Страница 59 из 73
Клаус смотрит на дело несколько более трезвыми глазами, ибо он практик и, как может подтвердить барон Эллендт, тоже не сегодня родился. В его распоряжении, повторил он, имеется все необходимое, чтобы вмешаться, все, кроме разрешения официальных гражданских властей и военных из Крейцнаха. Что касается Шиффенцана, ему хотелось бы сделать только два замечания. Во-первых, было бы своевременно, чтобы он занял пост рейхсканцлера и таким образом не только сосредоточил в своих руках всю фактическую власть, но и нес за нее ответственность. И во-вторых, благодаря нескольким энергичным представлениям ему, Клаусу, удалось настолько разрядить атмосферу школьнической грызни, которая царила вокруг него и первого генерал-квартирмейстера, что верховному командованию сухопутных войск пришлось снизойти до того, чтобы сноситься со штабом командующего Восточным фронтом непосредственно, а не через медиума, некоего офицера генерального штаба, которого полковник Муциус оставил в Брест-Литовске. Там он и торчит по сей день. Клаус расхохотался, как мальчишка, а Конрад фон Эллендт вздохнул. Такие нелады между двумя самыми влиятельными командирами армии могли иметь вредные последствия даже и в менее тяжкие времена. К счастью, генерал Клаус обладал юмором и той скромностью, какую может себе позволить человек с его заслугами и его талантами.
Да, продолжал Клаус, вообще-то все в его распоряжении. Через свой разведывательный штаб он распространил среди русских — в Киеве, а затем и в других городах — «убедительные сведения» о том, будто Ленин состоит на жалованье у германского генерального штаба и получает деньги из германских банков; особенно начинили они подобными тайнами одного беднягу, украинского юнкера Ермоленко. Далее: он раздобыл подлинного великого князя, чей зять владел поместьями в Финляндии, и предназначил ему роль регента. В настоящее время по всей России распущен слух, будто цесаревичу удалось уйти от екатеринбургского расстрела, он надежно спрятан и появится в надлежащий момент, а пока его будет представлять царственный дядюшка. Советам же будет сообщено, что военное командование, к сожалению, поставлено в необходимость выступить из Орши и Пскова на Москву, чтобы воспрепятствовать Антанте в создании нового восточного фронта. Ибо корпуса чехословацких войск стоят на Волге, англичане из Архангельска и Мурманска все ближе подходят к Петербургу, французы и греки высадились в Крыму, а японцы двигаются по сибирской железной дороге из Владивостока. Ясно, что советское правительство не в состоянии оказать им всем сопротивление, а потому Германская империя считает своим долгом в целях самозащиты своевременно вмешаться, рассчитывая, что Советы примут во внимание национальные интересы Германии, разрешат германским войскам пройти через свою территорию и окажут им всяческую поддержку. Таким путем можно будет даже избежать нарушения Брестского мирного договора. Теперь весь вопрос в том, как расценивать положение советского правительства. Если за ним стоит народ, то массы могут разбить и уничтожить сколько угодно дивизий. Ибо из тысячи человек, вооруженных булыжниками, если они нападут на пулеметное гнездо, может уцелеть сто пятьдесят, а этого достаточно, чтобы проломить черепа всем немецким солдатам. Если же верить прошениям и телеграммам, поступающим к генералу Клаусу от сторонников старого режима, то весь русский народ только и ждет вторжения немецких стальных шлемов и винтовок, чтобы свергнуть бандитов. В глубине души генерал Клаус был того мнения, что его корреспонденты преувеличивают, вновь и вновь пророчествуя, будто вся эта ленинская затея продлится не долее нескольких недель. Ни один здравомыслящий человек не возьмется управлять голодающим народом, если у него нет уверенности в том, что он сможет накормить его. С другой стороны, действительно существовала опасность, как бы симпатии и надежды угнетенных граждан России не обратились вновь к Англии и Франции, если немцы будут долго зевать. Германии и без того не хотели прощать мира с большевиками (словно все эти керенские и милюковы, чьи сторонники сейчас так жалобно воют, изъявляли согласие идти на мирные переговоры). Генерал Клаус колебался, добросовестно взвешивая все за и против.
И вот совсем недавно в ответ на его просьбу прислать самые достоверные сведения, он получил из Норвегии эту пачку американских газет. Они были подобраны отделом печати германского посольства. Чтобы достать газеты, отдел прибегнул к посредничеству социал-демократов. Какой-то американский репортер, Джон Рид, сотрудник крупного газетного агентства, слал корреспонденции из Петербурга, они были опубликованы во многих левых газетах и вызвали бурные споры. Генерал Клаус читал их целую ночь напролет, номер за номером. Признаться, он просто не мог оторваться от них. Впрочем, и барон Эллендт читал их точно с таким же интересом. Нельзя не признаться, что этот американец вот уже полгода необычайно правдиво и ярко освещает в своих корреспонденциях эти имеющие мировое значение и вызывающие такие противоречивые толки события.
Голодные рабочие массы, доведенные до отчаяния, одетые в истрепанные шинели, но полные решимости; делегаты, присланные с фронта; ярко освещенные залы заседаний и коридоры Смольного института — все увидел беспристрастным взором и описал, немногословно, убедительно, этот прирожденный журналист. Сомнения нет, он исполнен симпатии ко всем этим переутомленным, но неутомимым людям, которые непрерывно совещаются, голосуют, принимают резолюции и делают все, что необходимо. И как ни странно, в его отчетах даже не упоминалось об ужасах, которыми кишели прочие газеты.
Рид был очевидцем взятия Зимнего дворца: никаких грабежей, никаких злодейств. Несколько позднее его самого поставили было к стенке, но описывал он этот случай чуть ли не с юмором: живо представляешь себе смущенных и растерянных красноармейцев, которые никак не могут решить, прикончить ли этого американского шпиона или вести его к начальству, как требовал сам арестованный. И совершенно великолепно — в этом сходились оба собеседника — он описывал отступление генерала Корнилова; господин Керенский заставил генерала вести свою армию на Петербург; но уверенное в победе войско Корнилова не выдержало контрудара мятежников — рабочих и жен рабочих, предводительствуемых какими-то неизвестными, которые в те ночи творили мировую историю. Генерал Клаус вытянул длинные ноги и обхватил сплетенными пальцами затылок, поросший коротко остриженными, светлыми с проседью волосами. Кому верить? Конрад фон Эллендт, опершись щекой на руку, задумчиво напомнил генералу об оголтелой пропаганде, поднятой теми же газетами четыре года назад в ответ на вторжение немцев в Бельгию. Что есть истина? Вот вопрос, который вновь и вновь задают себе люди в момент великих решений, начиная с сенатора и офицера, который два тысячелетия тому назад был военным губернатором Иерусалима. Неужели в словах этого Джона Рида в самом деле встает подлинный облик неграмотного русского народа, населяющего необозримые пространства царской империи? Идет ли этот народ вместе с теми, кто полон решимости дать ему хлеб и мир, землю и свободу? Верит ли народ своим вождям настолько, чтобы сохранить способность терпеть и бороться, столь свойственную русскому народу? Полагается ли он на добрую волю этих вождей или же начнет колебаться и бросит их, как только окажется, что из обещанного рая ничего не получилось?
По комнате летала жирная муха, привлеченная запахом вина, но отпугиваемая сигарным дымом. Собеседники следили за ней глазами.
— И эта вот не знает куда лететь, — иронически заметил Клаус. — Эпоха, в которую мы живем, бесспорно, самая занятная из всех известных человечеству. Если бы в верховном командовании одержали верх мои могущественные друзья, я вел бы теперь дивизию на Суассон или Амьен и плевать бы мне было на то, что назревает и тлеет в этой непроницаемой России.
— Вряд ли вы поступили бы целесообразно, генерал. Провидение ставит людей на места, соответствующие их дарованиям. Оно поступало бы расточительно, если бы действовало иначе. Природа всегда расточительна, зато дух или бог тем более целесообразно использует тех, в кого он вложил столь выдающиеся способности. Какие у вас вести с Украины? Мне кажется, что именно там мы могли бы добиться полной ясности и обрести твердую почву под ногами.