Евангелие от обезьяны

Были книги, фильмы, музыка. Да, да, не только Азимут писал музыку под разъемом.

Но Азимут… Он был особым экспонатом. То, что он сделал, это же… Такого просто не случалось никогда за всю историю человечества. Если только не считать того парня, который катался на ослике и которому за это пробили ноги и руки гвоздями. Но никто ведь не знает точно, был тот парень или нет. Верить-то верят, а знать-то не знают, в этом фишка! А Азимут – вот он, стоит на сцене, и толпы смотрят на него, и они верят и знают, они дышат с ним одним воздухом. Это как шампунь и ополаскиватель в одной иконе! Мессия, которого можно было потрогать. Не какой-то там персонаж вечного бестселлера, а самый настоящий человек из плоти и крови. Но – он мессия.

И этот человек поимел мир. Весь! И всех: хиппоз, и солдатню, и нацистов, и толстых бюрократов из парламентов, и уличных шлюх, и удолбанных кокаином яппи. Всех! Прямо в мозг! И миру это понравилось. Миру вообще нравится, когда его имеют в мозг.

И тогда парни с окурками в карманах осознали, что это – рычаг, который нужно иметь под рукой. Это оружие, с помощью которого можно всю долбанную планету засыпать окурками, и всем будет плевать. Все будут счастливы.

Потому что воевать, используя боль, горе, страх за близких, чувство вины, чувство потери – мы уже умели. Мы были в этом натуральные профи, хрен переплюнешь. Но кого этим удивишь? Это скучно, это вываливается из трендов. Вы просто вспомните, как пугало когда-то словосочетание «чеченский след»! И как раздражало и навевало скуку оно потом. Потому что тренд – не советский народ, тренд нельзя доить постоянно. Привычная война не могла поразить медиапространство с достаточной силой, уже нет.

А вот воевать, заставляя людей чувствовать себя счастливыми – это, мать вашу, хардкор, это самое крутое диско за всю историю человечества! Это такое оружие, которое невозможно победить. Потому что люди будут трясти своими счастливыми задницами под зеркальными шарами, и им будет плевать, что под ногами голый бетон, а вокруг только стены, колючая проволока и решетки, а прямо за стенами и колючей проволокой горы трупов, ну и что? Они воняют, ну и что? Там, в этих барханах из человеческих отходов, матери, братья, отцы, друзья, ну и что? Если человеку в кайф, никто не сможет доказать ему, что он не прав. Обломается! Зачешется доказывать!

Совершенное оружие – вот что принес в этот мир Азимут. Нейтронное счастье! Испепеляющее – на радость всем. Заставляющее улыбаться посреди руин и отработанных гильз. Лучше всех наркотиков, лучше всех подарков, лучше долбанных грузовиков Санта-Клауса. Рай на человеческом фарше. Рейв любви среди трупного смрада. Абсолютное оружие.

А у основания всей этой карусели из говна и приведений стоял наш старый знакомый –Геронян. Старый добрый доктор Айболит. Человек со скальпелем. Человек в белом халате. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы это понять, банально сложив одно и другое. И незаметные мужички поняли.

Работу Героняна официально запретили, самого отправили валить лес туда, где всегда плохая погода, навесив, ничтоже сумняшеся, ярлык «преступление против человечества». Ну а по дороге старенький эскулап отбрасывает коньки. Здоровье-то уже не то, а условия в пути, сами понимаете, далеко не пятизвездочные. Вот, собственно, и все. Исследования Героняна публично уничтожены, сам Геронян чуть менее публично похоронен, и дело его жизни – случайный протуберанец на ослепительном кумачовом солнце.

А немногим раньше некто, скажем, некто в пальто, умудрившись не попасть под влияние музыки Азимута, стреляет в мессию. Прямо на концерте, валит на сцене перед толпой зрителей. Свидетелей – тысячи! Но убийцу так и не смогли найти. Экая незадача. Наверное, он смешался с толпой. Незаметный такой мужичок с пластиковым пакетом в кармане. И все вроде бы логично. Не подкопаешься. Слишком гладко, конечно. Даже как-то подозрительно гладко. Но это отсюда. Из второго десятилетия двадцать первого века. А тогда было не до деталей.

Вот так вот.

Но во втором десятилетии двадцать первого века, аномально-жарким вечером я ехал с Героняном в одной машине. И да, он был чертовски стар. Но все-таки жив. Он был жив все это время! И все это время он что-то делал. Как думаете, что? Над чем же работал старый добрый доктор Айболит? И на кого?

Для меня все стало очевидным уже в тот момент. Я получил ответы на все вопросы, которые не стал задавать однажды. На все.

Кроме одного.

Зачем незаметным мужичкам понадобилась Нико? Именно в тот день, когда долбанный сукин сын Азимут решил вдруг воскреснуть?

Улица Вилиса Лациса в районе дома 11, корпус 4 оказывается катастрофически неинтересным советским гетто. Таким, знаете, где собаки ссут на сохнущее во дворах хрущевок белье, мусор выбрасывается из окон и круглый год все коричневое. Обгаженные дома с угловатыми наростами самодельных лоджий мутантами выплывают из тумана: Родина! Вот уж не думал, что Эраст влачит свое бесполезное существование в подобных условиях; а впрочем, не мне, получающему зарплату в том же издательском доме, сему факту удивляться.

Четвертый корпус я ищу битый час: дома стоят в абсолютно произвольном порядке, не поддающемся осмыслению. Как-то раз кто-то из моих друзей молодости выдвинул по накурке теорию, согласно которой советские архитекторы семидесятых проектировали такие районы следующим образом: архитектор съедал порцию макарон, выжирал залпом бутылку водки и блевал. А потом смотрел, как лягут на землю макаронины, и срисовывал с них вертикальную проекцию будущей социалистической стройки. Если посмотреть на такие районы через Google Map, это не кажется таким уж абсурдом.

Мимо окна «Яги» в тумане проплывают, как пленные румыны в лодке под Сталинградом, сомнамбулы не похмелившихся аборигенов. Усатые рабочие, доходяги в помятом, некоммерческие интеллигенты с вонючим «Петром I» в зубах, не успевшие диверсифицироваться в менеджеров. Однако после Зомбаланда это унылое шествие неудачников кажется мне зажигательным карнавалом в Рио. По крайней мере, здесь не трахаются на капотах машин, не мочатся мне на стекло и не тыкают пушкой в голову. Жизнь налаживается.

Точнее, налаживалась бы, если бы я не начинал залипать. Таков уж побочный эффект всенощного бодрствования под опиатами. Ты готов двигаться и разговаривать еще полсуток, но стоит занять статичное положение – и глаза закатываются, голова падает на плечо, и ты впадаешь в довольно гаденькую, липкую полудрему. А мне, к сожалению, приходится тут сидеть именно что статично. Я собираюсь допросить Порокова, а для этого надо выследить его у подъезда.

Кто бы мог подумать, что спасет меня снова мой малыш. Звонок уже подзабытого за ночь мобильника враз выводит меня из состояния мутного залипа. Дружище Стас. Я знаю, ты никогда не бросишь папку в беде.

– Папа, привет! Ты уже нашел своего бога?

– Доброе утро, дружок! Пока еще нет. Мне все время кто-то мешает. Но я уже сел ему на хвост.

– «Сел на хвост»? Это как, пап?

– Это значит, я уже дышу ему в задний бампер, сынок. И теперь ему от меня не оторваться. Дело времени.

– Я понял. Это как Чико Хикс все время дышал в задний бампер мистеру Кингу?

– Именно. Только Чико так никогда и не догнал мистера Кинга, а я своего мистера уже почти догнал. Преследую его, да.

Без сна и под наркотиком слова кажутся влажными. Произношу слово «преследую» и думаю, что на самом деле нет, я опять ему вру, – потому что не я преследую: преследуют меня. Кто и что? Да хотя бы неудачи.

– Чико догнал мистера Кинга, пап. В самом конце фильма. Он играл нечестно, он столкнул мистера Кинга с трассы и, когда тот сломался, догнал и обогнал.

– Нет, ну это не считается! Велика удаль – догнать и обогнать того, кто сошел с дистанции. Этому радуются только неудачники, сынок. А мы с тобой не из таких.

«Мы с тобой», конечно. Не надо обобщать, парень. Насчет Стасика говорить пока рано, а вот ты, похоже, следуешь совсем не по тому маршруту, про который ему врешь. И да, кстати: ты снова ему врешь.