Черная месса

Поставляемая им информация зачастую оказывалась весьма полезной, но сокрушить клан Анджуло не могла. Большей частью Балджер передавал слухи, бродившие в бандитских кругах, и почти всегда преследовал своекорыстные цели. Нередко достоверность его сообщений вызывала сомнения, но Коннолли никогда их не оспаривал. Напротив, точно так же, как до него Рико, он подшивал к делу отчеты, которые помогали отвести подозрения от Балджера и его банды.

Пол Рико и Деннис Кондон, уже немолодые агенты со стажем, принадлежали к первому в городе поколению федералов – борцов с коза ностра. В конце шестидесятых годов они, подобно своим коллегам во всех крупных городах Америки, рьяно взялись за работу, собирая по крохам сведения о всесильной мафии, о которой в бюро мало что знали. Агентам приказали добыть информацию, и как можно скорее. Одним из наиболее действенных методов тогда справедливо считалось электронное наблюдение, хотя, самовольно используя прослушку, агенты обходили, а то и грубо нарушали закон.

В больших городах по всей стране фэбээровцы на свой страх и риск проникали в кабинеты мафиози и устанавливали там микрофоны. Нередко нелегальные прослушивающие устройства крепились под крышкой письменного стола или за батареей. Старательно замаскированные провода тянулись к передатчику, а агенты, сидя в укрытии неподалеку, записывали разговоры гангстеров. В Чикаго с помощью жучка, установленного в ателье портного, где обосновался мафиози Сэм Джанкана, прослушивание велось на протяжении пяти лет, с 1959 по 1964 год. В Провиденсе, штат Род-Айленд, сотрудники ФБР перехватывали и фиксировали разговоры «крестного отца» мафии Новой Англии Реймонда Патриарки. В Бостоне агенты Кондон и Рико в составе следственно-оперативной группы оборудовали жучками кабинет владельца ночного клуба «Джейс лаундж» – подвал, где часто проводил деловые встречи младший босс коза ностра Дженнаро Анджуло.

В те беспокойные дни отчаянной погони за неуловимым врагом ФБР случалось прибегать к сомнительным приемам, порой глупым, а подчас откровенно грубым. Однажды вечером в Нью-Йорке гангстер, за которым велась слежка, подцепил двух девиц и отправился в мотель. Агентам надоело «пасти» объект, и, желая поскорее вернуться домой, они прокололи шины его автомобиля в надежде, что это заставит ловеласа остаться в мотеле. Бывало, фэбээровцы запугивали подозреваемых, являясь к ним домой и учиняя допрос родственникам и друзьям. Возможно, с помощью жесткого давления ФБР рассчитывало получить драгоценную информацию, но яростный натиск служил заодно и средством устрашения.

Куда более серьезный случай произошел в Янгстауне, штат Огайо. Благодаря нелегальной прослушке удалось узнать, что готовится убийство одного из сотрудников ФБР, с которым мафия давно хотела свести счеты. С одобрения Гувера немедленно собрали около двадцати агентов, самых крепких и отчаянных парней из ближайших отделений бюро. Их отправили в Янгстаун на личную встречу с боссом мафии. Ворвавшись в пентхаус мафиози, федералы устроили там форменный погром. Перед тем как покинуть дом, они предупредили, что сотрудников бюро лучше не трогать.

Подобные методы применялись ФБР до 1968 года, когда принятый Конгрессом закон установил правовые основания для электронного наблюдения. Сведения, полученные за счет незаконных вторжений в частные владения и несанкционированного применения подслушивающих устройств, не могли быть использованы в суде, но жучки сыграли свою роль, оказавшись бесценным источником информации. ФБР удалось за короткий срок изучить своего врага. В итоге федералы составили список из двадцати шести «мафиозных городов» Америки. Бостон вошел в их число.

Делая ставку на негласное сотрудничество с осведомителями «из высшего эшелона», бюро сознавало и, более того, благосклонно принимало тот факт, что его источники активно вовлечены в криминальную деятельность. Это и определяло их принадлежность к избранной касте. Они были преступниками, связанными с коза ностра. Заключая сделку с Уайти, ФБР вполне отдавало себе отчет в том, с кем имеет дело. Игорный бизнес и ростовщичество, приносившие Балджеру доход, входили в условия соглашения. Оставалось неясным, как быть с другими преступлениями. И что же случилось дальше?

В конце пятидесятых годов ФБР установило правила, регламентировавшие вербовку осведомителей и их курирование. В последующие годы эти нормы пересматривались и совершенствовались, особенно во второй половине семидесятых, когда генеральный прокурор США Эдвард Х. Леви поручил министерству юстиции ограничить работу ФБР с информаторами жесткими правовыми рамками. Изданные министерством положения вошли впоследствии в служебные инструкции бюро. К концу десятилетия ФБР указывало в своих отчетах, что на него активно работают 2 847 осведомителей, приписанных к 59 отделениям. Кто знает, сколько из них принадлежало к элитарному «высшему эшелону»?

В работе кураторов служебные инструкции ФБР считались основой основ, альфой и омегой. К примеру, агенту предписывалось, устанавливая контакт с информатором, оценить, насколько надежен данный источник, и определить возможности использования различных мотиваций к сотрудничеству. Свои соображения куратору предлагалось изложить в «Отчете о пригодности». В качестве возможных мотиваций рассматривались деньги, месть и желание добиться конкурентного преимущества над другими гангстерами. Если ФБР удавалось ослабить конкуренцию в преступном мире, осведомитель безусловно оказывался в выигрыше.

Особое место в положениях министерства занимал раздел «предостережений», о которых агенту полагалось регулярно напоминать своим информаторам, чтобы договор о сотрудничестве не превратился в удобную ширму, а то и попросту в «крышевание». Осведомителю не следовало считать себя сотрудником ФБР или ожидать, что бюро защитит его от ареста и судебного преследования за совершенные преступления. Более того, информатора предупреждали о недопустимости любого правонарушения, связанного с насилием, включая планирование преступления и подстрекательство к его совершению.

Служебные инструкции включали и строгие «ограничительные директивы», призванные оградить агента от попыток его скомпрометировать или, хуже того, коррумпировать. Уделяя серьезное внимание контролю безопасности конфиденциального сотрудничества, юридическое ведомство признавало величину риска, связанного с тесными контактами агентов с преступным сообществом. Министерские положения подчеркивали особую важность «взвешенных оценок» и «пристального надзора» за работой сотрудников ФБР с лицами, привлеченными к негласному содействию, главным образом для того, чтобы «сами государственные органы не оказались виновными в нарушении закона». Во исполнение требований министерства за работой куратора с завербованным им осведомителем должен был наблюдать другой агент ФБР. Чтобы убедиться, что ситуация не вышла из-под контроля, а удерживается в строгих рамках законности, проверяющему – сотруднику того же отдела, что и куратор, надлежало периодически встречаться со «сладкой парочкой» и пристально следить за их «любовными играми». Отчеты осведомителя полагалось скрупулезно проверять, оценивая достоверность и точность. Агентам категорически запрещалось поддерживать неформальные отношения или деловые связи со своими «подопечными». И разумеется, на обмен подарками было наложено табу.

На бумаге положения министерства выглядели безупречно и казались неприступной стеной между миром криминала и Федеральным бюро расследований, но в реальности они оставляли достаточно пространства для маневра. Хотя законом особо оговаривалось, что информаторы ФБР не могут быть вовлечены в преступную деятельность, в другом параграфе допускалось, что осведомитель «с санкции бюро» вправе нарушить закон, если «ФБР сочтет, что подобное нарушение необходимо для получения информации, направленной на обеспечение интересов правосудия». Директивы призывали сотрудников бюро не злоупотреблять этой лазейкой, однако решение об участии осведомителя в противоправных действиях принимали федеральные агенты на местах, такие как Джон Коннолли, Пол Рико и Деннис Кондон. Главное управление ФБР в Вашингтоне слабо контролировало региональные отделения; бюро выдавало «индульгенции на преступление», не согласуя свои действия с кем-то извне, в частности – с экспертами министерства юстиции. Отчета от него никто не требовал. Подобные вопросы относились к компетенции ФБР и считались внутренним делом. Уступая доводам руководства бюро, Леви и другие чиновники министерства согласились, что это единственно возможный способ сдержать «священную клятву» федерального агента – обеспечить конфиденциальность сотрудничества информатора с ФБР. Внешний контроль увеличивал риск, что личность осведомителя будет раскрыта, тогда как в основе работы бюро лежал принцип неразглашения информации. Негласному источнику изначально обещали «сделать все возможное, чтобы сохранить полную конфиденциальность его отношений с ФБР».