Голод. Трилогия

Для этого случая она надела свой голубой шелковый костюм от Ланвена. Одеваясь, Мириам еще раз продумала свое поведение. Она придет как пациентка, страдающая от ночных кошмаров. Перед тем как заняться геронтологией, Сара специализировалась именно на этом редком заболевании. Даже сейчас она была единственным специалистом клиники в этом вопросе. Три-четыре таких случая в год – недостаточное основание для того, чтобы кто-нибудь занимался только этой темой, и отдельной ставки наверняка нет. К ней непременно пригласят Сару.

Сара… Мириам думала о ней: в мятом халате, небрежно накинутом на плечи, дрожащая от страсти, которую она даже и понять-то не могла. Это будет крайне интересно – посостязаться с таким умным и энергичным человеком, как Сара.

Мириам отнюдь не испытывала пренебрежения к интеллектуальным достижениям человечества. У нее развился живой интерес к науке, и она с немалым любопытством попыталась проследить историю своего рода. Она принадлежала человечеству, а человечество принадлежало ей – как некогда принадлежали друг другу саблезубый тигр и буйвол.

Придав завершающие штрихи своей внешности, Мириам удовлетворенно улыбнулась – она выглядела достаточно красивой, слегка усталой, а глаза казалась очень грустными.

Чрезвычайно грустными.

Время шло, его невозможно было остановить. Если бы только… но нет смысла думать об этом. Джон – конченый человек.

Конченый…

Какая издевка звучала в этом слове!

В дверь позвонили. Посмотрев в глазок, Мириам увидела мужчину в униформе. Шофер появился, как и было ему указано, в 9.35. Когда она хотела проехаться по городу, она пользовалась обычно лимузином. Ее собственный автомобиль был для этого не слишком удобен, а брать такси небезопасно – она ездила на такси только в случае крайней необходимости.

Выйдя из дома, она с одобрением взглянула на темно-синий «Олдсмобиль». Чертовски глупо было пользоваться более претенциозными моделями – они привлекали излишнее внимание. Водитель – молодой, ясноглазый и трезвый – открыл для нее дверь. Она застегнула ремень и откинулась на сиденье; дверь она, естественно, захлопнула, но пальцами слегка касалась ручки – вдруг придется быстро выходить из машины. Осмотревшись, она пришла к выводу, что эта модель гораздо безопаснее других и здесь меньше вероятность взрыва при ударе сзади. Водитель завел мотор. Она сидела расслабившись, готовая, однако, к любым неожиданностям. Поездка оказалась очень приятной; она поймала себя на мысли, что завидует тем, кто может позволить себе все время передвигаться таким образом.

В Медицинском центре было полно народу. Мириам поднялась в набитом лифте на двенадцатый этаж, стараясь удерживать дыхание, чтобы не чувствовать человеческий запах. К несчастью, комната ожидания Клиники исследований сна тоже была заполнена людьми. Такое количество человеческой плоти и ее запах – все это страшно нервировало Мириам.

Тем не менее, она стала ждать вместе с другими, перелистывая весьма потрепанный номер журнала «Книжный дайджест». Десять часов. Одиннадцать… Вот уже одиннадцать тридцать.

– Блейлок, – нараспев произнес наконец дежурный. – Стол три, пожалуйста. – Это было единственное подобное заведение в городе. Его перегруженность и безликость говорили о том, что таких клиник должно быть явно больше. Мириам попала к приятному молодому человеку в рубашке, без пиджака, который записал ее фамилию и попросил рассказать о своих проблемах.

Она знала, какое волшебное действие произведет ее упоминание о «кошмарах». С внезапно проснувшимся интересом он внимательно смотрел на пациентку. В большинстве случаев они имели дело с обычной бессонницей и лечили ее, находя способы избавлять пациента от стресса.

Врачи знают, что ночные ужасы в зрелом возрасте – это одна из самых страшных проблем человечества. Мириам могла бы процитировать Сару Робертс: «Ужасы эти всплывают из первобытных глубин памяти, ввергая человека в состояние сильнейшего, неизведанного дотоле страха. По своей яркости и силе воздействия эти ужасы настолько же превосходят обычные ночные кошмары, насколько тайфун превосходит весенний дождик».

– И как часто вас это… беспокоит, миссис Блейлок? – Голос его звучал спокойно, но глаза не отрывались от ее лица.

– Всю жизнь. – Как жаль, что каждое ее слово было правдой! Ее жизнь во время

Сна

была, вероятно, еще хуже ночных ужасов. Но она уже давно смирилась с этими переживаниями. Они приходили вместе со

Сном,

и потому должны были служить очищению души.

– Когда это было в последний раз?

– Сегодня ночью. – Она заметила, как лицо его дрогнуло. Ее план работал отлично. Она чувствовала, что миссис Блейлок – Ночные Ужасы станет крайне важной пациенткой.

Затем, чуть подавшись вперед и понизив голос, он спросил:

– Вы можете это описать?

– За мною гнался океан, – сказала она первое, что пришло ей в голову. Пожалуй, этот чудесный ночной ужас здесь будет вполне к месту. Он гораздо приятнее того, который она приготовила заранее, – о том, как ее душат чьи-то руки.

– Океан?

– Огромные, нависающие черные волны. Они все нарастают надо мной, ревут, сталкиваются, а я бегу, бегу по песку, слышу их позади, они катятся через дюны, и ничто их не может остановить. И в этих волнах плавает акула. Стоит ужасный запах, будто все протухло… – Она почувствовала, как по всему ее телу забегали мурашки, и вцепилась руками в край стола. Она сама удивилась силе своих ощущений. Это перестало быть игрой. Снилось ли ей когда-нибудь такое? Быть может, это скрывалось

за

ее сновидениями?.. Быть может, таилось в ней что-то такое – свернувшееся кольцами, как змея, которая вдруг распрямилась подобно сжатой пружине, выталкивая воспоминания столь ужасные, что страшно было даже помыслить о них?

Она и в самом деле женщина, бегущая от океана… Но также и акула.

5

Было раннее утро. Джон бежал – бежал, как в замедленном фильме, мимо цветущих клумб, мимо тюльпанных деревьев

[24]

с их бутонами, мимо свежепробившейся травы. Голод – словно живое существо – ворочался в желудке, разрывая его на части. Джон бежал, вытаращив глаза и широко раскрыв рот. Он, должно быть, выглядел отвратительно – развевающийся плащ, грязный синий костюм, вместо ногтей – когти, лицо как у трупа. Люди шарахались от него, дети кричали от страха. Он чувствовал себя отшельником, которого выгнал из укрытия стальной шар подъемного крана, разрушавшего его дом.

Сердце прыгало, стучало глухо, с перебоями. Плечо схватило резкой болью. Он зашатался – и все началось снова: еды, еды-еды, ЕДЫ-ЕДЫ-ЕДЫ… Кашель душил его; он пронесся по Брайдл-Пат, мимо Иглы Клеопатры и бросился наконец в придорожные кусты.

Он больше не мог идти, легкие горели, сердце выбивало путаную дробь. Это место благоухало горячей, сильной плотью. Каждые несколько минут мимо проносился очередной бегун. Он прислушался к одному из них – легко дышавшему здоровяку. Слишком силен. Затем к другому – этот полегче, но он еще недостаточно устал. Его жертва должна быть совершенно измотана долгим бегом. Вчера маленькая Алиса чуть не одержала над ним верх. А сегодня он еще слабее. Отчаянно цепляясь за жизнь, он стал выуживать крохи прошлого из разрушавшейся памяти – того прошлого, которое казалось ему сейчас лучшим временем всей его жизни, ибо тогда он еще не знал Мириам. Он вспоминал покрытый травой склон в Хэдли, где они с Присциллой лежали ветреным весенним днем, опьяненные медовым ароматом вереска. Облака гонялись друг за другом по небу. Господи, какие чудесные были времена! Этот век утомил его своими скоростями, своими бесконечными драмами – как тихо, как славно было раньше! Давно уже нет старого поместья Хэдли – детский приют построило на его развалинах это странное популистское государство, пришедшее на смену Империи.