Евангелие от обезьяны

Я ехал в красном «Файерберде» Эль Лобо, на который никто не обращал внимания, и думал о том, что наверняка кто-то из этого стада под биллбордами не вернется домой этой ночью, сраженный аномальной жарой, упавший на горячий асфальт с кипящими мозгами, с отказавшим сердцем, высохшей в пыль кровью. И, разумеется, их будет немного, масштабы не сравнимы с войной, но, правда, сколько еще должен получить жертв усмехающийся бог, чтобы успокоиться? Чтобы набить свое брюхо и навсегда сгинуть?

Эль Лобо Старший все время повторял: «Лишь бы не закипеть», – и поминал своего святого Уастарджи. Но нам повезло, в начале восьмого через все эти пробки и столпотворение мы доехали до Котельнической, а там свернули в какие-то дворовые лабиринты. В тех дворах располагается что-то вроде грузовой базы. За бетонными плитами забора – обычными, без вышек – стояли десятки, если не сотни поставленных друг на друга контейнеров. Вялый от жары охранник в будке на воротах еще издали узнал машину братьев Эль Лобо и поднял полосатый шлагбаум. Без вопросов, без пропусков — просто поднял шлагбаум и стал смотреть в другую сторону. Старший уверенно свернул в один из коридоров между контейнерами, потом свернул еще раз и еще, и кружил по этому лабиринту минут пять. Выкинь они меня из машины, я бы не выбрался до следующего утра.

Потом «Файерберд» остановился, и мне велели выходить. Старший остался за рулем, младший вылез вместе со мной. Тут же образовался какой-то мутный тип в спецовке и с красной обгоревшей физиономией.

Не было сказано ни слова, Младший просто кивнул и остался стоять. Тип в спецовке открыл нижний контейнер, и Эль Лобо велел мне забираться внутрь. Но я не сразу пошел. Видите ли, не так-то просто войти в контейнер, зная, что его потом закроют за твоей спиной. Я спросил: «И что дальше?» И тогда тип в спецовке достал из-за пазухи такую длинную наклейку, на которой было написано «ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ГРУЗ». А Младший сказал: «Мы наклеим это на двери контейнера. Это бумажка с правильными словами, Бар. В этой стране все делается с помощью бумажек с правильными словами». Я сказал: «Слушай, да я такую ерунду на ближайшем принтере любым тиражом сделаю». А он засмеялся и ответил, что ее и сделали на ближайшем принтере. «Но представь, – сказал он, – придурок, который будет принимать этот груз и увидит эту наклейку, он, может, и подумает, что это фейк, но внутрь не полезет. Нет! Потому что – а вдруг не фейк? И тогда он просто оставит контейнер на таможне, и там его откроет наш человек и выпустит тебя. Понимаешь?» Я сказал, что не уверен в этой схеме, но Эль Лобо Младший ответил, что они уже не раз это проворачивали, и проблем не возникало. В общем… Я сказал: ОК, давайте попробуем, и вошел внутрь.

Как ни странно, в контейнере было прохладно. Наверное, это был какой-то специальный контейнер, чтобы возить скоропортящиеся продукты, не знаю, я, как вы понимаете, в контейнерах не силен. А еще там было кресло, привинченное к полу, с ремнями, как в самолетах. Младший велел мне сесть и пристегнуться. Я так и сделал. Они закрыли двери, стало темно и тихо. Я даже не слышал, как уехала их машина. Идеальная звукоизоляция.

Такое ощущение… Как будто весь мой мир накрыло глобальным скринсейвером. Снова дико захотелось выпить, просто до одури. Как когда-то, в лучшие мои дни. Но я же сидел в долбанном железном ящике! Там не было ничего, даже звуков. И я подумал, что если стены контейнера не пропускают звуки и жару, то наверное, они не пропускают и кислород. И если у Эль Лобо что-то пойдет не по плану и их человек не откроет контейнер вовремя, то точно так же, как не стало звуков и света, не станет и меня… Странно, но меня это не испугало. Наверное, я слишком устал за этот день.

А еще я вспомнил, как читал где-то, что это будет безболезненно. Я просто отключусь от отравления углекислым газом, в который мои легкие перегонят весь запас кислорода…

Бар, бедолага. Любитель немодного серфа и еще менее модного бумагомарательства… так о нем говорили. Горячо! Вот теперь-то в яблочко.

Я не очень хорошо его знал, вот в чем все дело. Потому-то и не вспомнил сразу. Зато вот запомнил его сестренку. Да так, что двенадцать лет спустя, как охотничий пес, на нюх распознал волшебную маленькую девочку в хоть и вожделенной, но до рвоты неромантичной go-go-girl.

Потому что трудно забыть случаи, когда вам являются ангелы; а тогда, в конце девяностых, эта девочка была именно что ангелом, ангелом младшего школьного возраста. С этим соглашались все, кто хоть раз видел ее на вечеринке у Бара. И даже если самого Бара потом забывали, то ангела помнили не в пример дольше. Слишком уж редко на земле встречаются такие создания.

Понимаете ли… Есть обычные дети – их замечают только родители. Есть милые дети – милые настолько, что их образы тиражируются в коммерческих интересах (и здесь без разницы, фильм это «Шестое чувство» или журнал «Мой кроха», например). А есть дети неземной породы, которых вообще не характеризует факт, заметил ты их или нет. Наоборот, он характеризует тебя: заметил – ты небезнадежен для Бога.

Не факт, что вы поймете... Но вот Лина. Сейчас она стала по-настоящему красивой женщиной, которую, как и любую красивую женщину, хочется долго и счастливо драть, разложив в непотребной позе на горизонтальной поверхности. Но только-то и всего. А я знал ее ребенком. Расхоже, да; но вот оно-то, эта самая расхожесть, как раз и делает детское похлопывание крупнокалиберными анимэ-глазками самым близким к божьему совершенству феноменом. Ангел, милый ангел! его ведь никогда не узнаешь с первого взгляда.

Однако мозг наш странен. Стоит мне идентифицировать Лину как ангела (пусть ныне и падшего), ко мне тут же возвращается все то человеческое, которое нам, апостолам, не чуждо. Проще говоря, я обхватываю Лину сзади и начинаю романтично поглаживать лапами третий размер; физиология включается тут же. Ну и да, конечно: при этом думаю я вовсе не о сексе. Просто есть вещи, которым противиться грешно. Как в чертовом Париже.

Бар, бедолага. Грустный бумагомаратель, ходячая трагикомедия. Теперь, неспешно поглаживая грудь твоей сестры, я вспоминаю и тебя.

Не сказать, чтобы мы были особо близки, но пересекались на вечеринках регулярно. Пару раз даже отправлялись в составе одной компании в приключенческие трипы по ночной Москве – как раз в те самые, спонтанные и безадресные, каждый из которых мог закончиться в подземном озере с водами Неглинки или на крыше новоарбатской многоэтажки у вертолетных огней. Я даже вдруг выуживаю из недр памяти – вот уж где происходят по-настоящему странные вещи – забавную историю возникновения погоняла: поначалу кто-то из высоколобых прозвал его так в честь гибсоновского Барритауна, но все остальные были уверены, что Бар получил кличку из-за банальной страсти к пьянству. Бухал он многовато даже на фоне всех нас.

– Их-ах, – начинает похлипывать девушка так, как будто она дает мне не ради попадания на страницы «Гедониста», а из сексуального интереса. – Их-ах.

Что плохо, так это то, что Бар был одним из тех придурков, которые на заре компьютеризации всея Руси зачем-то просверлили отверстия для штекеров в своих глупых головах и стали Разъемщиками. Я всегда удивлялся, что в такой компании делал Азимович, и вопросы у меня отпали лишь после осознания его мессианства. Все ж Божий посланник имеет право немного модифицировать тело для быстрого подключения к интернету, правда? А вот остальные… Вы помните, поначалу показалось, что это и впрямь недурно: тот же Бар, например, написал под разъемом не самую плохую книгу (я, правда, прочесть ее так и не удосужился). Кто-то что-то нарисовал, кто-то снял крутой фильм. Но потом, не прошло и пары лет, всем им вдруг разом перестало фартить. Неистовый водопад животворящих культурных феноменов, который был обещан Разъемщикам, оказался хилой прерывистой струйкой, этаким затрапезным «писающим мальчиком», и иссяк после первых же капель. И Бар вроде как решил бороться с этим радикально. Люди, близкие к телам и крутящиеся в теме, поговаривали, будто есть некие цифровые наркотики – что-то типа zip-файлов с запакованным в папочку кайфом, который потом разархивируется в мозгу и тебя прет так, как от десяти доз кокаина и пяти кляссеров, набитых марками ЛСД. Вот их-то Бар якобы и качнул через разъем. Ну а постфактум уже выяснилось, что мозг от этой радости скукоживается, как сухофрукт, выгорает и деградирует. Так рассказывали. Не знаю. Я никогда не был приближен к этой братии настолько, чтобы судить ее компетентно.