Страница 7 из 108
Подсвеченные здания набережной проносятся мимо в направлении, обратном нашему движению. В тонированном стекле параллельно движущейся «Яги» поблескивает мириадами огоньков отраженная Сена, а за стеклом Александр Выхухолев, один из авторитетнейших автожурналистов страны, продолжает, к вящему моему удовольствию, вымывать вискарь из правого глаза при помощи подручных средств. Подумать только – а я ведь, в прямом смысле слова, залил ему шары. Кто-то рассказывал мне, что, если капнуть в каждый глаз по капле водки из пипетки, можно уйти в такое же говно, как от выпитого классическим способом литра. Градус бурбона и водки одинаков, а значит, капля Джека Дэниелса в одном глазу Выхухолева эквивалентна 0,5 того же напитка, принятого перорально. А ведь он же пил еще и до этого! Вот было бы здорово, если бы его сейчас развезло и он повторил подвиг Пухейского.
Хмель пытается отвлечь меня от моего сизифова камня (Митя оценил акт в отношении Выхухолева и плеснул еще), но тщетно; еще пять минут назад это казалось невыносимым, но теперь одновременно грустно и прекрасно. И я, вывалив голову в открытое окно, запрокидываю ее вверх и улетаю прямо в волшебное парижское небо, в то, от которого я когда-то отказался. Впрочем, я еще не знаю главного.
Я не знаю, что меньше чем через десять часов, после утомительного ужина невкусной едой в малоизвестном ресторане, после пьяных прощальных лобзаний капота «Яги», после часа блужданий по катастрофически растянутому в пространстве аэропорту «Шарль де Голль», после идиотских, в традициях новой моды, аплодисментов экипажу за посадку, после муторной абстинентной толчеи на паспортном контроле третьего терминала Шереметьева, – я еще не знаю, что после всего этого я плавно осяду возле ближайшего развала с московскими газетами, потому что на первых полосах всех без исключения московских газет самой кричащей гарнитурой будет набрана одна и та же главная новость дня: Азимович вернулся.
...как зомби. Целая площадь, понимаете? Хиппи, бладхеды, кислота, пауки, готы, хардкорщики, панки, шлюхи, профессора, слесари, водилы, красные, коричневые, голубые, чернозадые, желтозадые, белозадые, долбанный, мать его, ковчег. В нормальной ситуации там бы началась бойня, там бы кровь тоннами в коллекторы уходила и забивалась в каждую трещину асфальта!
Но это была ни разу не нормальная ситуация, это было похоже на то, что пытался когда-то делать Уорхолл. Много ярких красок и никакого смысла. Как будто все эти люди решили поиграть в Вудсток, но только не настоящий, а такой, из фильмов, с картинок, и потому идеальный, без голых удолбанных детей и дерьма под ногами. Даже если бы Кен Кизи закинулся метамфетаминами, сошел с ума и стал Богом – все равно эта ситуация не была бы нормальной. Даже если бы одесную его сидел Бротиган, и вместо псалмов пел что-нибудь из Grateful Dead, а Гитлер отрастил замшевую жилетку и вставил в ухо колокольчик. Это не могло быть нормальным ни при каких раскладах. Этого вообще не могло быть, не на этой планете. Но было.
Они все стояли там, головы подняты, на лицах улыбки. Как будто всем прямо перед входными турникетами засыпали прямо в мозг почтовые марки доктора Хоффмана, и всех одним разом накрыло вселенским приходом счастья.
И я был единственным на той площади, на кого музыка Азимута не действовала. Вообще. Никак. Никакого транса, никаких сверхощущений. Ничего. До этого момента я думал, что, может быть, если услышу эти вещи живьем, то все разъяснится, и я хотя бы пойму, что происходит с миром, куда он вдруг рванул, и почему я остался на платформе и машу синим платочком вослед уходящему поезду.
Но, знаете, я ничего не почувствовал...
Зато я кое-что заметил. Смешную штуку. Бладхеды не затаптывали хиппоз гриндерами не потому, что воспылали вдруг любовью ко всему и вся, нет! Они их тупо не видели, они вообще ничего не видели, им на все было наплевать. Они были просто счастливы. И все… Безотносительное, абсолютное, эгоистичное счастье. Вот что давала им музыка Азимута. И вот что меня напугало. Они же были как зомби. Все поголовно. Жуткое нойзовое вуду, и Азимут – их Барон Суббота. Или Доктор Шприц, без разницы.
Вы заметили, что сейчас музыка Азимута вообще ни на кого не действует? По крайней мере не так, как тогда, что-то ослабло, или сломалось, или нервные окончания адаптировались и им теперь нужна новая доза, а взять ее уже негде. Большинство людей способны слушать его музыку относительно спокойно. Не равнодушно, нет, но спокойно. Какая-то магия ушла.
Я думаю… В смысле, я не уверен, но мне кажется, Азимут нарушил основной закон религии, и в этом все дело. Он не обещал бешенного кайфа в неопределенном будущем, или после смерти, или... как это... "пусть не мы, но наши внуки", или "воздастся за грехи и да возвысятся праведники", понимаете? Он давал это ощущение здесь и сейчас, в этот конкретный момент, там, где вы стояли, не отходя от кассы. И – да, какое-то время это работало. Но музыка перестала играть, а люди остались людьми. Ничего ведь по большому счету не изменилось. Вообще ничего. Это как с любой революцией. Сначала ты готов под танки кидаться ради нового светлого мира, а потом оглядываешься и понимаешь, что новый мир мало чем отличается от старого. Одно правительство сменилось другим, одни деньги заменили другими, а чаще теми же самыми, но с другим значением на финансовой бирже, граница сдвинулась на какие-то пару метров где-то под Владивостоком... Но какое мне дело до этой границы, если я сижу в Москве и вообще не разбираюсь в биржевых операциях? Ребрендинг. Три буквы поменяли на яйцо, именуемое овалом. И что? Этикетка перестала быть красной, теперь она синяя. Ну и что? Мне без разницы, с чем мешать вискарь, с пепси или с кока-колой, потому что разницы действительно нет. Цвет этикетки не влияет на вкус. А я ведь так надеялся, что влияет! И все надеялись.
Вот это и есть правда. Ничего на самом деле не изменилось, а вы ведь так верили, что изменится. Да и теперь еще кто-то верит. Апостолы... Это ничего, это нормально. Кто-то ведь до сих пор носит колокольчики в ушах... Верить – это неплохо. Я вам больше скажу, кое-кто по-настоящему поверил только после того последнего концерта, потому что верить в мертвого Бога проще, чем в живого человека. Ответственности меньше. Только что вы все сделали для того, чтобы эта вера проросла, чтобы земля стала плодородной, чтобы асфальт зацвел незабудками, чтобы, мать его, музыка звучала вечно без всяких батареек? Да ни хрена вы не сделали! Вам предложили заюзать щепотку нового, сильнейшего кайфа. И вы не стали отказывать себе в этом. Но дальше этого никто из вас не двинулся. Потому что вы люди. И вам – тоже слабо. Вы не захотели париться. А потому на самом деле – ничего не изменилось. Он старался. Но один в поле не воин.
И не надо мне рассказывать про президента Америки. Его сняли не потому, что мир изменился раз и навсегда, такого никогда не было и не будет. Его сняли из-за того, что он не смог оперативно приспособиться к кратковременному, но очень мощному социальному потрясению. Не успел сгруппироваться. Посмотрите на нашего секретаря КПСС. Это же орденоносный зомби, лысина до копчика, говорить толком не может, ботоксом сочится, да что там, он и ходит-то с трудом. Думаете, он просек тогда фишку? Нет! Он уже давным давно перестал просекать любые фишки. Но умение группироваться было вбито в него еще в партийной школе. Пришло с партбилетом, инсталлировалось в спиной мозг, и вот, пожалуйста, где сидел, там и сидит. И страна наша там же, где и была. СССР, могучая держава, одна седьмая, межконфессиональная империя всеобщего благоденствия. И лысина как блестела, так и блестит. Партия приняла факт существования Азимута, сгруппировалась, мутировала, но и не подумала сдвинуться с места.
Подождите, давайте прервемся. Надо открыть окно. Пит-стоп, ладно? Иначе я расплавлюсь прямо за собственным столом.
ОК... О чем мы говорили?