, мигают молнии.
Во дворе стоят машины. Шофер гестаповской машины предупредительно открывает дверцу.
Офицер закуривает папиросу, смотрит на часы, прислушивается. Подзывает к себе автоматчика с первой машины:
— Лезь в эту легковую, поедешь в гестапо, сядешь в автобус к моему шоферу, и догоняйте нас! Понятно?
— Слушаю, господин офицер!
Солдат садится в легковую, офицер — к шоферу в кабину на первую грузовую, вереница машин выезжает из ворот лагеря.
Начинает бить ливень. Раскаты грома.
— Нажимай, дружище, — говорит офицер шоферу, — природа на нашей стороне!..
— Есть, Артем Иванович, — отвечает шофер в немецкой шинели.
— Это ты, Микита?
— Я.
— Когда это ты успел? Из лагерников да за руль!..
— Долго ли умеючи, шоферы все наши…
— Оружия много?
— Пустяк. Вся надежда на то, что привезено в кузовах, да на автоматы охраны…
— Сели все? Панько, Гриценко, Кривой Яшка?
— Яшки в лагере уже нет.
— Как нет?
— Совершил побег с двумя ребятами, говорят, будет втираться в Д.
Пауза. Шофер все убыстряет и убыстряет ход.
— Тише. Проезжаем мост. Жалко, нет времени минировать…
— Предусмотрено. Ребята только и ждут, чтобы мы проехали.
Ночная дорога. Гроза. Силуэты машин, несущихся в темноту. Сзади доносится глухой взрыв.
— Один! — громко считает Микита.
Снова раздается взрыв и взметывается пламя.
— Второй! Это на верфи, — предполагает Микита.
Раздается далекая стрельба и взрывы гранат.
— Это уже начинается бой, — бросает Микита, — дай бог в добрый час.
— Знаешь, друг, — говорит офицер грустно, — ведь это чудо — сколько людей спасли! Я всегда боюсь легкого везения, за него приходится когда-нибудь расплачиваться…
Он вынимает стеклышко из глаза и швыряет его в темноту. Машины идут. Ливень и гроза.
Ночная весенняя степь. Пустынный грейдер. Перекресток.
Еле начинающийся рассвет.
Силуэты пяти машин, уходящих влево по боковой дороге. Сотня люден сгрудилась у грейдера.
Связной стоит на небольшой насыпи. На нем плащ-палатка, развевающаяся от предутреннего ветерка, пилотка советского воина.